Георгики. Первая и четвёртая книги в переводе Елены Иванюк

Летнего солнца, – тогда оно злее —
Или дрожащих морозов Борея,
Что пробирают зимой до костей?
Также для поля стараемся мы,
Если идем с бороною ивовой,
Если терзаем мотыгой тяжелой,
Почвы упрямой большие комы —
высей Олимпа работу отличную
Видит Церера с косою пшеничною.
Также для вспаханной почвы полезно
Вспять пропахать ее плугом железным
Только рыхленьем не очень глубоким —
Плуг положить полагается боком.
Делаешь так – и в работе земля;
Ты – словно царь, а владенья – поля.
«Зим без дождя и дождливого лета!»
Вы, земледельцы, молитесь об этом:
Если зима не промочит дождем
Пыль – для посевов и поля удача.
Хвастать ли Мизии жатвой богаче?
Зависти даже от Гаргары ждем.
Что же сказать о владельце таком:
Только лишь семечко просил он в почву —
Следом идет, разрушая песочный
Плотный – куда уж несчастнее! – ком,
После на пашню сведет ручейки
И специально для них – желобки?
Он, если травы на поле сгорают,
Мучает ниву полуденный чад,
Мигом с обрыва скалы добывает
Воду. И вот заворчал водопад:
Камешки легкие лупит, бурля —
Чувствует влагу сухая земля.
Что о другом земледельце скажу я?
Злак головастый не рухнул бы на бок! —
Скормит коровам траву молодую,
Только лишь вылезла строем из грядок.
Что тут добавить? Находчивый кто-то,
Выпьет песком – коль собралось – болото.
Верно! Как время придет, половодья
Илом с избытком покроют угодья:
Станут все впадины – вроде болот;
Теплый услышишь удушливый пот.
Да, хоть над пашнею трудимся так
Мы и быки, но на пользу навряд ли
Нашим посевам со Стримона цапли
Или нахальный обжора гусак.
Также с посевами нашими в ссоре
Тени и с корнем горчайшим цикорий.
Так, потому что Родитель всего
Дал земледельцам нелегкую долю.
Те изощрили умы поневоле,
Чтобы трудились владенья его
После безделья старинных веков:
Грунт не рыхлили до Бога богов.
Странным казалось значком ли, межой
Ниву свою отделять от чужой,
Все было общее. Всё беззаботно
Брали у почвы, дающей охотно.
Так. Но Юпитера воля сама
Страшной змее предоставила жало,
Волку – охоту, а морю – шторма.
В листьях медового вкуса не стало.
Спряталось пламя. И, верно, навеки
Скрылись текучие винные реки.
Так – и по опыту стал размышлять
Смертный, смекалку явив и старанье,
В сеяных злаках искать пропитанья,
Скрытый огонь из камней выбивать.
Из полой ольхи или лодку, иль плот
Впервые река на себе ощутила.
Составил созвездья тогда мореход,
А также назвал именами светила:
Плеяды, Гиады. И с ними – лучистой
Медведицы имя нашел для Каллисто.
И дичь научились обманывать так:
Силками – животных, а клеем – пичугу.
И лес необъятный впервые по кругу
Замкнули охотники стаей собак.
Тот – ищет сетями речные глубины,
Тот – вымокший невод влачит из пучины.
Пришло и железо, и пилы-пластины
(А раньше полено кололи по клину),
И разные выдумки – в скудном уделе
Труды и настойчивость все одолели.
А поле сама обучила, исконно,
Церера пахать: ведь священные рощи
В то время на ягоды сделались тощи,
И желудь уже не давала Додона.
Но… следом и беды. Спасай урожай!
Вот точит колосья заразная ржа,
А то вылезает бесплодная чаща,
Ограду колючек высоких тараща,
А то поднимается лесом стеблей
Не брошенный злак, а косматый репей
С терновником… С поля злодейский сорняк
И дикий овес не изгонишь никак!
Да, так. И мотыгой ростков не окучишь,
И шумом не сгонишь пернатых гостей,
Не срежешь, с мольбой ожидая дождей,