Пауки в банках. Есть ли альтернатива сырьевой экономике?

* * *

Чтобы продемонстрировать, как описанная схема проявилась в производстве товаров длительного пользования, обратимся к таблице 3 (материалы по мясу в последней колонке добавлены, чтобы показать параллельность процессов в промышленности и сельском хозяйстве):

Табл. 3. Динамика производства и личного потребления некоторых видов потребительских товаров

При общей тенденции к падению производства, очевидно, что производство уменьшилось по-разному для разных видов товаров. По велосипедам буквальный обвал произошел уже в 1992–1994 гг. Их производство сократилось в 4 раза за 3 года и впоследствии упало еще больше. Общее же потребление домохозяйств к 1994 г. даже несколько выросло. То есть здесь мы имеем ситуацию сохранения объемов потребления при вытеснении собственного производства импортом.

Другой характерный сценарий изменения производства и продаж показывают холодильники. Во времена СССР четверть производимых холодильников шла на продажу за пределами РСФСР (преимущественно, в другие союзные республики). В течение 1990–1994 гг. этот «экспорт» практически прекратился, производство сократилось на соответствующую величину, потребление даже несколько выросло, в целом 90% покупаемых холодильников было произведено внутри страны. Видимо, «холодильникостроение» в данном периоде потеряло только на разрушении хозяйственных связей и падении спроса в бывших союзных республиках. Получается, что подотрасль перенесла «освобождение» цен с существенно меньшими потерями, нежели «велосипедостроение». Правда, неумолимая логика экономического коллапса взяла свое, и после 1994 г. события здесь развивались по «велосипедному» сценарию. К 1998 г. производство упало почти вчетверо от 1990 г. при одновременном увеличении доли импорта. Тем не менее, после кризиса 1998 г. и последующего восстановительного роста рынок холодильников вернулся к некоему равновесному состоянию. Покупается их примерно столько, сколько в 1990 г., при этом доля отечественных агрегатов стабилизировалась на уровне 75%. Отсюда можно сделать вывод, что «холодильникостроение» по своим стоимостно-спросовым характеристикам, в целом, выдержало переход к рыночным ценам. Хотя холодильник и является долгосрочной покупкой, тем не менее ни одна семья не может позволить себе роскоши не иметь холодильника. Это – товар довольно высокой степени необходимости.

Еще один пример динамики производства и потребления показывают телевизоры. Как видно из таблицы, в 1991–1994 гг. производство телевизоров упало вдвое, и освободившуюся нишу занял импорт. При этом объемы покупок не уменьшились – телевизоры оказались для населения не менее важными, чем холодильники. Народом оказались востребованы и хлеб, и зрелища. Но, в отличие от холодильников, завышенные советские цены на электронику, а также отсталость компонентной базы, пагубно сказались на ее конкурентоспособности с импортом в рыночных условиях. Дальнейшее вытеснение отечественных телевизоров привело к тому, что в 1990–1998 гг. объем их производства упал в 14 раз. Фактически, отечественное «телевизоростроение», равно как и производство остальной бытовой электроники, умерло. Наблюдаемый после 1998 г. рост производства телевизоров похож на перерождение человека в вампира. Теперь на территории России из привозных комплектующих собираются импортные телевизоры. Резюме: отечественные телевизоры не выдержали экзамен по цене и качеству, хотя спрос на товар оставался высоким. Если сравнить соотношения цен на телевизоры и холодильники в РСФСР и нынешней России, то приведенная статистика точно подтвердит нашу модель краха экономики: цветной ТВ стоил порядка 600 рублей, холодильник – 350. К середине 90-х соотношение стало обратным. Этим и объясняются все метаморфозы с производством одного и другого.

Другой сценарий – это рынок стиральных машин, входящих с холодильниками в одну группу, как по технологии производства, так и по объему рынка. Изначально, даже соотношения производства и потребления по этим двум товарам были сходными: Россия производила стиральных машин в полтора раз больше, чем потребляла. Надо учесть, правда, что машин-автоматов производилось сравнительно немного, а именно их хотел потребитель, и именно их мог в достаточном количестве и по доступной цене предложить внешний рынок. Затем, после 1991 г., со стиральными машинами наблюдается картина, в чем-то подобная той, что имела место с холодильниками. При незначительном падении спроса, собственное производство падает почти в 2,5 раза, а доля импорта увеличивается. Очевидно, что такое падение объемов производства не могло не сказаться на финансовом благополучии предприятий-производителей, в результате чего отечественные стиральные машины все больше и больше уступали место импортным. Также сыграл свою роль и фактор важности: стиральные машины оказались менее востребованным товаром, нежели, скажем, холодильники. В итоге к 2003 г. их рынок составил лишь две трети от уровня 1990 г., притом собственное производство сократилось в четыре раза.

