Возвращение. Как перестать прощать и научиться любить. Взгляд психотерапевта

Среди моих клиентов встречаются иногда невидимые люди. На самом деле, они, конечно, видимые. Но не совсем так, как другие. Если не предложить им пройти в кабинет, они останутся на пороге. Если не предложить попить, никогда не попросят. Они сидят у меня на диване, и ноги у них обычно не достают до пола. Поэтому очень часто они сидят, поджав их под себя. Садятся на диван с ногами, и ноги под ними исчезают. И если спросить: «Вам удобно?», они отвечают: «О, да!». А если через полчаса спросить: «Вы чувствуете свои ноги?», они скажут: «О, уже нет», а ноги на пол не опустят. Сядут в позу лотоса. Такие люди вообще хорошо складываются: вдвое, втрое, в позу эмбриона. При необходимости они, кажется, могли бы даже поместиться в чемодан, как Ури из «Приключений Электроника». Помните?

Если предлагать им разные вещи: чаю, плед, сесть поудобнее, подложить под себя подушки, чтобы не опираться спиной о яму, окажется, что им от всего этого становится лучше. А если не упоминать ничего, что они могли бы хотеть, их желания не появятся, ни для меня, ни для них. Как будто, им нужно время от времени напоминать, что они есть, и что они даже могут чего-то хотеть. Сами они в этом не уверены, и довольствуются во всем самым минимумом. Иногда я могу сказать: «У вас руки белые», и тогда они говорят «О, да!», и размыкают сцепленные пальцы, и добавляют: «Я даже не заметил» или «не заметила». Или я могу спросить: «Что с вами, когда вы говорите обо всем этом?», и они говорят: «Ничего, все нормально», но дышать перестают через секунду после того, как прозвучал мой вопрос.

Это очень понятный бессознательный механизм: чтобы отрезать верхушку любого чувства, помогает остановить дыхание. Потому, что дыхание – одна из самых важных телесных функций. Если не дышать какое-то время, тело перестает быть чувствительным, остается только легкий туман в голове. А когда тело слабо чувствует, что с ним происходит, эмоционально человек тоже становится ровный и гладкий. То есть, если дышать с большими паузами и очень поверхностно, то можно таким образом регулировать свою эмоциональную жизнь. Мы все научились этому в тех ситуациях, когда иначе было невозможно.

Например, ты бежал изо всех сил и спрятался от кого-то большого и страшного. (Ты еще маленький, и когда ты сидишь на диване, ноги у тебя не достают до пола). От страха твое дыхание сбивается, но ты сидишь в углу этого большого дивана, в чулане, за деревом, в высокой траве или просто стоишь за углом и пытаешься справиться с дыханием. И если стараться не дышать, то, вроде бы, не так страшно. И, возможно, тебя не найдут.

Или – ты провинился и знаешь, что сейчас будут наказывать. Беда близко. У мамы характерным образом искривился рот. Или отчим очень знакомым тоном как бы переспрашивает тебя «Что-что?», и ты знаешь, затрещина – в следующем кадре. «Что-что» ему нужно для разгона, вообще его совершенно не интересует, «что» у тебя там. Он уже занес руку. Сейчас она резким движением прилетит тебе по щеке. Представляешь, что с твоим дыханием?

Они никогда не говорят прямо, чего хотят от меня или от наших встреч. Сначала это кажется странным. Но потом я начинаю догадываться. Они с детства хорошо знают, что они – проблема. Что сам факт того, что они есть – уже плохая новость. Поэтому возникновение у них желаний – это двойная проблема, они знают это очень хорошо. Как же они могут сообщить мне, чего ждут или в чем нуждаются? Прийти, сесть, замереть и исчезнуть в диванном углу – это и есть подвиг.

Невидимый человек обычно владеет разными удивительными способами уменьшаться, становиться менее заметным, более тихим, необязательным. Если он рассказывает вам жуткую историю про то, как он еле выжил, то это будет история, рассказанная ровным голосом на грани слышимости. Вы согнетесь вперед, чтобы лучше понимать рассказ, а человек, поджав под себя ноги, ровным-ровным голосом будет тихо-тихо говорить о том, как он сидел в слезах на крыльце горящего дома и не мог уйти, потому что в доме осталась кошка. И войти внутрь за кошкой тоже боялся, и это его спасло, потому, что очень скоро дом рухнул.

