Сделать все возможное

Мэделин преграждает путь, заставляя меня остановиться.

– Ты не думаешь, что настало время оставить все, что было между вами, позади? Прошло уже одиннадцать лет. Вы оба собираетесь стать успешными врачами. Серьезно, вам не обязательно до сих пор ненавидеть друг друга.

Из меня вырывается истерический смех.

– Ох, Мэделин! Мэделин! Мэделин!

– Прекрати повторять мое имя.

– Ты помнишь, как в выпускном классе после инцидента на парковке миссис Бэквит – наш школьный психолог – затащила нас с Лукасом в свой кабинет?

– Нет.

– Нам потребовался всего лишь час, чтобы сломить ее. Она решила сдаться и больше не пытаться перевоспитать нас. Она уволилась в тот же день, переехала в Нью-Йорк и начала заниматься садоводством. Она сказала, что Лукас и я – цитирую ее заявление об уходе – лишили ее веры в будущее человечества.

– Звучит так, будто ты только что это придумала!

– Я знаю твоего брата, возможно, даже лучше, чем ты. Эти одиннадцать лет ничего не значат. Ничего не изменилось. Эти годы дали нашей ненависти окрепнуть и созреть, как с годами созревает хорошее вино или еще лучше – вонючий сыр.

– Разве все это время ты не должна была изучать медицину?

– Ох, поверь мне, я изучала! Я представляла, что все ужасные кожные заболевания, кисты и папилломы, про которые нам рассказывали, есть у Лукаса. Я воображала, что вместо безымянного больного, который участвовал в исследованиях, именно Лукас страдает от всех самых медленных и мучительных болезней. Именно это помогло мне запомнить многое из того, что мы изучали.

– Ты безнадежна.

Она поднимает руки в воздух и направляется к выходу.

– Я собираюсь вниз, развлекаться с твоими гостями. А тебе нужно собраться с мыслями, Дэйзи. Нравится тебе это или нет, но Лукас будет работать с тобой на доктора Маккормика. И я предлагаю тебе начать все с чистого листа. Смотри, что он сделал сегодня.

Она кивает в сторону моей кровати, на которой лежит бледно-розовая карточка. Мэделин успела вытащить ее из контейнера до того, как я чуть не отрезала ей руку, с силой захлопывая крышку. И теперь я жалею, что не пролила кровь.

– Очевидно, что эти цветы – предложение мира.

Какая же она наивная девочка, не познавшая жизни в постоянной вражде.

– Я тебя умоляю, это предупреждающий выстрел.

Она закатывает глаза и выходит, оставляя меня одну в моем «оперативном штабе». Цветы – это секретное послание, его маленькое напоминание, что ничего не изменилось. Для всех остальных букет – добрый жест. Они не могут видеть подтекст – издевку, а именно это Лукас и имеет в виду.

Я смотрю на карточку, затем на открытую дверь. Я собираюсь прочитать записку, но слышу, как мама кричит, чтобы гости пользовались подставками. А то они не знают. Поэтому я подхожу к двери и закрываю ее.

Чтобы не передумать, быстро смотрю на карточку. Из-за его острого почерка мне приходится прищуриться.

У роз красный цвет,
А ты как маргаритка.
Вернулась? Я тоже.
Лови мою открытку.

Глава 2

Соревнование между мной и Лукасом Тэтчером началось с самого первого дня. И под первым днем я подразумеваю день нашего рождения. Родились мы с разницей в пятьдесят восемь минут.

Я первая поползла. Он первый заговорил. Я первая пошла, он первый приучился к горшку.

И так все началось.

Родители даже совмещали наши дни рождения и наряжали нас в одинаковые костюмы. Да, я видела наш детский фотоальбом, он заполнен фотографиями двух маленьких детишек: одна – милый ангелочек, другой – мелкий хулиган. На моем любимом фото, которое я обычно использую как доказательство, нам по годику, и мы сидим бок о бок на фестивале Хэллоуина. В надежде сделать милое фото, родители посадили нас на стог сена, но Лукас оторвал неуклюжими пальчиками маленький желтый бантик с моего платья и кинул его на землю. На снимок попал тот момент, когда я начала ему мстить, используя все зубы, которые вылезли у меня к тому времени.

