Пауки в банках. Есть ли альтернатива сырьевой экономике?

В результате такой управляемой реформы ценообразования на потребительском рынке сложилась бы ситуация, при которой назначаемые государством цены в минимальной степени отклоняются от баланса спроса и предложения. Государству приходится субсидировать лишь немногие производства (то есть, необходимость «ручного управления» на этом участке экономики минимизирована), остальные производства рентабельны без субсидий, основные потребности населения по-прежнему удовлетворены и никто не впал в нищету. Только после этого можно было освобождать цены, и то только на потребительском рынке. Совершенно понятно, что этот процесс пришлось бы сопроводить реорганизацией системы торговли. Там, где торговые точки конкурировали между собой, их можно было приватизировать или передать в управление трудовым коллективам. Там же, где торговые точки были монополистами, пришлось бы на длительный период оставить в них контроль цен либо облагать специальным налогом.

Таким образом, даже самый поверхностный взгляд на взятые наугад продовольственные товары показывает, что при поставленной цели либерализации потребительского рынка нельзя было просто освобождать цены. Нужно было кропотливо разбираться с каждой группой товаров и выстраивать политику компенсаций, которые помогли бы смягчить переход к новой системе так, чтобы государственный контроль над ценообразованием и госдотации стали незначительны, а спада производства не произошло.

Конечно, перестроечные эксперименты внесли в систему новые трудности. Если раньше большинство советских товаров продавалось по своим ценам на бездефицитной основе, а ценовые перекосы были велики лишь для относительно небольшой и хорошо отслеживаемой группы «дефицитов», то с перестроечными «раздачами» денег налево и направо в разряд дефицита попали даже многие элементарные вещи. Иначе и не могло быть, когда союзные республики начали беспрепятственно эмитировать деньги, а кооперативы при предприятиях переводили на зарплату своим сотрудникам те средства, которые раньше были предназначены для воспроизводства на соответствующих государственных предприятиях. Как в этих условиях можно было изменить программу первоочередного реформирования по сравнению с только что описанной? Безусловно, начать надо было с «затыкания дыры»: прекратить деятельность параллельных эмиссионных центров и временно пресечь схемы по перекачке из «безналички» в «наличку», обязать государственные предприятия расходовать зарабатываемые средства не только на мгновенную выдачу зарплат, но и на инвестирование, остановить рост бюджетного дефицита. Сразу после этого можно было провести некоторое подобие «павловского» повышения цен (апрель 1991 г.); восстановить хотя бы статус-кво начала перестройки. (Вспомним, что павловская реформа, пусть и на несколько месяцев, но восстановила некоторое наполнение потребительского рынка.) Затем можно было менять ценовую структуру в соответствии с указанными принципами.

Жилье и транспорт

Но даже оптимизация системы несбалансированных цен на потребительские товары не позволила бы немедленно перейти к «рыночным ценам» на товары частного потребления. Необходимо было также решить проблему с оплатой жилья и тарифами на проезд в общественном транспорте. Оплату жилья пришлось бы пересмотреть по нескольким причинам. Самой главной из них была та, что при новом экономическом порядке не нашлось бы места советской системе финансирования, строительства и распределения жилья. При ее сохранении государственным органам было бы необходимо изымать у предприятий значительные суммы для финансирования строительства, заниматься самим строительством и поддерживать сомнительные механизмы распределения жилья не по результатам работы претендента, а по длительности стояния его в очереди и условиям проживания.

Естественно, что подобная схема была несовместима с рыночной самостоятельностью предприятий, мобильностью рабочей силы и материальным стимулированием труда. Очевидно, нужно было переходить от системы распределения жилья в натуре к системе распределения денег на приобретение жилья. Вариантов здесь можно предложить множество, но наиболее реальным, по-видимому, был бы перевод всего жилья в статус, близкий прежнему кооперативному. Для тех, кто не застал те времена, напомним коротко, что собой представляла советская система кооперативного жилья. Строительством занимались государственные стройорганизации, те же самые, что строили обычные государственные дома. Желающие купить кооперативную квартиру должны были: а) стать в очередь, очень похожую на общую государственную; б) получить разрешение на ссуду в государственном банке (ссуда давалась на 15, позже – на 25 лет, под минимальный процент или без процента в зависимости от ситуации); в) внести первоначальный взнос – обычно около 20% от стоимости квартиры; г) быть готовыми выплачивать довольно значительную сумму за квартиру. При этом даже полностью оплаченную квартиру нельзя было продать кому угодно без согласия правления кооператива. С некоторыми оговорками (ограниченное право продажи и т.д.), статус кооперативного жилья был достаточно близок к статусу жилья, покупаемого на Западе на условиях ипотечной ссуды. Разница была лишь та, что человек не имел права приобрести кооперативное жилье, если имел больше минимальной нормы метража, позволяющей стать в очередь.