Передать человеку знание, что он – проблема, можно по-разному. Можно всегда ругать его, когда он появляется в поле зрения. И тогда он научается не попадаться на глаза. Можно всегда добиваться от него согласия, и хвалить только тогда, когда он полностью «совпал» с родителями. Можно нападать на его идеалы и увлечения, критиковать все, к чему он имеет привязанность и склонность. Можно не уважать его частное физическое пространство: входить к нему в туалет, рыться в его ящиках и портфеле, грубо будить его или не слушать, что он говорит. Можно не выполнять своих обещаний, обманывать и не просить за это прощения. Не обязательно бить ребенка, чтобы он вырос сомневающимся в необходимости своего существования. Достаточно своим поведением сообщать ему переживание необязательности его присутствия.

Одно из главных открытий с такими людьми состоит в том, что исчезать они научаются примерно похожими способами, а когда появляются, обнаруживаются совершенно разные люди. Это нормально, люди и должны быть разными, быстрыми и медленными, вдумчивыми и темпераментными, веселыми и не очень. С разными вкусами, привычками, пристрастиями. Но для того, чтобы индивидуальность могла обнаруживаться, необходимо позволение быть, а его у таких людей нет. Поэтому на первый взгляд такие люди удручающе похожи между собой.

В этом эссе я не буду рассказывать, как работать с такими людьми: мы учимся этому годы. Но общий смысл работы с остановленными переживаниями и следствиями этих остановок всегда состоит в том, чтобы запустить процесс собственного отступления в обратном направлении. Красота такой работы обычно состоит в том, что, поворачиваясь в обратную сторону, переживание отступления показывает нам весь исторический ход событий, только наоборот.

Так, сначала мы видим в терапии совершенно ровную поверхность (не) жизни человека, который сомневается в самой необходимости своего существования. Единственное, с чем мы вначале имеем дело – это с самой этой «ровной поверхностью». Я совершенно уверена, что терапевт, понимающий суть дела, может работать в любых парадигмах, и каждый сделает немного разные вещи по форме, а по сути – одно и то же. Телесный терапевт, наверное, попросит рассказать подробнее, как чувствует себя тело, когда человек сидит и не чувствует ног. Психодраматист поставит сценку, где главного героя сыграет другой, такой же замерший, потерянный, нелегальный, и протагонист (так зовется главный герой в психодраме) сможет спросить его, как он себя чувствует. Гештальт-терапевт (как я) скажет: «Всякий раз, предлагая вам что-то, я замечаю, что вы перестаете дышать. И всякий раз, замечая это, я гадаю, стало вам хуже или лучше от моего предложения». Как можно догадаться, во всех трех случаях ответ будет еле слышен, и он будет таким: «Я и сам не знаю, что для меня лучше».

Механизм, при помощи которого такие люди научились «не быть», (не хотеть, не злиться, не защищаться, не чувствовать радости, не сообщать важного, не предъявлять своих прав) распаковывается, как кочан капусты. Так, в ответ на мои вопросы о том, есть ли что-то что они чувствуют (или что они думают о том, что ничего не чувствуют) они начинают чувствовать хотя бы удивление. Замечая, что не дышат, начинают дышать. Замечая, что дышат поверхностно, делают пару глубоких вдохов, и вдруг чувствуют, как в кадр этого мгновения просачиваются краски.

Мир входит в сознание, как волна нового воздуха входит в комнату. Хочется пошевелиться: вдруг понимаешь, что сидишь, втянув голову в плечи, как в ожидании подзатыльника. Пошевелившись раз-другой, садишься иначе. Спускаешь ноги вниз, находишь носками пол: пальцы приятно щекочет высокий ворс ковра.

Вдруг выясняется, что за радостью оживания маячит страх. Чем глубже позволяешь себе дышать, тем становится страшнее. Но если не переставать дышать, то можно набраться достаточно смелости, чтобы начать этот страх понемногу рассматривать. В это время внутренний план сознания обычно начинают атаковать картины из прошлого. Все детские потери и горести, все юношеские метания, все обиды, все слезы и вся боль – теперь здесь. Знакомые лица заговаривают с нами: иногда это вспоминается именно, как звуки знакомых голосов («Моя дочь не может учиться на четверки»; «Желаю, чтобы тебе было так же тяжело, как мне»; «Иди сюда, я поговорю с тобой»; «Иди отсюда, я не желаю тебя видеть»; «Верни свое имя назад, ты мне больше не сын», «Лучше бы тебя вообще не было, жертва аборта»…).

