Знают ли деревья

Теперь еще возится этот, как его там. Привяжешься к нему, что тогда? Если уж от собственного сына вестей раз в полгода, то как положиться на незнакомого человека?

На дом каскадом обрушился шум мириады холодных капель. Осенний дождь подрубал черенки желтых дубовых листочков, и те, отяжелевшие под каплями, валились на землю. Ветер в трубе затих, и прямые, как лезвия шпаги, капли пронзали старую крышу и, скатываясь по ней, переполняли накренившиеся металлические бочки под стоками.

Холодно. Внутри, очень холодно.

5.

Он зажег свет. Дом казался невыносимо пустым и холодным. Прошел в ванную и залез под горячий душ. Прикосновения теплой воды как будто сколупывали напряжение дня, размягчали замерзшее тело. Может, просто завернуться в халат и уснуть? Но нет… Пожалуй, не уснешь…

Мужчина обтерся махровым полотенцем, натянул домашнюю одежду и пошел на кухню. В эмалированной кастрюльке лежали две разварившиеся и уже два дня как остывшие картофелины. Он поизучал их некоторое время, перекатывая по дню кастрюльки, да и вернул ее обратно на плиту. Не то, чтобы он был не голоден, просто не хотел есть. Разевать рот и класть туда что-то, наполненное структурой и вкусом… В итоге он просто заварил себе чая. В холодильнике стояла начатая банка с вареньем, которую они открывали еще вместе с женой. Выругался и захлопнул дверцу, предпочтя пить чай пустым.

Он никак не мог отделаться от ощущения, что все в доме напоминает о ней, хотя жена забрала все свои вещи и даже фотографии, когда уезжала. Диван… Они покупали его вместе. Он очень не любил все эти поездки по магазинам, но она вытащила его, смеялась, как он ворчал, когда она водила его от дивана к дивану в мебельном магазине. Он еще говорил ей, что можно было просто по каталогу выбрать и заказать с доставкой на дом, а она возмутилась – надо же все попробовать! – и устроилась на ближайшем диване. Вот теперь этот диван стоял в его гостиной. Пустой.

Или вот торшер… Сказала, что это еще ее бабушки. Почему не забрала тогда?

Поднявшись по лестнице на второй этаж, он ушел в кабинет и повалился на маленькую жесткую софу. Здесь все было его.

Спихнув пыльные книги, разбросанные на лежанке, он пождал ноги, то ли от того, что софа была коротка, то ли ища в этой позе утешения, и закрыл глаза. За окном, по металлическому обводу крыши барабанил дождь и шумел в водосточной трубе.

«А вы ноктюрн сыграть могли бы на флейте водосточных труб?»[1 - Из стихотворения В.В. Маяковского «А вы могли бы?».], – пронеслось у него в голове. Да, она тоже любила стихи, но не те, что он. О стихах они говорили в свою первую встречу…

Хотелось выпить. Но он отмел эту мысль. Это удел жалких, считал он. А он не жалок, нет… Он просто болен. И эта болезнь отступит, как отступала любая другая. Мать сказала ему тогда – «мало ли мужиков бабы бросали? Это ей теперь сложнее будет. А ты себе еще и моложе найдешь!». После развода он старался не слишком часто показываться у родителей. Они жалели его. А он не мог этого выносить.

Вот старик… Тот совсем не жалел его. Даже подтрунивал. Это немного раздражало, но было куда лучше жалости.

Мысли о старике снова перевели его на родителей, и он даже поднялся и начал набирать их номер, но после шести цифр сбросил и снова обрушился на софу. Та обиженно скрипнула. Ей были не по возрасту такие кульбиты. Это была одна из тех вещей, что досталась ему вместе с домом, а дому, возможно, от каких-то революционеров, разграбивших богатую усадьбу. Изогнутая и аристократическая, на бульдожьих ножках и с потертой атласной обшивкой. Он мог бы отдать ее отреставрировать, но вместо этого она пылилась в его кабинете и служила местом склада недочитанных книг и недописанных бумаг. Теперь он лежал на ней. Недочитанный и недописанный.

«Вот интересно, что бы тот старик сказал, увидь его здесь, жалко скрючившегося на софе, – подумал он, – он тоже один, к тому же болен, но не жалок…»

Незаметно накатила дрема, и потихоньку тело обмякло и стекло по софе, ноги немного выступали за пределы неудобного лежака, а также одна рука, которую он до того пытался подсунуть под голову, но она не послушалась и раскрытой ладонью вверх повалилась, свесившись слегка с софы. Он спал. Ночью его разбудил жалобный крик совы. Ему уже приходилось слышать подобный в этих местах. Когда он покупал дом, то специально искал тихое место ближе к природе. Совы тоже.

Он встал, подошел к окну. Крик прозвучал всего раз и больше не повторялся. Распахнув окно, высунул голову на холод. Это освежило его. Он зажег свет и оглядел комнату.

«Вот отсюда, пожалуй, начнем».

Сходив вниз, мужчина вернулся с ведром и тряпками и приступил к уборке. Он выгребал все из шкафа, сваливая в кучу на полу, протирал полки, а потом садился разбирать то, что покрывало пол – что-то возвращалось на полки, что-то шло в снова собранные картонные коробки, оставшиеся от переезда.