Совершенно очевидно, что младенцы не рождаются с ненавистью в маленьких сердцах, но я считаю наши дни рождения отправной точкой, потому что никто точно не помнит, с чего все началось. Мама клянется, что первый раз мы набросились друг на друга, когда Лукаса выбрали старостой дошкольной группы в детском саду. Но я склонна не согласиться, в конце концов, нельзя возлагать всю вину на миссис Хэлоу, даже если выбрать Лукаса – самая большая ошибка за ее карьеру.

В свете такого длительного соперничества, люди всегда хотели узнать, какое ужасное событие повлекло за собой череду наших разногласий. Правда в том, что мы всегда были такими. Просто я – это Энни Оукли, а он – Фрэнк Батлер. И я твердо верю: что бы он ни сделал, я сделаю лучше.

Вражда, подобная нашей, всегда будет существовать, потому что она постоянно развивается. В младшей и средней школах мы использовали следующие приемы: варварски изрисовывали художественные классы, воровали мячи на спортивной площадке, развязывали шнурки на ботинках во время перемен.

Эти столкновения неизбежно наносили ущерб. Домой направлялись письма об испорченном школьном имуществе и неприемлемом поведении. Благодаря Лукасу мне пришлось понести первое и единственное наказание. Мы даже потеряли друзей – тех, кто не хотел становиться солдатами в нашей маленькой войне. Но самое главное – мы начали терять уважение учителей. И по мере того, как становились старше, мы начали признавать значимость этих авторитетных фигур и оценок, которые они ставили. Теперь школьные табели, которые отправлялись домой, стали объективным средством сравнения успехов в нашем соревновании. Каждые шесть недель эти оценки могли сказать, кто из нас лучше и кто в выигрыше.

Сейчас учителей больше не было, но был доктор Маккормик, и мне повезло, когда следующим утром я случайно столкнулась с ним в кофейне Гамильтона.

Вообще я планировала позже заскочить к нему домой, но так даже лучше. Он сидит у окна в углу кафе, в руках у него воскресная газета, а на столе большой стакан кофе. Еще я замечаю два пустых пакетика сахара, лежащие рядом, и делаю для себя заметку.

В старшей школе он казался мне старым, но сейчас я понимаю, что он всего на пару лет старше моей мамы. У него редкие каштановые волосы и отрастающие седые усы.

– Доктор Маккормик, – говорю я с улыбкой победителя на лице, – рада вас видеть!

– Дэйзи!

Он искренне рад, чему я очень благодарна. Пару минут мы обмениваемся любезностями, как могут делать только люди, живущие в маленьких городах. Обсуждаем строительство нового жилищного комплекса и супермаркета «Волмарт».

– Теперь мы знаем, что не умрем с голоду, – качает он головой.

Не спрашивая разрешения, я сажусь напротив него и сразу приступаю к делу.

– Я слышала, что Лукас вернулся. Странно, не правда ли? Ну, в смысле, какие были шансы, правда?

Мой взгляд сосредоточен на латте, но внимание – на докторе Маккормике. Он начинает ерзать на стуле и тянется за кофе, который все еще дымится, – слишком горячим, чтобы пить; значит, доктор тянет время.

– Я надеялся, что у меня будет еще один спокойный день, прежде чем вы оба узнаете.

Мое сердце уходит в пятки.

– Так это правда? Он будет работать с нами?

– Начиная с завтрашнего дня, так же, как и ты.

Внутри я разбиваюсь на части, но вспоминая, что он смотрит, заставляю себя улыбнуться.

– Можно спросить у вас почему? Конечно, только один из нас сможет занять ваше место, когда вы уйдете на пенсию, верно?

Он потирает подбородок, и я ловлю себя на мысли, что перешла границы. Но тем не менее он не уклоняется от ответа: