Ваш полковник Леон».
Сложив и запечатав это письмо, полковник сказал себе: – Бедняжка де Верн не много выиграет. Он принес мне форму, чтобы отлить ту пулю, которою шевалье пронзит его грудь. О, судьба!
VIII
Господин и госпожа де Верн, умирая, оставили своему приемному сыну, воображавшему, что он их законный сын, двадцать тысяч франков годового дохода. Эта сумма вместе с двенадцатью тысячами франков, которые он получал от госпожи Мор-Дье, давала возможность молодому офицеру вести роскошный образ жизни и пользоваться удовольствиями. Полтора года назад у него умерли отец и мать, а вслед за ними и барон Мор-Дье; получая теперь тридцать две тысячи ливров годового дохода, де Берн решил подать в отставку, как только, со взятием Константины, закончится кампания, в которой он принимал участие.
Вернувшись в Париж, Октав решил, что он будет наслаждаться жизнью, и поселился на улице Виктуар, в большой, роскошной квартире, обставленной с изысканным вкусом; он нанял также конюшню, куда поставил трех лошадей, и каретный сарай для двух карет.
Маленький грум, искусная кухарка и камердинер были наняты для услуг молодого человека. Решено было обедать дома, а завтракать в парижском кафе. Через неделю квартира, конюшня, слуги все было готово, и наш герой вступил в жизнь, проиграв тысячу луидоров в баккара, познакомился в течение недели с шестью прекрасными молодыми людьми, которые вели такую же беззаботную веселую жизнь, как и он, и с одним из них сошелся на «ты» в конце обеда, который он дал своим новым друзьям.
– Берн, друг мой, ты прекрасный человек; твои лошади породисты, вина превосходны, ты проигрываешь, не смущаясь, а твой портной достоин похвалы. Тебе недостает только любовницы и дуэли на пистолетах.
– Положим, – ответил Октав, – я не против любовницы, но к чему еще дуэль? Я уже дрался семнадцать раз и убил пятерых противников.
– Хотя этого и мало, но хватит с тебя, – сказал один из приглашенных, спокойно опоражнивая бокал шампанского.
– А ты дрался когда-нибудь на пистолетах? – спросил первый собеседник.
– Никогда.
– Ну вот видишь, друг мой! Тебе необходима дуэль на пистолетах. Я согласен с тем, что шпага – оружие дворянина, но офицер, выйдя в отставку, не может окунуться в гражданскую жизнь, не признав всех ее нравов и обычаев.
– Хорошо! – флегматично ответил Октав. – При первом же случае я буду стреляться на пистолетах. А теперь перейдем ко второму вопросу.
– Он важнее первого, – продолжал ментор, – любовница такого человека, как ты, должна быть ни стара, ни молода, немного пресыщена жизнью, остроумна, но не болтлива, как провинциалка; она должна быть из бывших женщин света, но не принадлежать к ним более, а если вдобавок ты будешь драться на дуэли из-за нее, то тебе больше нечего желать. Ты не обязан любить ее, но должен относиться к ней по возможности внимательно.
– Отлично! – вскричал Октав. – Я вижу, по-твоему, она не более как часть обстановки. Точно лошадь на конюшне.
– Именно.
– Но где достать такое чудо?
– Черт возьми, хоть и трудно, но найти можно.
– Постой, – перебил его один из приглашенных, – я знаю такое чудо.
– Как ее зовут? – спросили все разом.
– Господа, вы, вероятно, все знаете Гонтрана де Ласи?
– Еще бы!
– А его Леону?
– Леону? Да, да!
– Итак, господа, Гонтран остепенился. Ко мне три дня назад поступил грум Леоны и сообщил, что их медовый месяц кончился.
– Черт возьми! – вскричал ментор молодого жуира. – Вот для тебя, друг мой, самый подходящий случай завладеть львицей и подраться на пистолетах.
– Посмотрим, – спокойно возразил Октав. – А кто такая эта Леона?
– Этого никто не знает.
– Однако!
– Она двадцатисемилетняя брюнетка, смуглая, как андалузка, остроумная и колкая; это женщина без сердца, капризная, как древний сфинкс.
– Я уже заранее влюблен в Леону! – воскликнул де Берн.
– Но Леона еще окончательно не порвала связи с Гонтраном де Ласи, – заметил один из гостей.
– Ее можно отбить у него, – самонадеянно ответил молодой человек.
– Браво! – раздалось вокруг. – Браво, де Берн!
– Господа, – предложил Октав, – со вчерашнего дня у меня есть ложа в итальянской опере: не желает ли кто из вас послушать со мною «Ченерантолу»?
– Я, я, – ответили несколько голосов разом.
– В таком случае едемте, – сказал Октав.
Де Берн поехал в оперу в сопровождении своего ментора и трех друзей.
Одна из знаменитостей, которых каждый год посылает Италия, присоединяя к их именам эпитет несравненной, поражала в этот вечер своим голосом весь элегантный Париж в зале Вендатур.
В ложе против Октава де Верна сидел человек, одетый во все черное. Этот человек с самым наглым видом наводил лорнетку на Октава.
– Смотри, – сказал ментор своему ученику, – я уверен, этот человек стреляет из пистолета. Он лорнирует нас довольно нахально. А ты как находишь?
– Черт возьми! – вскричал де Берн. – И мне так же кажется. Ну, а как же Гонтран?
– Ах, – вздохнул ментор. – Может, Гонтран уступит тебе Леону, пожав при этом руку, как всегда поступают люди, когда их избавляют от наскучившей привязанности.
– Ты думаешь?
– Ну, а если он придет в негодование, то, быть может, в качестве бывшего офицера королевской гвардии выберет шпагу.
– Ты прав, и твои рассуждения вполне логичны, так что я пойду и спрошу, какого мнения держится этот господин насчет дуэли на пистолетах.
Дождавшись антракта, де Берн вышел в сопровождении своего ментора из ложи и постучал в дверь ложи господина, одетого во все черное.
– Милостивый государь, – обратился к нему Октав, – г-н де Бланьи, вот этот самый господин, мой закадычный друг, сказал мне парадокс, насчет которого я хочу узнать ваше мнение.
Человек, одетый в черное, вежливо поклонился.
– Я слушаю вас, сударь, – сказал он.