Правдивые истории (сборник)

– Мы ведь можем выбраться на вашей машине по суше? До Крумицы, а там уж я пешком…

Было видно, что отцу Иоанникию не улыбается поездка в Крумицу – малознакомые дороги в пустынной части полуострова, да еще на старой, вечно ломающейся машине…

– Ну… – протянул он, – Матерь Божия поможет. Надо только крепко верить! Если очень крепко веришь, то будет по-твоему.

Мы тоже пытались подбодрить Андрея. На душе у нас было легко. Матерь Божия уже оказала нам сегодня несказанную милость, послав отца Иоанникия и прекрасное путешествие по обителям Афона. И это путешествие еще не окончилось, ибо мы подъезжали к одному из важнейших афонских монастырей – Ватопеду. Надо сказать, что дорога к Ватопеду проходит через кордон – будку со шлагбаумом, где проверяются диамонитирионы и пропускаются только те паломники, для которых на данный день зарезервированы места. Однако келлия отца Иоанникия стояла на ватопедской земле, и потому сам он числился в братии Ватопедской обители. По этой причине шлагбаум для отца Иоанникия и его спутников был всегда открыт.

«Как можно сомневаться в помощи Богородицы», – подумал я, глядя на безутешного Андрея.

Тем временем мы пришли в современный уютный архондарик, где через несколько минут появился усталый сонный архондаричный.

– Нам бы в собор попасть да к святыням приложиться, – сформулировал я общие пожелания.

Отец Иоанникий перевел мои слова на греческий. Архондаричный пожал плечами, покачал головой и, посмотрев на нас поверх очков, что-то сказал.

– Он говорит, что собор закрыт и никто нам его не откроет, – перевел отец Иоанникий. – Сегодня будет бдение, и братья набираются перед ним сил. Или оставайтесь на ночь и тогда приложитесь к святыням, или езжайте дальше. Так вы как? – спросил он нас с Олегом.

– Олег, – проговорил я, – Пояс Богородицы, икона Всецарица, нетленное ухо Иоанна Златоуста! По-моему, надо остаться.

– Конечно, остаться! – поддержал меня Олег.

– Ну а мы поедем дальше, – кивнул отец Иоанникий, – Андрей хотел обязательно попасть в Хиландар. Так что, с Богом, отцы!

Мы тепло попрощались с отцом Иоанникием, обменялись с Андреем визитками и пообещали, что помолимся о его счастливом возвращении в Россию. Архондаричный записал наши данные в книгу посещений и выдал ключи от уютной и просторной комнаты на третьем этаже.

Надо признаться, я поначалу опасался Ватопеда. Мне рассказывали о том, что греки не везде радушно принимают русских. А потом попалась аудиозапись игумена Ватопеда отца Ефрема, содержащая весьма критический взгляд на русское монашество, и русское монашество на Афоне в частности. И я думал, может, здесь на нас будут смотреть через призму скепсиса и недоверия. Но я ошибался. Так чудесно, как в Ватопеде, нам не было практически нигде! У нас с Олегом даже возникла приговорка: «Все было по-ватопедски!» – и это означало, что нам было очень хорошо!

Но первым делом мы решили отдохнуть. Я развалился на кровати, а Олег, немного побродив по коридорам архондарика, сходил с графином за водой и тоже возвратился в келлию. Через минут сорок к нам постучали, и в дверь вошел молодой русский паломник весьма измученного вида. Звали его Валера, был он студентом какого-то московского вуза и путешествовал один. Прошлым вечером он решил в одиночку по компасу пройти из монастыря Зограф сюда, в Ватопед, однако заблудился и ночевал в мелком кустарнике, на верхней части хребта. Судя по всему, плутал он долго, так как с ходу выпил всю воду из графина. Ночью в темноте Валера натерпелся страху. Повсюду выли шакалы, совсем рядом, словно под ухом, грозно хрюкали кабаны, и он уже серьезно опасался за свою жизнь. Мы посоветовали ему отдохнуть и набраться сил, впрочем, он был и так не против.

Служба началась сравнительно рано. В 5 или 6 часов вечера, уже и не припомню. После малой вечерни мы ровными рядами по двое пошли в трапезную. В трапезной русских паломников усадили за один стол. С нами сидел местный монах, говорящий по-русски. Мы ели, чтец читал житие преподобного Саввы Освященного, чья память приходилась на прошедший день. Иногда старец-игумен останавливал чтеца и начинал рассказывать что-то поучительное из того, что он видел сам или о чем слышал от досточтимых отцов-афонитов, созвучное событиям из древнего жития. Преподобный Савва жил в VI веке, но люди мало изменились с тех пор. Те же подвижники, те же предатели, коварство диавола, сила веры святых – все это окружало нас и в древности, и теперь. Когда начинал говорить старец Ефрем, наш монашек бросал свою еду и переводил слова игумена на русский язык. О, это были очень мудрые и глубокие речи. Архимандрит Ефрем – один из умнейших людей нашего времени.

Трапеза кончилась. После обычных молитв все так же стройно, по двое, отправились в собор, а после повечерия было еще время для отдыха. Нам, паломникам, вынесли главные святыни обители – Пояс Богородицы и честные главы святых, в том числе и главу святителя Иоанна Златоустого с нетленным ухом. Потом повели по храму и в другие монастырские места, показывая чудотворные иконы. После этого – краткий отдых и около 22 часов начало службы. Служба была очень продолжительной. Братия, начав в главном приделе храма, вышли на литию в притвор. На стихирах певцы радостно соревновались друг с другом в искусстве пения. Монахов в Ватопеде много, не менее 120 человек, но каждому на службе было свое дело. Один пел, другой читал, третий поднимал, опускал, зажигал или гасил строго ему одному предоставленную лампаду, четвертый раскручивал хорос и раскачивал паникадило, пятый, набросив на плечи расшитый воздух[33 - Воздух – большой прямоугольный плат, украшенный бахромой и пришитым в середине крестом. Используется для покрывания священных сосудов. В греческой традиции может быть использован при каждении с помощью кации.] и взяв обвешанную бубенчиками серебряную кацию[34 - Кация – небольшое ручное устройство для каждения, снабженное бубенчиками. Бывает праздничным и будничным.], кадил благовонными ароматами храм. Я стоял на левом клиросе, а Олег взял на себя непосильную, как мне казалось, ношу и отстоял все бдение, которое продлилось до 8 часов утра. Но он выдержал и даже не жаловался на больные ноги. После литургии, так же по двое, братия, а следом и паломники отправились в трапезную, где, как и накануне вечером, молодой ватопедский монах переводил для нас слова мудрого игумена.

Трапеза приближалась к концу, когда к нам подошел еще один из монахов и спросил, хотим ли мы попасть в Кариес. Мы ответили «да», и он сказал, чтобы мы сразу после трапезной быстро собирались и выходили на площадку за ворота монастыря. Мы так и сделали, однако переусердствовали: привратник сказал, что машина будет через пять минут. Пока ждали машину, наше внимание привлек большой бассейн для разведения рыбы. Там плавали не маленькие красные декоративные создания, которых мы видели потом в монастыре Ксенофонт, а настоящие крупные карпы. Иногда вода приходила в движение, и из глубины всплывал огромный гигант весом не менее двадцати – тридцати килограмм, а то и более.

– Смотри, смотри! Вот это монстр!

Но вот и машина. Это был серенький видавший виды пикап, каких по Святой Горе колесит много. За рулем был серб, в кабине кто-то из его земляков. Мы и еще двое паломников залезли в кузов. С нами в кузове уселся древний дедушка, маленький, сухонький, с длинной седой бородой и такими же седыми волосами, выбивавшимися из-под выцветшей под солнцем скуфейки. Как только все устроились, машина поехала по дороге прочь от Ватопеда.

– Вот тебе и Ватопед! – воскликнул я. – Все было супер! По-ватопедски!

Так и пошло с тех пор. Дождя не было. Серые низкие тучи исчезли. Кое-где даже появлялась небесная синева, а после в просветах показалось солнышко. На одном из поворотов мы вдруг увидели вершину Горы!

– Смотри! Афон! – загомонили мы с Олегом. Ведь мы еще ни разу не видели его! Как будто сказочная неведомая страна, как таинственное райское место, он смотрел на нас сверху вниз, прикрытый легким беретиком белого облачка. Мы проезжали по широкому гребню хребта. Направо и налево уходили дороги и тропинки, кое-где снабженные указателями на греческом языке. Мелькали названия: Дохиар, Ксенофонт, Пантократор, келлия Маруда. Стоп! А вот это название я видел снизу, от тропы, ведущей к келлии отца Серафима.

– Андрей, наверное, уехал, – сказал я.

– Да, – согласился Олег. – Погода хорошая, и значит, паромы снова повезут грузы и паломников на Афон и обратно.

Вот и наш поворот к келлии святого Стефана. Поблагодарив сербов, мы отправились к месту нашего отдыха. Под ногами шуршали желтые листья, над головой слегка шевелились ветви могучих деревьев. Сквозь них проскальзывало солнце. Вот оно, счастье! – даже без слов было понятно мне и моему спутнику.

