Разведенка

– Так, к сведению. – Сергей, покусывая губы, смотрел на нее без улыбки.

Люба посмотрела на него молча долгим равнодушным взглядом, махнула рукой, поставила меню на полку и ушла в дальний от стойки угол бара – к столику табакеро.

Вечер начинался. Иветт сказала Любе ходить везде за ней, смотреть, наблюдать, запоминать, что-то объясняла по ходу работы. Алина совершенно не хотела учить новенькую, Любино присутствие, ее неловкость и неуклюжесть по незнанию по сравнению с их отточенными, отработанными до механизма действиями ее явно раздражали. Хосе воодушевился, засиял, засветился широкой улыбкой, в которой еле заметно чувствовалась наигранность. Он похож был на оперившегося птенца, готовящегося к полету – взъерошенный, летящий, он скользил по залу, пританцовывая, словно ожидая радости от сегодняшней ночи и как будто чувствуя себя если не хозяином ресторана, то по крайней мере одним из главных его работников. Люба с интересом наблюдала за происходящими переменами. Погас свет. Три девушки-кубинки в красных атласных шортиках и коротких атласных же рубашечках, завязанных выше пупка, вышли к микрофонам, куда был направлен луч прожектора, и, освещенные им, запели, танцуя при этом в такт, плавно и красиво. Пели они сочно – другого слова подобрать было нельзя – голоса звонко и чувственно лились из микрофонов, и казалось, что это выступление в первую очередь доставляет удовольствие им самим. Люба завороженно смотрела, не в силах оторвать взгляд. Одна из девушек, самая красивая – кудрявая мелированная брюнетка с ярко-голубыми глазами в черных длинных ресницах, подмигнула Любе и широко улыбнулась красиво очерченными губами. Люба улыбнулась в ответ. Это были минуты латинской красоты.

– Нравится? – Спросила Иветт. – Ладно, хватит любоваться, пойдем, поучу тебя, а то потом будет много работы – не до тебя будет. Она подвела Любу к Р-Киперу, начала объяснять. – Сначала набиваешь номер стола, количество гостей, потом уже пробиваешь. Это напитки и алкоголь – чек выходит в баре. Здесь – она показала пальцем на экран, где было множество надписей – сами блюда. Салаты и холодные закуски выходят в холодном цеху. Горячие закуски, супы, гарниры и горячие блюда – соответственно в горячем. Ну, а тут – хлеб, соуса, здесь – сигары, это тебе пока не надо. Смотришь, кто и что заказал, идешь получать – сначала – напитки, потом салаты и холодные закуски, потом – горячее. Когда ты научишься, сможешь уже по времени ориентироваться. Когда у меня будет заказ – я тебя позову, попробуешь пробить. Зал мы делим по позициям – где чей стол. – Она показала бумажку с изображениями столов, лежавшую рядом с Р-Кипером. За мои столы еще никто не пришел. Ладно, иди пока, любуйся дальше, потом тебя позову.

Люба снова встала на свое место – на противоположном от пункта выдачи конце барной стойки, рядом с ди-джейской. Девочки все пели и лихо отплясывали в такт музыке. Прибывающие гости начали выходить на танцпол. Они танцевали – кто как умел, на разные лады перед поющей группой.

– Иди сюда! – Махнула ей Иветт, стоящая у р-кипера. – Пробивай: стол номер 01, имей в виду – в баре все столике нумеруются с нулем, а в ресторане – без, дальше – смотри, сколько гостей. Где 01 стол? Правильно, пять человек. Заказали коктейли: 2 Мохито, 1 Пинья Колада, 1 Космополитен, 1 Хемингуэй Специаль.

Люба растерянно искала на экране названия коктейлей среди наверное сотни подписанных мелким шрифтом квадратиков.

– Не торопись, пока нет никого. – Успокаивала ее Иветт. Запомни хорошо, даже лучше всего – если ты по своей вине пробиваешь ошибочно другой напиток или блюдо, то оплачиваешь его сама. И еще – в баре, вот он, – висит стоп-лист, в нем перечислены напитки, которые сегодня отсутствуют, к примеру закончились, на кухне – на стене, выходящей в коридор, – такой же, с продуктами и блюдами, которых нет. Так вот, если ты по невнимательности пробиваешь то, чего в ресторане временно нет – тоже оплачиваешь это сама.

Люба округлила глаза:

– Как это?