Иногда мы видим картины без слов: мерцающий свет и тени, хлопки входных дверей, чьи-то уходы и приходы, синяя зимняя мгла с одним фонарем в левом нижнем углу окна, кто-то сдавленно плачет, и ты знаешь, кто и почему, но понимаешь, что нем и мал, и не можешь пошевелиться, как в дурном сне. И страх сковывает, мешая понять, что же тут можно сделать. Если не отступать и всматриваться в этот страх все более пристально, выяснится главное: все самое ужасное уже произошло. Тебя не всегда любили, тебе не разрешали высказываться. Возможно, тебя унижали, пугали или даже били, но ты выжил. И если ты дышишь, и, удивляясь этому, дышишь все глубже, тут ты начинаешь чувствовать, что твои руки сжимаются в кулаки: злость.

Злость – это благая весть, первое, что делает невидимых людей видимыми. Самое время приостановить эту длинную историю. Вы и так, наверное, понимаете, что в эти восемь тысяч знаков упаковано около двух лет еженедельных встреч. Когда-нибудь я напишу продолжение этого текста, хотя прямо сейчас я совсем не знаю, о чем он мог бы быть.

Упражнение «Сканер»

Как я и обещала в предисловии, в конце каждой части будет упражнение, которое поддержит вас в самоисследовании. А в конце третьей части будет даже два упражнения. Упражнения напрямую не связаны с содержанием прочитанных вами текстов, но полезны потому, что повышают общий уровень осознанности. Итак.

Когда мы говорим о дискомфорте в отношениях, которые мы почему-то не можем изменить к лучшему, в следующую минуту мы, вероятно, заговорим о зависимом/созависимом поведении в отношениях, это означает, что еще через минуту мы непременно произнесем какие-нибудь слова вроде «границы», «дискомфорт», «дистанция» или «слияние». Потому, что зависимое/созависимое поведение в отношениях предполагает слабое представление о границах (своих и чужих), низкую чувствительность к дискомфорту, недостаточный (из-за этого) навык модерирования дистанции (и физической и эмоциональной), и, как следствие, большой объем в личных отношениях и отношениях с собой и миром того, что мы называем «слияние» – низкая дифференциация… всего. Чего, спросите вы? Да всего, всего. Здесь круг замыкается, мы вновь приходим к слову «границы».

В разговоре о возвращении чувствительности хочу поделиться с вами упражнением под названием «Сканер». Оно широко известно в различных модификациях и восходит, вероятно, к восточным практикам медитации. Также это упражнение весьма популярно в телесноориентированных ветвях помогающих практик. В тренингах я его не использую, а вот в индивидуальной терапии оно бывает очень кстати. Нам понадобится самый простой его вариант. Оно длится 5—10 минут.

Сядьте удобно, закройте глаза. Проследите за тем, чтобы ноги/руки не были перекрещены, а ступни стояли бы целиком на полу. Если можно, лучше разуться. Замечая, как вы дышите, внимательным внутренним взглядом пройдите по телу, сверху вниз. Это похоже на сканер: внимание смещается равномерно, не торопясь, сантиметр за сантиметром. Не оценивайте сво ощущения, просто отмечайте их. Самым заметным обычно являются точки опоры: спина, ягодицы, ступни, руки. Отмечайте, как ваше тело опирается на кресло (диван? стул?) и пол. Встречайте внимательно ощущения в лице: лоб, брови, ноздри (воздух входит и выходит сквозь них), рот, щеки. Если ощущения в теле изменяются в тот момент, когда вы замечаете их, замечайте и это и идите дальше. Шея, горло (часто бывает напряжено, отмечайте это), спина… Так просканируйте все тело. Встречая напряжение или любое иное ощущение (тепло, давление, дрожь, холод, тяжесть), просто отдавайте ему частичку своего внимания и идите дальше. Если вы отмечаете, что какая-то часть тела ничего не чувствует, просто пошевелите ею: чувствительность вернется. Заканчивайте ступнями: можно также чуть пошевелить ими. Отмечайте «появление» пола в контакте с вашими ступнями. Пробегите еще раз внутренним взором по телу и медленно возвращайтесь, открывая глаза.

Упражнение «Сканер» может быть универсальным началом любого разговора о возвращении чувствительности (телесной/эмоциональной), о психосоматике и тревоге, о стрессе, о том, что выбрать и о том, чего хочешь. И о границах, конечно, потому, что какие же границы без чувствительности? Если вам нужно быстро успокоиться, и у вас есть пять минут, оно также подойдет. Запоминайте его, оно еще понадобится.