Думается, именно этот опыт и можно было учесть при создании новой системы. Главные требования к ней достаточно очевидны. С одной стороны, она должна была обеспечить реальную доступность жилья для всех людей, действительно желающих ради этого трудиться и зарабатывать. Это значит, что доходы разных категорий трудящихся должны были быть скорректированы так, чтобы хоть какое-то жилье могли приобрести все, а те, кто готов «вкалывать» – и жилье более высокого качества. Такая коррекция доходов была вполне реальной, если вспомнить наличие тарифной сетки, устанавливаемой государством. Естественно, предстояла большая работа по изменению восприятия людей, привыкших получать жилье «бесплатно» и не готовых к тому, что обязательная плата за жилье составит существенную часть расходов (пусть даже номинальные доходы при этом вырастут). С другой стороны, новая система должна была исключить рецидивы «халявы» в обеспечении жильем. А это значит, что только льготные категории (инвалиды, пенсионеры и т.д.) имели бы право на бесплатное жилье, и то без права «прописывания – перепрописывания – переперепрописывания» для передачи льгот детям; трудоспособные же должны были на него зарабатывать. С третьей стороны, необходимо было обеспечить справедливые условия стартовой обеспеченности жильем. А это значит, что при определении права гражданина на определенное жилье надо было учесть его заслуги и социальное положение, а при определении ценности жилья надо было учесть не только формальный признак «квадратных метров на человека», но и ценность жилья, связанную с качеством и местоположением.

Следовательно, система распределения жилья могла бы быть изменена, например, следующим образом. Начиная с некоторого момента, все государственное жилье (кроме социального жилья для определенных категорий населения – инвалидов, людей преклонного возраста и др.) приравнивалось бы по статусу к кооперативному, ради закрепления которого в собственность человек еще должен был выплатить по ссуде, отвечающей стоимости выданного ему жилья. Соответственно, зарплаты увеличивались бы так, чтобы скомпенсировать населению расходы на уплату ссуды. Перед этим необходимо было разработать методику определения остаточной стоимости жилья, с учетом площади, класса и возраста дома, категории города и района. Одновременно с этим было необходимо разработать методику определения размера условного жилищного счета гражданина, устанавливающего ценность жилья, на которую он уже имеет право без покрытия ссуды, – с учетом стажа, времени стояния в жилищной очереди, профессии, накоплений на пенсию и прочего. Для многих остаточная стоимость квартиры полностью погашалась бы условным жилсчетом, а некоторые могли бы рассчитывать на дополнительную материальную поддержку для покупки жилья. Тем, у кого была положительная разница, нужно было бы оформить ссуду, подобную кооперативной. Таким образом, переход к новой системе был бы справедлив и понятен для каждого.

Кроме того, можно было бы ввести налог на недвижимость, включая не только квартиры и дома, но и дачи, гаражи и прочее. Это позволило бы несколько уравнять положение тех, кто уже был обеспечен недвижимостью, с теми, у кого ее не было.

Аналогично жилью, необходимо было уходить от заниженных цен на общественный транспорт, который сидел на дотациях, в том числе, и на закупку нового подвижного состава. Реально, достаточно было 2–3-кратного повышения цен (то есть проезд стоил бы не 5, а 10 или 15 копеек). Это сделало бы транспорт коммерчески окупаемым и предоставило бы ценовые сигналы о наиболее важных маршрутах, за улучшение обслуживания которых потребители готовы заплатить. Так же, как и в случае с жильем, можно было распределить часть высвободившихся дотационных средств в виде добавки к зарплате и социальным выплатам.

Если бы у советских властей хватило ума и решимости провести реформу цен хотя бы в указанных двух областях – жилья и транспорта, – проблема «ножниц» между доходами и расходами была бы, в основном, снята. После такой реформы можно было бы говорить о сравнительно небольшой корректировке цен на отдельные группы товаров с целью ликвидации дефицита и снижения дотационности. Ценовая система стала бы намного ближе к той, которая гарантирует воспроизводство в состоянии рыночного равновесия. Производители продолжали бы производить те же товары и отправлять их тем же потребителям без принуждения государственных органов, а потребители – покупать те же группы товаров, гарантируя производителям сохранение спроса.