День восьмой. Окрестности келлии святого Стефана

Мы спали до полудня. Проснувшись, поняли, что есть нам совсем не хочется, а хочется немного погулять. Не напрягаясь. В свое удовольствие. Отца Серафима мы нашли на стройке: надо было предупредить его, что мы уходим на прогулку, чтобы не волновался.

– Отец Георгий, Олег, – обрадовался он, увидев нас, – хотите посмотреть храм в моей келлии?

– Конечно, – ответили мы.

Отец Серафим провел нас на второй этаж, где в левом крыле здания находился небольшой храм. Остов иконостаса уже был на своем месте. В коридоре было несколько стасидий, ожидавших того часа, когда они займут подобающее место в храме.

– Вот это моя особая гордость! – сказал отец Серафим, указывая на фрески, покрывавшие стены храма. Фрески были исполнены мастером критской школы и относились к весьма древним временам.

– Несколько лет назад здесь побывал профессор из Православного Свято-Тихоновского института протоиерей Александр Салтыков. Он обследовал эти фрески и даже выпустил альбом, посвященный этим росписям. Говорит, что это семнадцатый век, – рассказывал отец Серафим.

Меня особенно тронула фреска, изображающая Небесную Литургию: Христос в облачении архиерея и Ангелы, совершающие малый и великий вход. Я попросил благословение сделать фотографию фрески.

Оставив отца Серафима, мы двинулись в путь. На склоне местной горы были видны различные келлии. Мы добрались тернистыми тропками до двух, но ни в первой, ни во второй келлии нам не открыли.

Побродив вокруг, мы решили дойти до крупного сооружения, увенчанного куполом, которое еще издалека казалось заброшенным. Добравшись до этого сооружения, мы убедились, насколько сильно проникло в него запустение. Мелкие постройки, которые располагались вокруг главного храма, были полностью разрушены. Сам двухэтажный храм тоже представлял весьма печальное зрелище. Огромный, не менее пятнадцати метров в высоту, он полностью зарос лианами и тонкими, но весьма высокими деревьями. Мы достаточно быстро нашли вход, хотя попасть в храм можно было и через пролом, бывший некогда окном. Гора битой штукатурки уравняла этот пролом с окружающим его грунтом. Я попытался подняться на второй этаж по некогда надежной лестнице, а Олег пошел вглубь первого этажа. На втором этаже располагался огромный храм, хранивший следы величия, которое, возможно, через несколько лет обратится в прах. Крыша текла, полы прогнили, во многих местах не было досок, и обнажилась трухлявая межэтажная перегородка. Иконостас исчез. Скорее всего, его вывезли. Храм был очень высок. В стенах в два ряда располагались окна, над которыми возвышались своды и большой барабан с куполом. Над высокой аркой, венчающей алтарную апсиду, виднелись выведенные красивым славянским шрифтом слова «Свят, свят, свят…». Надпись обрывалась посередине. Там, где должны быть слова «Господь Саваоф», чернела пустота.

Я услышал крик Олега, извещавший, что и он нашел что-то интересное. На первом этаже располагался храм меньших размеров, а также различные помещения, назначение которых угадывалось с трудом. В дальней левой части первого этажа, среди груды мусора, Олег обнаружил сильно помятые, но вполне читаемые бланки благодарностей, высылаемых в Россию из этой обители. Красивая синяя виньетка с Ангелом, держащим изображение некогда славной и очень большой келлии, под которым было написано: «Видъ русской общежительной обители св. Iоанна Златоуста на Афон?». Судя по виньетке, помимо огромного храма в келлии святого Иоанна Златоуста имелись двух-и одноэтажные здания, очевидно келейные и хозяйственные корпуса. Но сейчас на их месте стоял плотный зеленый лес. Покопавшись в мусоре и не найдя более ничего достойного внимания, мы, прихватив пару бланков себе на память, прошли в другое помещение, которое располагалось у правой стены храма. Здесь была костница. Настоящая афонская костница! В двух больших шкафах на полках лежали человеческие черепа. На многих из них были надписи: инок такой-то, монах такой-то, послушник такой-то… Я раньше читал о костницах, но реальное зрение итогов благочестивой афонской жизни, прикосновение к вечной тайне жизни и смерти взволновали наши сердца. Конечно, кадила с углем и ладаном у нас с собой не было, но я запел литию по усопшим настоятелям и братии «святыя келлии сия». Окна закрывала буйная листва, сквозь которую пробивался свет декабрьского афонского дня. Я зримо ощущал, как с Небес спустились святые души наших русских подвижников, как тепло и благодарно внимают они нашему пению: