Возвращение. Как перестать прощать и научиться любить. Взгляд психотерапевта

(Способность поддерживать себя без обращения к внешним ресурсам);

«Independent support of oneself or itself» // http://useful_english.enacademic.com/

(Независимая поддержка человеком или существом самое себя);

Получается, в обыденном английском языке это слово используется как синоним нашего «самодостаточность». Ни с биологической, ни с психологической, ни с физиологической, ни тем более с физической точки зрения никакая самодостаточность, конечно, невозможна. Бензин, суп, вода, деньги, кислород и жизнь однажды кончаются. Лучше всего об этом могут свидетельствовать те, кто погиб в подводных лодках, но они молчат. В общем, слово «самодостаточность» нам тоже не в помощь. Оно лишь может использоваться для условной ориентировки. («Насколько твой Васенька самодостаточен? – Ну, он приходит из школы и сам греет суп, но как уроки сделает, начинает мне на работу звонить»).

Самоподдержка в гештальт-терапии

Хочу рассказать немного о том, как понимается слово «самоподдержка» в совеременной гештальт-терапии, с которой я себя ассоциирую. Самоподдержка для гештальтиста – это идентификация со всем тем, что есть (а не с тем, чем или кем я никогда не являлся). Чем лучше у человека работает самоподдержка, тем полнее он способен идентифироваться со всей своей чувственной и потребностной сферой, включая желания (в том числе противоречивые) и осознаваемые дефициты. Собственно говоря, самоподдержка – и есть процесс этой идентификации.

Так, в ситуации какого-либо острого провала примером адекватно функционирующей самоподдержки будет признание: «Я очень расстроен, переживаю крушение надежд. Я в горе, и хочу оставаться в нем какое-то время». Неадекватными с точки зрения самоподдержки являются такие действия, как игнорирование остроты переживания и заявления вроде: «Зато я неимоверно крут в вязании крючком», «Это не провал, а успех. Я победил в себе труса» или «Ничего страшного не произошло, не больно-то и хотелось». Понятно, что все эти идеи лишь уводят героя от сути дела, поскольку с их помощью человек пытается изменить свое реальное переживание и помешать себе осознанно находиться там, где он есть. А суть переживания в том, чтобы… принять поражение.

Потому, что только в этом случае можно:

– максимально полно почувствовать случившееся;

– максимально адекватно принять решение о том, что делать дальше;

Именно телесная, чувственная и смысловая идентификация с тем, что в данный момент есть, позволяет совершаться с нами дальнейшим изменениям. Так, признавая собственный провал, оставаясь какое-то время в переживании горя (печали), человек осваивает истинное положение дел.

Скажем, полно пережив некое фиаско, можно затем трезво обдумать, насколько разумны дальнейшие вложения в эту тему. Стоит ли дальше продолжать поступать в Сорбонну, сдавать на кмс по керлингу (бывает такое?) или атаковать любовью принцессу? Возможно, сопоставив остроту переживаний с объемом усилий, необходимых для победы, один выберет продолжать борьбу, а второй решит переключиться на нечто иное: поступить в Пединститут, по выходным бегать по парку и жениться на дочке главбуха. Добавим шепотом: еще неизвестно, кто из них лет через двадцать скажет, что счастлив, но и тот, что предпочел «борьбу», и тот, что «сдался», приняли единственно верные для себя решения, если смогли хорошо их обдумать и прочувствовать. Забегая вперед, скажу, что уверена: счастье (на мой взгляд) = адекватная самоидентичность.

В этом контексте можно несколько иначе взглянуть на некоторые привычные языковые штампы, которые замутняют и без того мутное общественное сознание. Что, например, такое «найти самоподдержку»? Если придерживаться договоренности, что самоподдержка – это идентификация с тем, в чем я реально нуждаюсь (или с тем, кто я реально есть), то искать тут особо нечего. Речь не о том, как найти самоподдержку, а о том, как мы ее теряем. И наша цель тогда – понять, какими способами мы мешаем себе идентифицироваться с нашими реальными чувствами и потребностями. Скажем, Васенька, который приходит из школы и, проголодавшись, сам греет себе суп (не важно, что сварила его мама), в нашем понимании обладает хорошей самоподдержкой. И когда он звонит маме на работу потому, что соскучился, он снова обладает хорошей самоподдержкой: идентифицируется с потребностью услышать маму, и делает то, что может этому помочь. А Денис, находящийся в ссоре с мамой с прошлых выходных (застигнут курившим в форточку), игнорирующий ее суп «назло», и в мстительной тоске сидящий у окна – обладает низкой самоподдержкой: иных способов поддержать себя кроме супа у него все равно нет, другой мамы – нет, и все равно скоро придется встать и идти на кухню, только самооценка будет дополнительно поранена тем, что «не сдюжил».

Межличностное манипулирование как дефицит самоподдержки

О манипулировании принято говорить с осуждением. Общественное русскоязычное сознание лучше всего помнит Эрика Берна, хотя, конечно, лучше читать Кляйн, Кохута, Кернберга, Винникотта. Под психологическим манипулированием понимается такой поведенческий стиль, когда один человек вынуждает другого вести (или чувствовать) себя определенным (ему выгодным) образом, не давая прямо это понять. Выгода манипулирования ясна: человек получает то, чего хотел, без присвоения авторства просьбы. Таким образом, манипулирование дает возможность обладания чем-то, оставаясь в тени. Как следствие, манипулятор освобожден от благодарности в случае успеха, и от явного переживания фиаско в случае отказа.

В традиционной коннотации манипулятор – человек нехороший, и писать о нем принято без сочувствия. Тексты о манипуляции обычно предназначены тому, кто от нее пострадал. В них учат защищаться от манипулирования, причем предлагаемые способы борьбы сами по себе манипулятивны. («Когда тебя спросят, выводил ли ты собаку, ответь: Нет, а ты?», др.) Понятно, почему это именно так, если учесть парадигму нападения, в которой предлагается рассматривать феномен манипуляции. Интересно, что будет, если попробовать рассмотреть этот феномен как дефицит самоподдержки? Что, собственно говоря, может заставить человека косвенно вынуждать другого что-то делать, не раскрывая своих истинных нужд, как не дефицит самоподдержки? Опыт принятия, когда тебе разрешалось просить (и быть просимым :), опыт разрешения быть слабым и не защищаться, опыт позволения нуждаться в помощи и открыто говорить о своих нуждах – создает людей, которым не нужно манипулировать другими. Опыт, что отказ, это не отвержение, и поэтому получать отказ не стыдно, создает людей, которые не боятся отказов. Отношения же, где отказ использовался в качестве давления или мести, а игнорирование нужд – как управление поведением, создает манипуляторов.

P.S. Не уверена, что нужно после всего сказанного пояснять, почему никогда не будет «все хорошо», однако, поясню. Все хорошо не будет потому, что у всех разное «хорошо», а также разное «все». И лучше будет тем, кто будет, прежде всего, честен с самим собой и теми, кто рядом. Это я и называю самоподдержкой.

Литература:

Arnold Beisser, M.D. // The Paradoxical Theory of Change;

Jay Levin // Lecture notes on dialogue in Gestalt therapy;