Отдельно заметим, что, по нашему мнению, не существует никакого рационального оправдания крайнему занижению цен на жилье и транспорт в позднесоветские годы, так же как и сохранению дефицита черной икры и повсеместных дотаций на товары «бедного» потребления (хлеб и картофель). Часто употребляющийся аргумент о том, что это-де спасало бедные слои населения от впадения в крайнюю нищету, не стоит и ломаного гроша. Ведь дифференциация доходов была минимальной, следовательно, предлагаемая реформа цен не сильно ударила бы по бедным слоям, даже если бы компенсации не проводились. К тому же, доходы населения почти полностью контролировались государством через тарифную сетку и размеры социальных пособий, следовательно, их можно было изменить для достаточной компенсации. Неадекватное ценообразование влекло потерю общественного благосостояния на пустом месте. Скорее всего, причины такого поведения советских властей, помимо нелепых этико-идеологических представлений и элементарной экономической безграмотности, лежали в области сугубо шкурных интересов той части населения, которая выигрывала от приоритетного снабжения дефицитными продуктами и жильем повышенного качества, даже ценой чистой потери для страны в целом. И речь не только о столичных жителях, которые имели намного большее влияние на проводимую политику, чем жители отдаленных сел. То, что мандарины на базаре стоили в тридцать раз дороже картошки, а не в три, как было бы при выгодном включении в международное разделение труда, обеспечивалось мощной системой лоббирования. Она влекла несправедливое перераспределение национального дохода в пользу маленьких, но гордых народов, которым было проще повысить благосостояние через выбивание у московского начальства выгодных цен на мандарины, чем через повышение собственной производительности. Эту особенность российского политического устройства, когда наиболее очевидные меры по улучшению ситуации не предпринимаются из-за давления слоев, заинтересованных в статус-кво, нам придется иметь в виду при обсуждении текущей ситуации.

Товары производственного назначения и инвестирование

Разобравшись с возможными путями освобождения цен на потребительском рынке, перейдем к производственному контуру. Заметная часть ценовых искажений при торговле товарами производственного назначения не только искажениями на потребительском рынке. Формирование цены этих товаров на основе «себестоимости», а не на основе равновесия спроса и предложения, в совокупности с избытком «дармовых» безналичных денег у предприятий, неизбежно создавало систему дефицитов и тут. К ней добавлялся и аналог торговли «в нагрузку», заключавшийся в гарантированном сбыте некачественной либо дорогой (по сравнению с имеющейся альтернативой) продукции отдельных предприятий. Неравноправное положение отраслей влекло снабжение приоритетных направлений редкими и качественными ресурсами по нерыночно низкой цене, а отсутствие доступа к современным технологиям в неприоритетных направлениях компенсировалось перерасходом в них сырья и низкокачественных ресурсов.

Совершенно понятно, что немедленное освобождение цен при оптовой торговле и торговле товарами производственного назначения поставило бы под угрозу закрытия целый ряд производств. Причина могла быть или в нерентабельности производства, наступившей из-за необходимости закупать ранее дефицитный товар производственного назначения по новым ценам, соответствующим балансу спроса и предложения, или же в отсутствии при новой системе гарантий сбыта собственной продукции прежним потребителям. Постепенное изменение цен, с ориентацией не на «себестоимость», а на конечные цены потребительского рынка и государственного потребления, позволило бы государству рассмотреть каждый такой случай в отдельности и решить: то ли увеличить расходы на закупку у этого предприятия производимой продукции (чтобы у него были деньги на закупку дефицитных фондов), то ли выделить предприятию кредит на модернизацию, то ли закрыть его, используя высвобождающиеся ресурсы в более выгодных видах деятельности.

Планирование, то есть, принудительные поставки большей части продукции предприятий по назначенным ценам, на какое-то время сохранилось бы. Но, по мере приближения назначаемых цен к ценам, уравновешивающим спрос и предложение, удалось бы перейти от принудительного планирования к добровольному. При новой такой системе удовлетворение госзаказа стало бы наиболее выгодным из имеющихся вариантов деятельности предприятия. Следовательно, система стала бы устойчивой и отмена принудительного характера поставок не повлекла бы обвал производства, так как подавляющему большинству экономических субъектов было бы выгодно продолжение существующей хозяйственной деятельности, а локальные действия предприятий по повышению прибыли вели бы к увеличению национального дохода. Принципиальная возможность перехода к такой системе планирования (иногда называемой «рыночным социализмом») была доказана еще теорией оптимального планирования за много десятилетий до анализируемых событий [37]. Собственно, предложенный переход был бы не более чем полной реализацией замысла не доведенной до ума косыгинской реформы, попытки перейти к ней для товаров производственного назначения предпринимались и в годы перестройки. Только после такого приближения к рыночному равновесию можно было бы говорить о серьезной либерализации на рынках товаров производственного назначения.