К утру все в доме было перерыто и перевернуто, будто бы на человеческое жилище напал гигантский крот. Вещи валялись повсюду, стояли местами коробки, которые по мере заполнения выдворялись на улицу. Их судьбу разделил и диван с симпатичной оранжевой обивкой. Теперь он смотрелся как тыква для Хеллоуина посреди осенней листвы, устилавшей подзаброшенный участок. Кое-где вырисовывались недоделанные клумбы, которые, как и остальной двор, покрывал настил дубовых и кленовых листьев. Пара старых яблонь жалась к обветшалому забору. Ах, как много они планировали сделать здесь вместе, кода он покупал этот участок… Что ж, теперь он сделает все один. И на крыльцо была выставлена очередная коробка.

***

Он нашел его лежащим на полу в холодном доме. Теперь уже вызвал врача, более того – скорую. Но вредный старик и здесь проявил характер – от госпитализации отказался. После оказания помощи, врач отвел мужчину, вызвавшего скорую, в сторону и объяснил ситуацию. «Но ведь у него никого здесь нет, как же он отказывается, если ему нужен постоянный присмотр?», – врач пожал плечами спокойно так, словно это дело обычное: «Боится, что заберут… Они здесь все такие – дом, сад, лучше здесь, чем в больнице помирать. Но Вы не переживайте, Ваш друг крепкий дедушка. Просто никогда не знаешь, когда может повториться приступ, вот в чем беда. А в целом, он, и правда, вполне дееспособен. Вы сможете его навещать регулярно?». Мужчина сказал, что и так это делал, но видимо, нужно чаще. Врач согласился и протянул ему рецепт. «Проследите, чтобы принимал». И за сим откланялся, как говорится.

Мужчина некоторое время стоял у двери, изучая тонкий желтоватый листок в руке, потом убрал его в нагрудный карман и пошел к старику. Тот сидел на кровати с оскорбленным видом, словно его не спасли, а предали, вызвав врача. Это вызвало улыбку на губах гостя, прежде чем он смог удержать ее.

– Еще и улыбаешься… Доволен?

«Вот же… Еще уговаривать придется…»: – Вы хотели, чтобы я оставил Вас помирать на полу в Вашей промерзшей берлоге, так?

– А хоть бы и так! – «Надо было все-таки поблагодарить этого приставучего… Ведь правда же, помог… Но кровопийцу этого в белом халате зачем вызвал? Толку от них, только последние деньги заберут на лекарства или еще чего…»

– Чего Вы так боитесь? Мы же в России… Вас никто тут в дом престарелых насильно не отправит. Тут же никому до Вас, уж простите, дела нет. Помрете в хижине своей – никто и не заметит. Поэтому кончайте дуться на меня и примите уже спокойно мою помощь. Мне не сложно к Вам заходить. Работаю я частично из дома. Семейное положение… Вы мое знаете.

– Ну хорошо. Тогда забери себе хоть яблок из сада, что ли.

– Хорошо. Яблоки возьму. У меня старые на участке деревья, в этом году яблок не было. А сейчас я сварю Вам кашу и куплю лекарства. И Вы – будете – их пить.

– Вот еще!

– Тогда не беру яблоки.

– Еще картошку возьмешь – только ее выкопать надо.

– Хорошо… – «Ну началось…»

– И чеснок!

– Хо-ро-шо! А теперь кашу… Так… где кастрюля-то у Вас…

6.

Теперь он старался заглядывать к старику каждый день. Однако снова навалилась работа, и не всегда получалось пообщаться. Иногда он только проведывал больного, заносил продукты и настаивал на приеме лекарств. В выходной докопал картофель на участке старого ворчуна и чеснок. Хозяин заставил забрать часть. Эта трудовая повинность казалась мужчине чем-то наподобие искупления – за жену. Когда они были вместе, он очень много работал. Говорил ей, что так надо – что так он заботится, чтобы все было… Но еще тогда знал, что кривит, говоря так. Ему было интересно работать, проекты захватывали. А она вечно жаловалась, как ему тогда казалось. И он даже сам думал, что неплохо было бы как-то отдохнуть друг от друга. А потом она взяла да ушла.

И он понял, что не хотел этого.

Говорил себе: так лучше, или разберусь с делами и все исправлю…

Но лучше не было. Ему ее не хватало. Он не понимал, как раньше не замечал важности ее присутствия. И вот теперь со злостью и неистовством рыл картофель, изымал его из земли и отправлял в ведро. Как будто с каждой картофелиной уменьшался его долг ей.

Как же он раньше этого не понимал…

***

Нарыл картофеля вот, половину лопатой только поистязал. И что за человек? Впервые, видимо, лопату в руках держит. Надо было самому все-таки. Докторов натравил еще. Ну ладно, накопал и накопал. Все полезно.

Тело слушалось с трудом, но все же старалось. Тяжело было не злиться на себя за свою немощь, проще было ворчать на этого мужика в огороде, выдергивающего из грядок чеснок. Несчастное растение!

Все-таки встал, пошел, сказал ему. Он только разозлился да прибавил еще, чтобы ему под руку советов не давали. Вишь, какой гордый выискался!

Ходит в дом как на работу, еще и огрызается…

И все-таки начинаешь привыкать к нему. Плохо.

***

– Послушайте, если Вы будете делать такое лицо – больше не стану Вам готовить! Можно подумать – я профессиональный повар. Ешьте что дают. И вообще Вам такую пищу доктор прописал.

– Докторов слушать – помереть раньше срока…