Мельница Ранкура

– Тогда бедная родня устала ждать наследства, ? хмыкнул Симон.

– У нас нет родни, ? уверенно произнёс подросток. ? Мы с братом единственные наследники семьи.

– Не будь дураком, малец. Вряд ли головорезы просто так явились в особняк. Грабители не полезут в дом, полный хозяев и прислуги. Они явно шли убивать. Их точно кто-то нанял. Теперь ты понял, что твоё наивное желание отправиться к интенданту глупо? Даже если гвардейцы разыщут разбойников, маловероятно, что они выдадут того, кто им платил. А стало быть, зачинщик останется на свободе. И что это означает, парень?

– Что? ? Удивлённо вскинул взгляд Робер.

– Что ты и твой братец останетесь ходячими мишенями.

Подросток прикусил губу и задумался. Вот проклятье, почти те же слова говорила и Жеральдин. Выходит, им с Люсьеном уготована жалкая участь гонимой страхом добычи?

– Не лучшее время для размышлений, ? рассмеялся Ранкур. ? Все мысли так отчётливо отражаются на твоём лице, что можно с точностью прочесть их. Ты еле держишься на ногах, парень. Отправляйся спать. Не то ткнёшься в стол носом, и мне придётся нести тебя на руках. Роль доброй нянюшки меня никогда не привлекала.

Робер послушно поднялся и, покачиваясь, добрёл до лежанки. Усталость и впрямь обрушилась на него, начисто лишив сил. «Это всё сидр», успел подумать Робер. Несколько секунд он с сомнением оглядывал убогое ложе, но, отбросив брезгливость, едва ли не рухнул на жёсткий тюфяк и провалился в тяжёлый сон.

Несмотря на крайнюю усталость, спал он плохо. Тощий тюфяк едва прикрывал доски, и Робер ворочался с боку на бок. Сын графа обладал достаточно чувствительной кожей, и соломинки, впивающиеся даже сквозь ткань камзола, вызывали у него нестерпимый зуд. Ко всему, навязчивый запах влажной шкуры назойливо проникал в ноздри его изящного носа. Проснувшись, подросток ощутил сильнейший озноб, хотя лицо его раскраснелось и глаза лихорадочно блестели. Он с трудом поднялся с лежанки и заметил сидящего у окна Ранкура, что неторопливо строгал кусок дерева.

– М-да… вид у тебя довольно унылый, сеньор граф, ? насмешливо протянул Симон.

– Должно быть, я немного простыл под дождём и снегом, ? осипшим голосом пробормотал Робер, присаживаясь на лавку и облизнув запёкшиеся губы.

– Какого чёрта ты завалился спать в мокрой одежде? Ах да, ты же господское дитя и не можешь заснуть без ночной сорочки и колпака.

– Сомневаюсь, Симон, что вы нарочно держите для гостей сии предметы, ? язвительно буркнул подросток.

– О, я смотрю, жар придал тебе дерзости, парень, ? рассмеялся старик. ? Впрочем, это неплохо. Однако, возвращаясь к твоему виду. Ты похож на хворого барана, Роби. И всё по собственной глупости. Ладно. ? Ранкур поднялся с места и, повозившись в крохотном ларе, вытащил заношенную блузу. ? На, сними свой распрекрасный наряд и переоденься. Штаны я тебе не предлагаю ? лежащему в постели они ни к чему.

Робер едва подавил брезгливую ухмылку, но перед глазами у него всё плыло и отчаянно хотелось согреться. Неловко путаясь в застёжках праздничного камзола и завязках панталон, он наконец разделся и теперь стоял нагишом, смущённо прикрывая низ живота скомканной блузой.

– Прежде чем получишь сухую одежду, я разотру тебя медвежьим салом, малец, ? деловито бросил Ранкур.

– Экая мерзость! ? вырвалось у Робера. ? Избавьте меня от такого завидного предложения.

– А не закрыть ли тебе свой милый рот, откуда всё равно, кроме глупого жеманства, ничего не исходит? ? Старик зачерпнул белёсо-жёлтую густую жидкость и начал энергично растирать спину гостя, словно не замечая его страдальческого лица.

Когда крайне неприятная процедура была окончена и Робер, облачившись в рубаху, что доходила ему до щиколоток, вновь улёгся на соломенный тюфяк, старик накинул сверху одеяло и свою поношенную накидку. После он обтёр ладони прямо о свои штаны и налил полный стакан сидра.

– Видел бы свою рожу, благородный сеньор, ? произнёс он. ? Тебя смутила собственная нагота или чудесная мазь?

– И то, и другое, ? сквозь силу шепнул Робер. В горле его саднило, и каждое слово давалось с трудом.

– Ах да, я позабыл, что малютка граф ? католик. Ваш Господь внушает, что нагое тело ? прибежище греха. Я не ошибся?

– Всё верно, Симон.

– Ну раз Бог наделил вас телами, значит он не против их наличия.

Подросток на минуту задумался и тотчас убеждённо возразил, что речь лишь о нагом теле. И, спохватившись, спросил:

– Отчего вы говорите «ваш Господь», разве вы не католик?