Особого внимания заслуживает учет государственных приоритетов при новой системе товарооборота. Если раньше поставка дефицитного ресурса оборонному комплексу, а не в конкурирующий гражданский сектор, осуществлялась на принудительной основе, то отказ от директивного планирования потребовал бы повышения номинальных оборонных расходов с тем, чтобы «отыграть» данный ресурс у гражданского сектора в пользу оборонного. В условиях советской системы это было вполне реально, потому что государство могло изъять излишек прибыли, образовавшийся у поставщика редкого ресурса, обратно в бюджет. Тогда номинальный рост расходов на оборону и приоритетные направления технологического развития не означал бы роста реальных усилий экономики страны в этих секторах, а просто означал бы приведение денежных потоков в соответствие с реальной ценностью ресурсных потоков. Но зато после перехода к новым ценам можно было бы осуществлять продуманную и просчитанную конверсию, связанную с перенаправлением части военных расходов на осуществление гражданских программ. Важно подчеркнуть, что реальная конверсия предполагала бы не лишение финансирования оборонных предприятий, с тем чтобы они перестали функционировать, а, напротив, задействование производственного и человеческого потенциала ВПК для решения насущных задач экономики и подъем общего уровня отставших отраслей гражданского сектора. Иными словами, сокращаемые военные расходы пришлось бы направлять тем же предприятиям и коллективам, но просто выдавать им другие задания.

Не менее сложной задачей стало бы реформирование системы инвестирования. Уровень инвестирования в СССР был очень высоким: как в строительство новых объектов производственного, социального, инфраструктурного назначения, так и в их модернизацию и поддержание в работоспособном состоянии. При этом по источникам финансирования можно выделить следующие виды инвестиций: осуществляемые прямо или косвенно за счет бюджетов разных уровней; осуществляемые за счет банковских займов; осуществляемые из выручки предприятий, которые государство обязало отчислять определенную долю прибыли на амортизацию и обновление, а не проедать ее.

Совершенно понятно, что никаких революционных решений о том, чтобы «взять и отменить» с понедельника не менее 60% строек, как это предлагала программа «500 дней», ни в коем случае нельзя было принимать. В случае с уже начатыми инвестиционными проектами необходимо было для каждого проекта разбираться, выгодно ли его завершать с учетом оставшихся расходов на строительство или выгоднее забросить. Что же касается новых инвестиций, то переход на «рыночные» рельсы предполагал разграничение инвестиций на те, которые делало государство, и на те, которые делали частники, рассчитывая получить от этого свою выгоду. В силу довольно низкой склонности к сбережению в России, государство обязано было взять на себя не только инвестирование в инфраструктуру и социальные объекты, как на Западе, но и инвестирование во множество ключевых отраслей экономики. Надеяться на частника можно было только в тех отраслях, в которых последний себя уже уверенно чувствовал и был готов рискнуть капиталом. Следовательно, на продолжительное время предстояло не только доводить до ума большие государственные инвестиционные проекты, но и заставлять предприятия, находящиеся в государственной собственности, инвестировать часть зарабатываемых денег, предстояло строить за счет государства новые объекты и модернизировать старые. Сами граждане, скорее всего, инвестировали бы первое время только в жилье и мелкий бизнес, лишь со временем дополняя государственную экономику во все новых и новых областях.

Был ли возможен полный отказ от субсидий и контроля цен?

Важным вопросом выдвинутой программы возможного реформирования советской экономики является такой: можно ли было при переходе к описанному здесь «рыночному социализму» полностью отказаться от системы субсидирования и централизованного установления цен, не допуская при этом спада производства? Мы без всякого сомнения даем отрицательный ответ на этот вопрос и утверждаем, что это должно было быть ясно даже из того объема экономических знаний, который был доступен советским экономистам того времени. Существует, по меньшей мере, два хорошо известных в экономической теории феномена, которые должны были предостеречь от безоглядного освобождения цен и отмены субсидий, особенно в советской экономике, характерной монополизмом многих предприятий.