Часть вторая: здесь

Одно из «не остывающих» откровений в психотерапевтической работе, такое. Если детство – это когда родители делают с нами плохие вещи, то взрослость – это не то время, когда взрослые перестали делать с нами плохие вещи. А то, когда мы научаемся делать их сами себе. Исцеление – это не то, когда мы перестали их себе делать, а то, когда мы научились это замечать. Разница между взрослостью и исцелением ощущается так сильно, что дальше люди уходят с психотерапии. Поэтому я ни разу не видела у себя человека, который бы совсем перестал делать себе те плохие вещи, которыми его мучили родители. Следующая часть – о том, как начать замечать привычные способы обращаться с собой и пробовать новые. Сюда входит научение способам останавливать других, когда они делают вам то, что вам не подходит.

Целебная сила отказа

Мало кто действительно умеет говорить «нет». Ведь нет – это место, где я больше не готов двигать свою границу. А сосуществование с людьми (в семье, детском саду, классе, лагере, ВУЗе, на работе) предполагает компромиссы, то есть – непрерывные подвижки этой самой границы в неизвестном направлении. Считается, что уступать хорошо. Входить в чужое положение – правильно. На всех языках есть аналог нашему выражению «Войди в мое положение».

Услышали свои знакомые голоса? Я – да.

Паразиты и сумасшедшие все время меняются ролями. Сегодня я отдавал свое, стесняясь сказать «нет», завтра я же возьму чужое потому, что «это нормально». Ведь нормой принято считать все что угодно, если оно… среднестатистическое. «Я дал тебе в долг месяц назад или выполнил твою работу в выходной, поэтому у меня появилось „моральное право“ не доделывать свою, скинув тебе. Ах, я тебя не предупредил? Ты – тоже». Мир без границ – мир психопатов.

«Нет» отрезвляет: появляется граница. Один решает: «хватит», и даже осмеливается сказать это вслух. «Нет», – говорит он, – «пятнадцатой печеньки (восемнадцатый раз в долг) не будет». Тот, кому это адресовано, думает: и правда, придется встать и пойти за печеньками самому (выйти, наконец, на работу). Один научается отказывать, другой научается что-то делать сам. И оба они теперь знают, что предел существует. И обоим от этого лучше.

Лирическое отступление

Как известно, политики США в течение нескольких сотен лет «играют» со смертной казнью. То вводят на нее мораторий, то вновь его снимают, то расширяют, то ограничивают круг преступлений, которые должны караться смертной казнью. По сей день в разных штатах разное положение вещей в связи со смертной казнью.

За годы на эту тему проведено много социологических, психологических и других исследований, меня же заинтересовали следующие данные. Согласно данным организации Death Penalty Information Center, основанных на отчетах Федерального Бюро Расследований (FBI, Federal Bureau of Investigation) в штатах, где введен мораторий на смертную казнь или она отменена количество совершаемых преступлений стабильно ниже, чем в штатах, где данный вид наказания имеет место быть (за период с 2005 по 2005 г эта разница в среднем составляет 38.1%).*

Парадоксальный, но красивый факт, правда? Известно много его трактовок, но мне ближе всего следующая. Понятно, что существование (и применение) смертной казни является ясной границей, которую проводит перед людьми целое государство: «За убийство или измену родине мы убьем тебя». Почему же это не действует? Полагаю, потому, что сильнее действует позволение убийства. В стране, где можно убивать государству, мне тоже – можно.

*Источник: http://www.rae.ru/forum2012/248/1032?go=article_add&id=248#_edn8 (http://www.rae.ru/forum2012/248/1032?go=article_add&id=248#_edn8)

Экологичное выражение агрессии?

Этот текст родился в процессе обсуждений с участниками тренинга по исследованию созависимых состояний. В течение месяца мы последовательно двигались по пути исследования себя в отношениях. Мы начинали с тренинга опознавания чувств и узнавания таких защитных мезанизмов, как слияние и проекция, исследовали отличия слияния от близости, учились лучше ощущать и обозначать свои границы, а также рассматривали те механизмы, которые этому мешают. Разбирались, в чем разница между предположением и реальностью, потребностью и мечтой. Учились отказывать и/или отказываться.

Неоднократно возникала следующая тема. Когда человек (наконец!) обнаруживает себя среди чужих смыслов и потребностей, он становится более чувствителен к тому, что ему не подходит. Поскольку, он начинает более ясно различать, где его желание, а где не его. По сути дела, распаковывая все эти автоматизированные механизмы предательства собственных потребностей, мы запускаем процесс, обратный тому обесчувствливанию, которое сопровождало человека многие годы, пока он учился подстраиваться под тех кому было так удобно.