Наконец, еще один пример – производство и потребление мяса. К 1998 собственное производство уменьшилось более чем в два раза, а общее потребление – в полтора. Мясо оказалось неконкурентоспособным как по отношению к импорту, так и по отношению к другим видам продовольствия. В сравнении с ними, мясо оказалось слишком дорогим удовольствием для большинства жителей России. При этом даже при сложившейся цене, которая установила объем продаж в две трети от уровня 1990 г., производство мяса оказалось нерентабельным. Очевидно, что для сохранения собственного производства мяса на определенном уровне были необходимы дотации животноводству.

Подведем итоги нашего анализа конкретных примеров. Перечислим 5 ситуаций:

• «Холодильники». Симптомы: производство оказалось вполне конкурентоспособным с импортом, товар относится к группе первой степени необходимости. (Здесь и далее «необходимость» оценивается по фактическим потребительским предпочтениям.) Потребление осталось на прежнем уровне, производство снизилось незначительно (на величину – поставок в союзные республики). Вывод: подотрасль выжила благодаря сохранению спроса и достаточно высокой цене продукции, покрывающей затраты.

• «Стиральные машины». Симптомы: неконкурентоспособность товара, товар средней степени необходимости. Спрос упал существенно (в полтора раза), производство упало больше падения спроса (с учетом сокращения «экспорта») по причине неконкурентоспособности продукции. Вывод: подотрасль разгромлена из-за переключения внутреннего спроса на более качественный импорт.

• «Телевизоры». Симптомы: неконкурентоспособность товара, завышенная цена, товар выше средней степени необходимости. Спрос упал незначительно, производство сократилось вдвое и конкурентоспособность повышена путем перехода на использование импортных комплектующих. Вывод: подотрасль разгромлена с самого начала реформ из-за неудовлетворительного качества и цены по сравнению с импортными аналогами. В ее отношении проявились и ценовая, и спросовая составляющие дисбаланса. Частичное восстановление не позволило сохранить собственную элементную базу.

• «Велосипеды». Симптомы: неконкурентоспособность производства, товар средней степени необходимости. Результат: падение спроса до 60% от уровня 1990 г., падение производства в 10 раз. Вывод: подотрасль не выдержала экзамена по цене и качеству и разгромлена как из-за спросовой, так и из-за ценовой составляющей дисбаланса.

• «Мясо». Симптомы: товар средней степени необходимости, цена импорта ниже уровня нормальной рентабельности производства внутри страны. Результат: падение спроса в 1,5 раза, падение производства в 2 раза с тенденцией уменьшения доли собственного производства в будущем.

Цепной обвал производства до перехода экономической системы в относительно сбалансированное состояние занял примерно 5 лет. К 1996 г. темпы инфляции упали до 22% (по индексу потребительских цен), курс доллара стабилизировался, падение производства, в основном, прекратилось. Зарплата в долларовом пересчете в 1997 году стала максимальной за весь период, начиная с 1991 г. и была превышена только в 2002–2003 гг. Правда, как показал кризис 1998 г., это относительно сбалансированное состояние не могло долго сохраняться ввиду следующих факторов:

1) государственных расходов на поддержку завышенного курса рубля и вытекающей отсюда необходимости внешнего кредитования для покупки рублей на валютном рынке;

2) разгрома большей части обрабатывающей промышленности и сельского хозяйства и последовавшего сокращения доходов страны и граждан до уровня, закрывающего дорогу к инвестициям и развитию;

3) сокращения инвестиций в 4 раза, в том числе двукратного уменьшения жилищного строительства;

4) хронического дефицита бюджета из-за недосбора налогов, что привело к сокращению общественного потребления и скудным зарплатам бюджетников.

Кризис 1998 г. продемонстрировал нежизнеспособность экономической системы, созданной в первые годы реформ, и вынудил правительство (в новом составе) отказаться от наиболее одиозных элементов финансовой политики предшественников. Возможно, вызвано это было не столько осознанием прежних ошибок, сколько физической невозможностью продолжения прежнего курса. Центробанк перестал поддерживать курс рубля на валютной бирже, потому что деньги кончились и новых займов не давали. Правительство не возобновляло ГКО, потому что никто бы теперь не поверил в их надежность. Темпы приватизации резко замедлились, потому что почти все «лакомые куски» госсобственности были уже приватизированы.