– Нет, малыш зануда, ? хмыкнул Симон.

– Силы небесные! Стало быть, вы гугенот или, того хуже, язычник!

– Опять не угадал. Ну ладно, не время для заумных речей. Выпей вина и постарайся уснуть, иначе хворь и вовсе сожрёт тебя.

Робер с готовностью осушил стакан горячего напитка и блаженно откинулся на засаленную подушку. Слабость и нега окатили его волной, он больше не дрожал от холода и, погрузившись в целебный сон, вовсе перестал замечать жёсткое ложе и колючий тюфяк.

Робер пребывал в странном оцепенении. Причудливые картины мелькали в голове, и юный граф вовсе перестал отличать сон от яви. Несколько раз ему виделось, что к лежанке подходит тот самый огромный волк, что гнался за ним в лесу. Но это совершенно не вызвало у него страха, а напротив, хотелось прикоснуться к серой, с рыжими подпалинами, шкуре. Затем янтарные глаза зверя приближались, и Робер видел Ранкура, обтирающего ему потное лицо или прикладывающего прохладную руку на его лоб. И наконец зимним солнечным утром юный де Клансье проснулся, ощутив, что здоров и ужасно голоден. Робер спрыгнул с лежанки и тотчас растянулся на полу, запутавшись в длинной блузе. Хохот старика вызвал у него досаду, но она мигом уступила место улыбке. Право же, он наверняка и впрямь был смешон.

– Силы небесные, сколько же я хворал? ? удивлённо воскликнул Робер, заметив изморозь на оконце.

– Всего несколько дней, сеньор неженка. ? Кивнул Симон, наполняя облезлое блюдо огромными кусками мяса. И хотя оно вновь оказалось полусырым, Робер с аппетитом принялся за еду.

– Послушай, Роби? ? внезапно обратился к нему старик. ? Скажи по совести, за кого ты меня принимаешь?

Подросток удивлённо вскинул на старика взгляд и, вздохнув, решительно произнёс:

– Не в обиду вам, Симон, думаю, вы натворили дел и вынуждены скрываться в эдакой глуши. Или… или… сбежали с каторги, ? опустив голову и заливаясь краской смущения, добавил он.

Старик с минуту молчал, приподняв брови и приоткрыв рот, но после разразился таким громким смехом, что заколыхался сидр в бутылке.

– Ну и ну, ? утирая глаза, бросил Ранкур. ? Кажется, я был готов к любому ответу, кроме такого. Ты или ужасно наивен, или боишься сам себе признаться в подозрениях. Да-да, сдаётся мне, что ты действительно почти догадался, но ужас и отвращение заставляют тебя счесть подобные мысли плодом воображения.

Робер не нашёлся что ответить и теперь сидел молча, отчаянно соображая, что угодил в очередную переделку. А ведь старик прав: смутные видения, пожалуй, вызывали некие мысли относительно сущности Симона, но разум отметал их, не желая испытывать животный страх.

– Что ты знаешь про оборотней, парень? ? спокойно спросил старик.

– М-м-м, это посланники ада, что принимают людское обличие, дабы сбить с толку людей. И… и в полнолуние подстерегают несчастных. Укус оборотня мигом превращает бедолаг в таких же приспешников дьявола.

– Бубнишь, словно отвечаешь урок гувернёру, ? хмыкнул Симон. ? Увы, эти россказни гуляют по свету достаточно долго, обрастая немыслимыми подробностями. И отчего-то страстью к сочинительству про нечисть обладают люди, вовсе не смыслящие в этом.

– Ну да, по-вашему, все рассказы про оборотней ложь и выдумки? ? запальчиво возразил Робер. ? Почём вам знать, как обстоит по правде?!

– Просто по тому, что ты, задиристый дерзкий малец, вторую неделю делишь кров с оборотнем и вроде недурно себя чувствуешь.

По лицу Робера хлынул пот, сердце вздрогнуло и словно замерло в груди. Он вжался спиной в стену и расширившимися глазами уставился на старика.

– Пресвятая дева, святой Франциск… вы… вы… хотите погубить меня… Симон?

– Вот дурак! ? Скривился старик. ? Ты вообразил, что я оборотень-гурман, что неделю выхаживал хворого мальчонку себе на ужин? Послушай, парень, если не будешь таращить свои прекрасные глаза и трястись, как овечий хвост, я готов рассказать тебе кое о чём.

– Господин Симон… ? Робер судорожно сглотнул. ? С чего вы решились на откровенность именно со мной?

– У меня не осталось выбора, Роби. Просто не осталось выбора, ? задумчиво пробормотал старик. ? Моё время сочтено. Ну, ты готов слушать или бросишься в лес сломя голову в одной сорочке, сверкая голым задом?

Бледность исчезла с лица подростка, уступив место пылающему румянцу стыда. Его, Робера Антуана Монтель де Клансье, заподозрили в трусости! Да, но, услыхав подобные речи от собеседника, вряд ли даже взрослый и мужественный человек останется равнодушным. Робер сжал кулаки, дабы унять дрожь в пальцах, вскинул голову и, открыто глядя на старика, ответил, что вовсе не против его выслушать.