Первый из этих феноменов известен под названием двойной маргинализации [33]. Суть его, в приложении к реформе советской ценовой системы, состоит в том, что некоторым предприятиям-монополистам, освобожденным от ценового контроля, выгодно назначать на свою продукцию высокую цену, при которой потребление этой продукции смежниками снижается. Это ведет к сокращению как производства на этих предприятиях, так и национального дохода. Схематически это явление можно изобразить на рисунке 1.

Верхняя кривая – это спрос на продукцию второго передела, производимую конкурирующими предприятиями из продукции первого передела с издержками, равными стоимости продукции первого передела плюс постоянная добавка, не зависящая от загрузки отрасли. Поэтому спрос, предъявляемый со стороны отрасли на продукцию первого передела, при каждом количестве товара равен величине спроса на продукцию второго передела минус постоянная добавка. «Национальный доход» (стоимость продукции второго передела) максимизируется при том объеме производства, которое изображено на левом рисунке, а выручка отрасли первого передела максимизируется при меньшем производстве. Если эта отрасль контролируется предприятием-монополистом, то оно снизит предложение продукции первого передела до оптимального для себя уровня, что повлечет снижение производства продукции второго передела до уровня, при котором национальный доход снижается (правый рисунок). Подчеркнем, что это явление не является универсальным, то есть наблюдается не всякий раз, когда производитель первого передела – монополист, а в зависимости от конкретной формы кривых спроса и других факторов. Но спада в нескольких ключевых отраслях уже достаточно для серьезных сбоев в экономике.

Рис. 1. Двойная маргинализация в двухпередельной схеме

Совершенно понятно, что в условиях высоко монополизированной советской экономики упускать из виду этот фактор было нельзя. Конечно, цены на многие виды продукции можно было бы поставить под контроль путем открытия внутреннего рынка для иностранных конкурентов данного предприятия, назначив оптимальную пошлину. Тогда бы предприятие перестало быть монополистом и вынуждено было сбывать свою продукцию по приемлемой цене. Но это возможно только для части товаров, заменяемых импортом. Для остальных же товаров пришлось бы еще какое-то время устанавливать цену централизованно. Мы не хотим сейчас касаться принципов, по которым следовало устанавливать цены для таких предприятий-монополистов, потому что вопрос требует конкретного анализа в каждом отдельном случае. Заметим только, что контроль издержек и установление цен на такую продукцию по принципу «издержки плюс надбавка» куда предпочтительней, чем снятие ценового контроля монополистов. Итак, даже после перехода к «рыночному социализму» назначение цен по большой группе товаров пришлось бы сохранить.

Второй феномен касается возможности, а точнее, невозможности полной отмены субсидий. Связано это с существованием предприятий, для которых себестоимость единицы продукции существенно, а то и скачкообразно уменьшается при увеличении объема производства [33, 38]. Представим фабрику, производящую, например, «плашки в три восьмых дюйма». Установленная на фабрике линия может производить тысячу или более плашек при полной себестоимости рубль за штуку (при работе на проектной мощности), а при меньшей мощности себестоимость производства существенно, в разы увеличивается, так что выгоднее закупать импортные плашки. Пусть условия спроса таковы, что при предложении 100 плашек цена спроса 10 рублей, при предложении 900 плашек – 1 рубль, а при предложении тысячи плашек – уже 90 копеек. Получается, что если запустить производство на проектную мощность и воспользоваться экономией на масштабе производства, то свободная рыночная цена не позволит покрыть издержки, хотя для всей страны это, конечно же, выгоднее, чем допустить простой фабрики. Мы не будем обсуждать вопрос, правильным ли было инвестиционное решение о строительстве данной фабрики с такой проектной мощностью – будем считать, что фабрика уже существует и что наши меры не повлияют на дальнейшие решения о строительстве таких же фабрик. (Здесь не анализируется проблема долгосрочных стимулов для экономически оправданных инвестиций, которые создавала социалистическая система ценообразования: ведь мы представляем себя на месте реформаторов в 80-е, которые не могут управлять прошлым и пытаются развить то народное хозяйство, которое досталось в наследство.)

Для того чтобы фабрика работала и приносила стране доход, есть два пути:

1) доплачивать предприятию 10 копеек за каждую плашку (на что тратится 100 рублей) и продавать на рынке по 1 рублю;

2) выкупать у предприятия 100 плашек по 1 рублю и пускать их на военные нужды либо отдавать потребителям, которые сами не смогут ни купить эти плашки, ни перепродать их в третьи руки. Тогда остальные 900 выкупят гражданские потребители, тоже по рублю.