Однако спросовые и ценовые факторы обрушения не были повернуты вспять. Народное хозяйство по-прежнему разделено на «квазиуспешную» и «квазинеудачную» части. Как следствие, экономика приобрела хронически изуродованный характер, не исправленный даже в годы быстрого экономического роста 2000-х. Впрочем, это предмет второй части книги, а пока вернемся к обвалу 90-х.

Глава 5. Как разрушить народное хозяйство

Либерализация внешней торговли

Ближайшей целью данного раздела будет объяснение главной причины, по которой предприятия разделились на две группы – «квазиуспешных» и «квазинеудачников» по ценовому признаку.

Исторически в России сложилась ценовая структура, отличная от оптовых цен мирового рынка. В этой ценовой структуре сложная техника была дороже относительно топливно-сырьевых ресурсов, чем за рубежом. В то же время, оплата трудозатрат в производстве и эксплуатация наиболее массовых видов техники низкого качества (например, тракторов и бульдозеров) обходились дешевле, чем в странах со сравнимым уровнем национального дохода и потребления на душу населения. Недостаточные (по сравнению с этими странами) расходы предприятий на оплату труда и массовые виды техники компенсировались государством через жилье, транспортные субсидии, общественное потребление. Финансовые вливания в отстающие отрасли также позволяли поддерживать низкие цены на их продукцию.

Таким образом, ценовые пропорции на ресурсы, потребляемые отраслями народного хозяйства, – цены труда, сырья, сложной и массовой техники существенно отличались от зарубежных. Одной из причин такого положения стало неравномерное технологическое развитие в приоритетных и неприоритетных отраслях. Гражданское машиностроение, легкая и пищевая промышленность, обделенные вниманием руководства и не получавшие (в силу регулирования розничных цен) достаточных стимулов от потребителя, защищенные от внешней конкуренции, тратили очень много ресурсов (трудовых и сырьевых) по сравнению с западными конкурентами. Поэтому в условиях конкуренции с импортными товарами потребители были бы не готовы платить ту цену, которая покрывала их издержки – лучше было купить импортный аналог. Приоритетные же отрасли, шедшие вровень с западным уровнем по эффективности переработки ресурсов, составляли малую часть экономики. В свою очередь, уже упомянутые этико-идеологические традиции вели к тому, что отсталым отраслям не нужно было сполна платить за рабочую силу и сырье: государство брало на себя обеспечение трудящихся рядом благ и поддерживало заниженные цены на сырье, а также помогало убыточным производствам финансовыми вливаниями.

Представим себя снова на месте Е.Т. Гайдара и В.С. Черномырдина. До тех пор, пока речь шла о либерализации цен в условиях монополии внешней торговли, корректировки цен умещались бы в разумные рамки и не привели бы к катастрофическим последствиям. Уже после освобождения цен внутри страны, можно было бы перейти к постепенной либерализации внешней торговли, но и это надо было делать с умом. Вернемся к примеру с кастрюлями и магнитофонами. Как мы видели, ликвидация внешнеторговых барьеров привела бы к тому, что цены на магнитофоны и кастрюли перестали бы определяться балансом внутреннего спроса и предложения с незначительным участием внешнего рынка, а целиком стали бы определяться ценами внешнего рынка. В нашем примере получалось, что цены на кастрюли подскочили бы в несколько раз, а на магнитофоны упали.

Опасности такого резкого нарушения баланса очевидны. Во-первых, производство магнитофонов внутри страны, привыкшее к прежним ценам, стало бы нерентабельным, а быстро модернизироваться и перейти на западные стандарты отрасль не смогла бы. Во-вторых, не факт, что производство кастрюль можно было бы настолько быстро нарастить, чтобы компенсировать для страны снижение производства магнитофонов. Грубо говоря, если целая треть экономики производит «магнитофоны» (неконкурентоспособные на мировом рынке товары), то, бросая эту треть экономики в воды мирового рынка, можно быть уверенным, что она не выплывет. Ликвидация трети экономики никак не обогатит страну, потому что она не сможет сразу перейти на производство только конкурентоспособных товаров. Такая ликвидация подорвет и позиции части конкурентоспособных отраслей, поскольку сокращает спрос на их товары со стороны разоренных отраслей и их работников. Мало того, не все конкурентоспособные товары допускают увеличение производства (прежде всего, сырье – из-за ограниченного количества месторождений). Поэтому возможная отмена монополии внешней торговли требовала установления пошлин по отдельным товарным группам и подразумевала довольно долгий процесс их постепенного снижения. При этом неконкурентоспособную часть экономики – производство «магнитофонов» – следовало поддержать за счет конкурентоспособной – производства «кастрюль», – например, с помощью неравномерного налогообложения. Это позволило бы отстающим отраслям повысить свою конкурентоспособность, задержать процесс ликвидации ставших ненужными производств и перевести высвобождающиеся ресурсы на более конкурентоспособные производства.