– Так это! – Насмешливо своим быстрым говорком передразнила ее Иветт. Правила такие. Ты пробивай, пробивай, не отвлекайся. Пинья Ко-ла-да. Да. Вот же она. Теперь салаты: 2 «Цезаря» с семгой, 1 – с тигровыми креветками. А, салаты запомнила, молодец!

– Кажется, это единственное, что я запомнила из всего меню. И еще греческий, потому, что сама их давно умею готовить. – Невесело вздохнула Люба.

– Салат с копченой уткой – один и один – с теплой телятиной и грибами, кстати, последний – очень вкусный. Я еще с тунцом люблю. Ну, ты потом все попробуешь. Да, самое главное для тебя – понемногу попробовать весь алкоголь, чтобы знать по собственному опыту, чем отличается, например, ром от текилы.

– Каким образом? Покупать в баре?

Иветт посмотрела на нее округлившимися глазами, звонко, долго белозубо расхохоталась, махнула рукой и шепнула:

– Узнаешь… А теперь приготовь приборы для салатов: вилка, нож и стой на выдаче у барной стойки – жди, когда бармены принесут напитки – поможешь мне отнести. Нужно учить тебя сразу и на деле. Чем быстрее окунешься в это, тем скорее начнет получаться.

Иветт куда-то стремительно направилась. Люба сложила стопочкой у Р-Кипера пять приборов, завернутых в бордовые салфетки, и встала сбоку барной стойки. Сергей принес два высоких стакана с прозрачной жидкостью и листьями внутри, положил в них трубочки, поставил и замер, пристально, молча, не мигая глядя на Любу.

– Что ты так смотришь? – Ей стало не по себе от этого тяжеловатого, непонятного взгляда.

Он помолчал немного, не отрывая глаз от ее лица, потом отступил назад мягко, спокойно:

– Я смотрю? Я не смотрю.

«Ненормальный какой-то» – подумалось Любе.

Тут подоспела Иветт, взяла коктейли, легким пружинистым шагом направилась через зал к столу – относить.

Через минуту Карлос поставил два коктейля, плескающихся в конусообразных бокалах на ножках. Сергей принес красивый белый бокал с шапкой из взбитых сливок наверху. На этот раз его взгляд, уже немного игривый, но все еще тяжеловатый, скользнул по Любе сверху вниз и, мгновенно поднявшись к лицу, остановился на глазах.

– Что, Сережа? – Окончательно смутившись, пробормотала Люба.

– Ничего. – Тихо ответил он и, не поворачиваясь, спиной вперед, не отрывая взгляда, пошел в бар.

«Гости» все прибывали. Официанты торопились, раздражались, Люба им скорее мешала – учить ее было попросто некогда. Иветт на ходу бросила, что ей лучше пока присматриваться, помогать разносить напитки и блюда, в общем, быть «на подхвате», убирать со столов грязную посуду, носить подносы с «гарбичем» – Люба уже запомнила, что так называлась эта посуда – наверх, на мойку, менять пепельницы и желательно после каждого окурка, брошенного в них, только ни в коем случае не разбивать – они ручной лепки, привезены из Латинской Америки, а так как гости их сами часто бьют, то пепельниц осталось наперечет. Люба рьяно взялась за дело. Она хватала каждый пустой бокал, лениво отставленный на край стола, каждый десять минут пробегала по залу с партией чистых пепельниц, взлетала наверх, к мойке с подносом, полным грязной посуды, высоко поднимая ноги, боясь упасть на ступеньках. Она старалась изо всех сил. А люди все прибывали и прибывали. Наконец, по центру зала невозможно стало ходить – он был наполнен, буквально залит, танцующими людьми, которые размахивали руками, прыгали в танце и не обращали внимания на снующих от барной стойки или из кухни к столам официантов. Самым поразительным для Любы было даже не количество танцующих людей, не их зажигательные танцы, из-за которых иногда просто страшно было пройти по бару – в любой момент можно было получить удар кулаком по лицу или укол шпильки в ногу, пронизывающий болью через все тело, да, люди могли сделать это не нарочно, просто не видя официанта за своей спиной – а то, что когда они шли с тарелками, полными дорогих блюд, или напитками к столам, «гости», видящие их перед собой, усмехались и продолжали танцевать, не желая отойти на шаг, принимая их за обслугу, низшее общество, недолюдей.

– Почему они не дают пройти? – Наивно спрашивала потрясенная Люба у Иветт.