В обоих случаях общие затраты бюджета тоже 100 рублей, но фабрика работает и обеспечивает страну плашками. Если бюджет отказался от того, чтобы потратить жалкие 100 рублей, производство останавливается, а покупать импортные плашки по цене 10 рублей за штуку могут позволить себе только самые богатые сто человек. И страна потратит дополнительные 1000 рублей на импорт.

Эту ситуацию проиллюстрируем на трех графиках (рис. 2). Для простоты мы считаем, что себестоимость производства продукции может быть либо очень высокой (аналогичная этому ситуация – закупка дорогого импортного товара), либо очень низкой, если производство превышает некий порог. Первый путь решения проблемы – субсидирование производства – показан на втором рисунке, второй – закупка части продукции на некоммерческие государственные нужды – на третьем.

Здесь необходимо отдельно разобраться, для каких советских предприятий была актуальна такая постановка вопроса. Во-первых, это относилось к более или менее монопольной части промышленности, для которой равновесия спроса и предложения нельзя было достичь за счет сокращения числа работающих предприятий – экономия на масштабе (при больших объемах производства) cкачкообразно наступала для единственного предприятия, выпускающего весьма специализированную продукцию, и это диктовалось технологической особенностью производства в соответствии с проектом. Следовательно, это не касалось сельского хозяйства, пищевой, сырьевой и большей части легкой промышленностей, а также немонопольной продукции машиностроения и химической промышленности. Однако в том же машиностроении было очень много предприятий, которые были единственными, выпускающими какую-то специфическую продукцию, а в металлургии производство некоторых марок металлов становится рентабельным, только начиная с определенного объема выпуска.

Рис. 2. Один «провал рынка» для разрывной производственной функции

Очень важно подчеркнуть, что из двух способов обеспечить стабильную работу таких предприятий (субсидирование цены либо закупки для некоммерческих целей) в Советском Союзе для товаров производственного назначения использовался второй путь. Например, металлургический завод выпускал какую-то марку металла, которая использовалась одновременно для производства потребительских товаров и вооружения, то есть, часть спроса покрывалась за счет личных расходов граждан, часть – за счет государственных расходов на закупку вооружения. Прекращение закупок металла по линии оборонного заказа не только не высвобождает «оборонную» часть заказа для мирных нужд, а, наоборот, делает невозможным производство той части металла, которая раньше расходовалась на мирные нужды, и банкротит всю последующую цепочку гражданской промышленности.

Другой возможный пример – когда станкостроительный завод выпускал станки для производства как вооружения, так и товаров инвестиционного назначения и потребительских товаров. Первая группа, при сложившейся системе, полностью оплачивалась из бюджетных средств, вторая могла оплачиваться как за счет бюджета, так и за счет средств предприятий, производящих товары инвестиционного назначения. Но последнее возможно только в том случае, если эти предприятия функционируют и постепенно обновляют свои фонды. Понятно, что прекращение бюджетного финансирования первых двух групп и сокращение спроса на станки со стороны предприятий, производящих товары инвестиционного назначения, сделало бы невозможным производство на заводе станков по прежней цене для предприятия, производящего потребительские товары. При этом даже не требовалось, чтобы экономия на масштабе производства наступала так же скачкообразно, как показано на представленном рисунке. Если спрос падает на 30% при неизменной цене, то из этого не следует, что предприятие, сократив производство на 30%, сможет снизить издержки по всем материальным затратам и зарплате работникам на то же количество процентов. Существуют издержки, такие, как оплата жилищно-коммунальных услуг и необходимого персонала, которые не поддаются сокращению. Поэтому при снижении производства на 30% удается сэкономить от силы 10% издержек. Очень высока вероятность, что при таком изменении параметров предприятие станет нерентабельным. При этом не всегда можно просто взять и сократить количество предприятий в отрасли на 30%: есть проблемы сбыта, привязанности предприятий к конкретному кругу потребителей, например, в регионе. Поэтому, если смотреть в масштабах отрасли, то снижение спроса на 30% может повлечь обвал производства в отрасли, скажем, в 3 раза, а это повлечет потерю зарплат работников, занятых в отрасли, сокращение спроса с их стороны и будет «аукаться» на многих других производствах. Итак, либерализация цен и хозяйственной деятельности потребовала бы от государства специальных мер по сохранению спроса на продукцию очень многих предприятий.

Наконец, первый способ поддержки таких предприятий – субсидирование (второй график) – применялся, по-видимому, в меньшей степени и мог касаться только потребительских товаров. Но и здесь, прежде чем отменять субсидии, надо было трижды подумать, как сохранить спрос. Распространено заблуждение, будто спрос можно было сохранить за счет компенсирующих социальных выплат населению, чтобы оно могло больше покупать товаров. Это неверно по той причине, что потребительские предпочтения населения не обязательно направляли бы свой спрос на закупку именно тех товаров, производство которых поддерживалось указанным образом. Следовательно, и в этой области государству пришлось бы надолго сохранить свою регулирующую функцию.

Дальнейшие меры по реформированию

По нашему мнению, именно описанная ценовая реформа была первейшим и необходимым условием каких-либо дальнейших преобразований советской экономики, просто потому, что убрала бы самые острые проблемы (дефицит, потерю управляемости при директивном планировании, невозможность выровнять внешнеторговый дисбаланс), создававшие трудности для населения и госаппарата, а также прояснила бы ситуацию. В самом деле, во-первых, цены товаров были бы приведены в соответствие с потребительскими предпочтениями и ценностью затрачиваемых на это ресурсов. В результате необходимость прямого ручного управления значительно снизилась бы. Ради того чтобы сохранить производство на прежнем уровне, не нужно было бы уже контролировать, какие дефицитные ресурсы и фонды куда направляются, потому что это и так было бы наиболее выгодной из имеющихся возможностей для производителя данного ресурса. Точно так же, не нужно было бы уже распределять по регионам и районам дефицитный продукт. Не пришлось бы субсидировать производство огромного количества товаров частного потребления, потому что население само бы платило почти за все. Не нужно было бы следить за выделением жилья и распределением автобусов. Снизилась бы доля государства в инвестировании.

В новых условиях сохранение прежнего уровня производства обеспечивалось бы самой по себе рыночной системой, без надоевших командно-административных мер; необходимая же государству продукция и социальная направленность экономики обеспечивались бы за счет налоговой системы, системы госзаказа, бюджетной политики, социальной помощи, ограниченного и контролируемого объема субсидий и дотаций. Отклонения от устоявшегося равновесия, направленные на увеличение прибыльности отдельных предприятий, не подрывали бы экономику, а были бы выгодны всей стране. Да и населению не пришлось бы тратить по часу после работы на простаивание в очередях – а это огромная прибавка к благосостоянию, пусть даже и не оцениваемая в показателях натурального потребления.

Предложенный нами вариант ценовой реформы для Советского Союза не является чем-то принципиально новым, до чего советские экономисты никогда бы не додумались. В том-то и дело, что додумались. Очень похожую программу «управляемой инфляции» для реформирования советской экономики предлагал академик Ю.В. Яременко [62]. Да и пресловутое «павловское» (1991 г.) повышение цен было шагом именно в этом направлении. Мы не разбираем вопрос, почему предложения, альтернативные программе «500 дней», не были опубликованы и озвучены для широких масс. Важен сам факт: альтернатива существовала и была, в целом, известна тем, кому полагалось об этом знать.

После проведения внутренней ценовой реформы можно было освободиться от монополии внешней торговли, вводя поначалу пошлины, которые сохраняли бы прежнюю ценовую структуру внутри страны, а потом снижая каждую из них после индивидуального рассмотрения в том и только в том случае, если бы это позволило повысить национальный доход, а не потерять важные отрасли. Это позволило бы значительно сократить монополизацию экономики, создать стимулы для развития в условиях конкуренции на многих участках, открыло бы еще один канал распространения инноваций.

По большому счету, этим и исчерпывается список очевидных первоочередных мер по реформированию. Только после полного завершения ценовой реформы и демонополизации внешней торговли (с установлением тарифной системы) было бы видно, нужно ли срочно делать что-то еще и что именно. Скорее всего, дальнейшие меры по реформированию включали бы, с одной стороны, активную деятельность государства по подтягиванию отстающих отраслей до среднего уровня, а с другой – расширение многоукладности экономики. Последнее означает постепенное созревание, на месте единообразной формы госпредприятий, новых организационных структур, которые были бы более эффективны в тех или иных конкретных нишах. Предстояло внедрить такую налоговую систему, которая поставила бы в равноправные условия госпредприятия с другими типами предприятий и позволила бы новой экономике расти рядом с уже имеющейся системой. Реформированные ценовая и налоговая системы сделали бы прибыль индикатором эффективности работы предприятий с точки зрения экономики всей страны. Если бы в какой-то экономической нише стало очевидно, что частные фирмы той или иной формы (кооперативы, ЗАО, корпорации) выполняют свои функции лучше, чем госпредприятия, то тогда можно было идти на реорганизацию существующих предприятий в более эффективную форму собственности. Но и эту процедуру нужно было проводить не через обвальную приватизацию, а в индивидуальном порядке – через банкротство неэффективных предприятий, их акционирование и поглощение более эффективными конкурентами.

