Между строк

– Ой, Алёнка… – вздыхает Ольга Андреевна тяжело спустя какое-то время и качает головой.

Это немое осуждение действует сильнее всяких слов.

– Ну что, мам? – смутившись, раздраженно уточняет Алёнка.

– А ты сама как думаешь?

– Ничего я не думаю.

– Я вижу, что не думаешь. А надо бы! Одно дело просто писать письма, а другое – залезть человеку в душу и играть его чувствами. Ты вроде бы уже большая девочка, должна понимать.

– Мам, ну, не преувеличивай, – просит Алёнка. – Не собираюсь я его чувствами играть.

– А как это называется? – резонно замечает Ольга Андреевна. – Ты лезешь в самое сокровенное – в мир двух людей. Каждая пара ведь – это особая вселенная.

– Мам, ты хочешь, чтобы Лёшку всё время так прессовали? – устав от давления на совесть, спрашивает Алёна. Она и без матери всё прекрасно понимает, но не собирается больше трястись в ожидании новостей, сходя с ума от бессилия.

– Конечно, не хочу, – соглашается меж тем Ольга Андреевна.

– Ну, вот и всё, – подводит Алёнка итог и прежде, чем мать успевает возразить, спешит пояснить. – Для меня выбор заключается только в этом, и я его сделала. В конце концов, я не собираюсь причинять парню вред. Напротив, хочу помочь уберечь его от ошибки. Да, возможно, не самым честным путём, но у меня нет дурных намерений, также, как и у его друзей. Ты же знаешь, я бы никогда не согласилась, если бы меня попросили о чём-то, что могло бы навредить человеку. Конечно, парню будет неприятно, когда он всё узнает, но я также, как и его друзья считаю, что лучше пусть будет неприятно, чем куча неприятностей.

– А я считаю, что ему не помешает научиться контролировать свои эмоции. Эта ситуация, как раз, бы ему в этом помогла. Ошибки иной раз полезны, – назидательно замечает Ольга Андреевна.

– А иной раз они ломают жизнь, – резонно возражает Алёнка, на что Ольга Андреевна только усмехается.

– И всё же подумай, прежде чем ввязаться в это дело, – советует она напоследок, целуя Алёнку в щёку. – Спокойной ночи, солнышко.

– Спокойной ночи, мамуль. Прости, что не дали тебе нормально отдохнуть.

– Ничего, я уже привыкла, – улыбается Ольга Андреевна и, выключив свет, покидает комнату дочери. Алёнка же, закрыв глаза, тут же засыпает, вымотанная напряженным днём.

Утром её будит настойчивый звонок в дверь. Дома в этот час уже никого нет, поэтому можно даже не надеяться, что кто-то откроет. Вспомнив, что должен зайти Гладышев, Алёнка нехотя поднимается с кровати и, накинув халат, направляется открывать дверь.

– Привет! Спишь что ли ещё? – неприлично-бодрым голосом удивляется Гладышев.

– Привет! Проходи, я пока умоюсь, – бросает Алёнка и спешит в ванную. Вернувшись же, обнаруживает, что Олег так и стоит в прихожей.

– А ты чего не прошёл? – недоуменно спрашивает она.

– Да времени нет. Я на днях на Север уезжаю, дел много, – сообщает он и протягивает ей небольшую коробку. – Это кое-какие Борькины письма. Прочитай, чтобы примерно понимать, какой он, и о чём они с Машкой говорили. Я там тебе написал на листке, что тебе нужно знать, так что разберёшься.

– А как вообще мы будем, если ты уезжаешь? – опешив от такого поворота событий, смотрит Аленка на коробку во все глаза. Она рассчитывала, что Гладышев будет курировать её заметки. Более того, писать вместе с ней, а тут такая подстава.

– Я пришлю тебе свой адрес, как обустроюсь. Если что, пиши, а вообще Миха будет к тебе заходить пару раз в неделю. По всем вопросам обращайся к нему. Он и за Лёхой присмотрит, – спешит успокоить её Олег.

– А как быть с почерком, у меня левая рука? И вообще, с чего начать? А с адресом что делать? – начинает паниковать Алёнка. Она не ожидала, что всё целиком и полностью ляжет на неё.