Неудивительно, что после таких открытий перед многими встает один и тот же вопрос: а что собственно, делать дальше? С человеком совершают некие вещи, которые ему не годятся, а он только сейчас понял, что они ему не годятся. Мириться с этим он больше не хочет. К тому же, практически все участники тренинга отмечают наличие опыта, когда подавление дискомфорта все равно ведет к разрушению отношений: люди либо отдаляются друг от друга, либо происходит взрыв, и отношения рвутся по этой причине.

Многие задают один и тот же вопрос: «Как экологично выражать агрессию?». Отвечу ровно так же, как отвечаю студентам-психологам и будущим психотерапевтам на этот вопрос: в выражении агрессии как таковой нет ни малейшего смысла. Более того: вообще, в выражении чувств как таковых нет ни малейшего смысла. Удивлены? Сейчас объясню, что я имею в виду.

Космос нашего внутреннего мира – вещь сугубо личная. Да, мы знаем некоторые законы, по которым этот космос живет. В строго научном смысле эти законы недоказуемы, но клиническая практика предоставляет некоторые эмпирические доказательства из серии «скорее всего, будет так, но» и после «но» идут описания возможных исключений. Да, опираясь на эти законы, мы можем прогнозировать поведение других людей, и ожидать с большей вероятностью тех или иных реакций от того или иного человека. Но, опять же, возможны исключения. И самое главное из этих исключений – мы сами. Даже себя мы можем предсказывать далеко не на 100%, что уж говорить о других? Одно и то же событие в одном случае вызывает у нас одну, а в другом – совершенно иную реакцию. Да, мы можем объяснить, почему, но от этого не легче. Мы можем лишь накапливать опыт и пытаться его описывать. При должном трудолюбии и честности может статься, что примерно в середине жизни мы сможем, наконец, с собой познакомиться:)

Учитывая сказанное выше, делиться с партнером чувствами с целью управлять таким образом его поведением – идея не очень хорошая. Сам по себе тезис «Сейчас я расскажу тебе, что я чувствую, а ты послушай» – есть некий оборванный разговор. Если рассказ о том, что я чувствую, занимает полчаса, а после этого рассказа отсутствует просьба, вопрос, утверждение или любой иной месседж, мы имеем дело с манипулированием: «Сейчас я расскажу тебе, что я чувствую, а ты сам догадайся, что тебе нужно сделать». Партнер в ответ обычно чувствует смутную злость (манипулирование всегда вызывает подспудно тяжелые чувства), после чего все его «догадки» о том, что он должен сделать, окрашиваются виной и выглядят несколько неестественно. Доброй волей и диалогом двух самодостаточных людей тут и не пахнет.

По моему убеждению, выражение чувств если и имеет смысл, то в двух случаях:

1. Вам обоим от этого приятно. Вы получаете удовольствие от процесса. «Ты такая красивая! Я всегда хочу тебя, когда вижу…» – «Я тоже без ума от тебя».

2. Вы сообщаете о негативных чувствах, чтобы обозначить свою границу.

И во втором пункте мы вплотную подходим к материям, активно дискутируемым участниками нашего тренинга. Зачем выражать агрессию? Как ее выражать? Полагаю, после моего теоретического отступления, ответы на эти два вопроса возникают сами собой.

1. Зачем выражать агрессию?

Чтобы уведомить партнера, что он делает что-то нежелательное и неприемлемое. Заметьте, уведомить, сообщить, проинформировать – совсем не то, что выгрузить в партнера весь объем злости, накопившейся у вас с рождения к таким широкоплечим рыжим мужчинам, как он. (Если мы упомянем здесь весьма неоднозначного Берта Хеллингера, то вспомним, что агрессия, стыд, вина – могут быть и вовсе родовыми чувствами) Зачем все это вашему партнеру? Просто потому, что он подвернулся вам под руку именно сегодня? Согласитесь, это не очень справедливо. А главное – совсем непрактично.

2. Как выражать агрессию (экологично)?

Я думаю, принимая в расчет вышесказанное, неэкологично у вас уже не получится. И все же, несколько советов.

А) Не преследуйте цель ОТРЕАГИРОВАНИЯ агрессии с партнером. Как правило, ему достается больше, чем он заслужил. Лучше сделайте это со своим психологом, у него есть супервизор, пусть потом разбираются.