Следует особо подчеркнуть, что мы отвергаем сам подход, когда перед страной ставится задача то «построить социализм», то «перейти к рынку». Вместо этого надо было фиксировать конкретные социальные проблемы и решать их, улучшая жизнь по тем или иным параметрам. При этом можно было бы в конкретной ситуации пользоваться как «плановыми», так и «рыночными» экономическими инструментами, будь то свободное ценообразование на одни товарные группы или нормированное распределение других, субсидии с налогами, либерализация внешней торговли и изменения прав собственности на производственные объекты.

Однако конструктивно настроенная партия в политическом и экономическом руководстве, равно как и действительно компетентная часть ведущих экономистов, играли далеко не первую скрипку в какофонии позднесоветского кризиса. В конце концов, власть перешла к людям, не погнушавшимся ради ее захвата растащить страну по национальным квартирам. Нам достаточно знать, что здравая политика экономической реформы в СССР была принципиально возможна с точки зрения стартовой экономической ситуации и полномочий верховной власти. И разумная программа такой реформы была принципиально доступна для власти, взявшейся за дело с ответственностью. Такая реформа не состоялась не из-за экономических сложностей, а в силу особенностей политического устройства, персонального состава верховной власти и других причин.

Демонтаж Советского Союза, предпринятый в конце 1991 года, закрыл вопрос о проведении реформ союзным руководством. Экономические последствия этой акции, в целом, достаточно хорошо известны читателю, и ниже мы коснемся только некоторых из них. Теперь же попытаемся проанализировать экономическую политику уже российского руководства, начиная со 2 января 1992 года (дня гайдаровской либерализации цен), принимая состоявшуюся тогда потерю территории и населения как данность.

Глава 4. Хроника экономического пике: цены и спрос

Прежде чем переходить к истории шоковой терапии, вспомним вопрос О. Бендера, обращенный к рыжекудрому Балаганову: «Скажите, Шура, честно, сколько вам нужно денег для счастья?» Представим теперь, что мы не Остап Бендер, а Егор Гайдар накануне 2 января 1992 года. Управляемость экономики в значительной мере потеряна, а с ней – и возможности для планомерной тонкой корректировки. Требуются более быстрые, пусть и неоптимальные, действия. Но мы свято верим, что достаточно перейти к рыночным отношениям – и начнется быстрый экономический рост. Для того чтобы он был актуален для ныне живущего поколения, надо начинать не с нулевой точки. А для этого нужно не допустить спада, то есть создать условия, при которых подавляющее большинство предприятий сохранит прежние объемы производства и начнет повышать конкурентоспособность сразу после перехода к рынку. Тогда перед нами предстает вопрос, в чем-то аналогичный вопросу Бендера: «Что нужно предприятию для полного счастья?». Ну если не для счастья, то хотя бы для сохранения основных производственных показателей. Итак, предприятию нужно:

1) Обеспечить сохранение спроса на продукцию данного предприятия в таком объеме, чтобы деятельность предприятия оставалась экономически оправданной: объем производства не должен опускаться ниже отметки, с которой нарушаются целостные технологические циклы. В случае обрушения спроса на продукцию данного предприятия проанализировать, насколько важно производство соответствующего товара для целостности экономики и социальной стабильности, и дотировать, если нужно, его производство.

2) Удерживать цены на сырье, комплектующие и коммунальные услуги для данного предприятия так, чтобы при цене спроса, отвечающего п. 1), производство не становилось убыточным. В случае, если цены на сырье, комплектующие и коммунальные услуги, выравнивающие спрос и предложение, делают предприятие нерентабельным, дотировать производство для покрытия повышенных издержек или регулировать равновесные цены каким-либо другим образом, например, через таможенные пошлины и контроль цен естественных монополий. (Напомним, что по условиям задачи, в рамках ускоренного перехода к рынку при Гайдаре, мы решаем отказаться от принудительного планирования товарооборота. Поэтому поставки смежников и прочие хозяйственные связи должны осуществляться добровольно, по ценам, уравнивающим спрос и предложение.) В случае если либерализация внешней торговли нарушает прежний баланс спроса и предложения по ключевым товарам экономики, внешнюю торговлю этими товарами надо ограничить, чтобы удержать прежний баланс.

3) Обеспечить выполнение двух вышеперечисленных условий для главных поставщиков и смежников.