– Алён, не нагнетай. Скажи, что сломала руку и переехала. Машка давно собиралась, так что Борька не удивится. Месяц молчания тоже объясни переездом, сломанной рукой, ну, и в таком духе.

– И ты думаешь, он на это купится?

– Купится. Все стараются верить в лучшее и не замечать того, что может не понравиться.

– И ты тоже, как я понимаю, – иронизирует Алёнка, надавив на больную мозоль.

– Не в бровь, а в глаз, – невесело усмехается Гладышев, ибо он действительно верил, что Борька поймёт.

– Хорошо, я попробую.

– Напиши сегодня, чтобы я прочитал и написал своё. Надо же, чтобы наши истории не расходились.

– Ладно, я постараюсь.

Гладышев кивает и направляется на выход, но у самой двери останавливается и предупреждает:

– Не вздумай бросить, Алён! Если взялась, то доведи это дело до конца. Не хочу говорить тебе «иначе», ты мне нравишься, но, если подведёшь, я тебе это «иначе» покажу.

– Я поняла, – спокойно отзывается Алёнка.

Конечно, получить такое напутствие не очень приятно, но она действительно понимает опасения Олега, поэтому не видит смысла воспринимать его в штыки.

Попрощавшись, девушка спешит в свою комнату, где сразу же открывает коробку. Сверху лежит листок, на котором расписаны значимые даты: дни рождения, день встречи, день призыва; клички; имена; приметы и всё в таком духе. Бегло ознакомившись с характеристикой, Алёнка начинает смеяться.

Ей до сих пор не верится, что она согласилась на эту авантюру, но рассудив, приходит к выводу, что в её унылую жизнь не помешает добавить немного безрассудства. Пожалуй, это будет даже интересно.

Успокоив себя, Алёнка принимается за изучение писем Бори Шувалова. Почерк у него кошмарный. Она тратит не один час, чтобы разобраться, о чём вообще речь, при этом насмеявшись на целую жизнь вперед, хотя на самом деле, ничего смешного в прочитанном нет, напротив, грустно даже.

Прочитав больше половины, Алёна понимает, что Машка Скопичевская – законченная эгоистка, к тому же не отягощённая умом. Все разговоры так или иначе сводились к её глупым проблемам и каким-то левым людям, про которых она, видимо, писала. Зато о себе Боря практически ей ничего не рассказывал и, судя по всему, Машку устраивал такой расклад.

Алёну всё это до глубины души поражает и, чем больше она читает, тем больше негодует.

Как можно любить такую, простите, дуру? А то, что эта девица-дура, Глазкова с каждым письмом убеждается всё больше и больше. Один «Юсик» чего стоит.

Когда Алёнка в одном из писем обнаруживает фотографию Шувалова, то и вовсе выпадает в осадок. Назвать ТАКОГО брутального парня «Юсик» даже в шутку – это надо быть совсем ку-ку.

Если объективно, то красавцем Боря не был, все черты у него были грубые: широкий нос, квадратная челюсть, нижняя губа полнее верхней, взгляд исподлобья, торчащие уши… В общем, лицо из-под топора, как любила говорить Алёнка, но эта обаятельная полуулыбка и тёплый, будто всё про тебя знающий взгляд с хитринкой, делали грубоватое лицо невероятно-притягательным, цепляющим. И Алёнка не могла оторвать взгляд. Смотрела в искрящиеся весельем, зеленые глаза и чувствовала непреодолимое желание улыбнуться в ответ.

Такой её и застает Ольга Андреевна – зависшей над фотографией с загадочной улыбкой на губах.

– Всё – таки решила писать? – резюмирует она. Алёнка вздрагивает и поспешно сует фотографию в коробку.

– Решила, – покраснев, кивает и, засуетившись, достает тетрадь и ручку, чтобы как-то скрыть смущение.

– Ой, Алёнка, попомни моё слово, добром это не кончиться! Парень вернется и, в первую очередь, тебе голову открутит за такие шутки, – предпринимает Ольга Андреевна последнюю попытку образумить дочь.

– Не переживай, мамуль, в списке на откручивание головы я иду далеко не первая. И вообще он мне спасибо ещё должен сказать. Вживаться в его блажную шлёндру будет той еще прэлестью, – морщит Алёнка носик.

– О, он тебе скажет, не сомневайся! – предрекает Ольга Андреевна.