– Не хотят. – Смеялась, удивляясь наивности Любиного вопроса, официантка. – Они пришли отдыхать, а не думать о нас.

– А почему тогда не сделать какой-нибудь проход для официантов, чтобы можно было разносить, не толкать гостей и не рисковать, в конце концов.

– Спроси у начальства или хозяина заведения. Они тебе обязательно все расскажут. – Симпатичный невысокий, но широкоплечий мужчина в рубашке, пришедший пару часов назад и сидевший то в одном, то в другом конце бара, вдруг оказался рядом. Он широко улыбнулся и подмигнул. – И куда пойти – тоже.

– Но неудобно же разносить, когда тебя толкают со всех сторон!

Он пожал плечами:

– Ну, это еще не самое худшее. Привыкнешь. Я, кстати, Александр, ночной менеджер. Со всеми вопросами, даже с такими нелепыми, – он широко улыбнулся, – ко мне.

К двум часам ночи веселье достигло своего апогея – группа закончила петь уже около часа назад, и зал наполнился людьми, танцующими впритирку друг к другу. Музыка грохотала, в раскаленном воздухе, от которого не спасали ни кондиционеры, ни вентиляторы, стояло сероватое марево табачного дыма. Многие гости уже едва держались на ногах, но от этого еще отчаянней прыгали. После прохождения по залу со стопкой пепельниц в руках, руки с тыльной стороны становились мокрыми от чьего-то пота, потому что постоянно скользили в тесноте по чьим-то мокрым спинам. Люба выдохлась, от нескольких часов беготни ноги стали ватными, в голове ухала музыка, все вокруг качалось.

– Ну, как ты? Устала? – Спросила вдруг Алина с искренне сочувствующей улыбкой. – Иди наверх, к мойке, там лавочка у стены, посиди – покури.

– Я не курю, месяц, как бросила, сыну обещала.

– Не думаю, что тебя надолго хватит. Через недельку закуришь. – Усмехнулась Алина и пошла в зал.

Любу, и правда, тянуло присесть хоть на секунду, иначе, казалось, она просто рухнет на пол – так гудели ноги. Она поднялась, села на лавочку – там уже курила Иветт, вытянула ноги, задумалась, повернулась к ней – в голове все качалось от усталости, язык еле ворочался во рту:

– У тебя есть сигареты? Дай, пожалуйста.

Иветт протянула ей пачку:

– Ты же, вроде, не куришь.

– Я уже не уверена в этом.

Иветт рассмеялась вновь:

– Уже куришь! Здесь все курят.

Люба сидела, прислонившись к стене, жадно затягивалась сигаретой, и молчала.

– Кофе попей. – Как обычно звонко посоветовала Иветт.

– Три часа ночи – какой кофе?!

– Три часа работы – у тебя впереди. – Усмехнулась Иветт, встала и пошла вниз по ступенькам – снова в бар.

Люба зашла на мойку, заварила себе из общей банки чашку крепкого кофе, вновь присела на скамейку, блаженно закрыла глаза. Она никогда не думала, что просто сидеть – это такое счастье. Чтобы это понять, нужно было девять часов провести на ногах. Кофе закончился, докуренная до фильтра сигарета лежала в пепельнице. Люба вздохнула, с трудом поднялась и на подкашивающихся ногах отправилась вниз – снова туда, в бар. Когда она была в дверях, Сергей, стоявший у бара с напитками, повернулся и встретил ее долгим игриво сверкающим взглядом. Люба отвела глаза. «Опять» подумалось ей с некоторой неприязнью. Мрачно-кокетливые заигрывания бармена начинали надоедать.

Люди уже не прибывали, но и не расходились. Танцующая в мареве дыма все сильнее пьянеющая толпа уже начинала пугать. Казалось, этот кошмар никогда не кончится. У столба в центре зала постоянно валялась разбитая посуда, маленькие круглые пепельницы, хотя их и часто меняли, стали похожи на белых ежей из-за торчащих наружу окурков. Композиция из скульптур у стены была завалена сумками, уставлена бутылками и банками, окурки тушили прямо в расплавленный воск свечей. Люба, всегда придерживавшая того мнения, что Бог – один, просто разные народы дают Ему разные имена, не могла смотреть на такое кощунство. Она убрала от скульптур пустую посуду, зажгла свечи и, прислонившись к стене, начала устало наблюдать.