Ко всему прочему, надо добавить, что, при одних и тех же ценах на разные товары, отрасли могут быть прибыльными или убыточными, конкурентоспособными или неконкурентоспособными, в зависимости от того, как между отраслями распределены налоги. Поэтому одно только перераспределение налоговой нагрузки между отраслями позволило бы спасти целые производства, которые разорялись при действующей системе налогообложения. Но простое копирование ценовой и налоговой системы Запада немедленно вело к нерентабельности той части производственного аппарата страны, которая отличалась повышенной ресурсо-, энерго- и трудоемкостью по сравнению со среднемировым уровнем. Далеко не всегда повышенные материальные затраты можно перекрыть пониженной зарплатой. К моменту начала «шокотерапии» и по мере ее развертывания об этом было тоже хорошо известно из уже упоминавшихся работ Ю.В. Яременко, предостерегавшего об опасности, которую несет для экономики быстрое неравномерное изменение ценовых пропорций. При разнотемповом движении цен, указывал он, «отрасли перестают быть рынками друг для друга, пропадает их взаимная покупательная способность» [63, c.151].

Между тем, самое поверхностное ознакомление с динамикой цен показывает, что правительства Гайдара и Черномырдина были озабочены чем угодно, только не стабильностью ценовых пропорций. С самого начала шокотерапии был полностью утерян контроль над ценами на металл и основную химию, которые стоили за рубежом дороже, чем в стране. Единственная предостерегающая мера, предпринятая правительством Гайдара, – квоты на экспорт сырьевых ресурсов при фиксировании внутренней цены на них. В условиях гиперинфляции это привело к тому, что производство нефти для внутреннего рынка стало нерентабельным. Валютная же выручка распределялась между производителями неравномерно в силу отсутствия объективного механизма распределения квот. Но и ее предпочитали припрятывать, а не покрывать за ее счет убытки при производстве нефти для внутреннего рынка. Руководители сырьевых отраслей стали шантажировать правительство забастовками своих трудовых коллективов – и оно стало сдавать позиции, увеличивая экспортные квоты и дозволяя повышение внутренних цен на сырье. Дело, однако, не ограничилось повышением сырьевых цен до такого уровня, чтобы выровнять рентабельность сырьевых отраслей с остальными. Работники сырьевых отраслей, видя роскошную жизнь своих руководителей, требовали своей доли валютной выручки, и это влекло дальнейшие уступки правительства и дальнейшее повышение относительных внутренних цен на сырье. Дополнительным фактором повышения сырьевых цен стала возможность продать сырье в ближнее зарубежье для последующей перепродажи на Запад тамошними дельцами [63, с. 130–131, 139–140, 151, 250–251].

Следует подчеркнуть, что основное изменение ценовых пропорций произошло на начальном, «доприватизационном» этапе реформы, но конкретное исполнение «либерализации» сделало сверхдоходы экспортеров недоступными для государства. Практически одновременно с освобождением цен была ликвидирована государственная монополия внешней торговли. Предприятия, оставшиеся по-прежнему государственными, теперь получали значительную валютную выручку. Распухшие при госзаводах частные «кооперативы», принадлежавшие родственникам директората, брали на себя «тяжкое бремя» по обслуживанию внешней торговли и переводу валюты. Предприятия, продававшие на экспорт нефть, металлы и лес, внезапно стали нуворишами – их валютная выручка в пересчете на рубли выдвинула их на первые места по размеру зарплат и привлекательности для работников.

Результат этого процесса проявился уже к концу 1992 г. При том, что общий уровень потребительских цен вырос в 1992 г. в 26 раз, а цен производителей в промышленности[2 - Цена производителя – отпускная цена предприятий, непосредственно производящих данный товар; она отличается от оптовой цены фирм-посредников или розничной цены.] – почти в 34 раза, по различным товарным группам наблюдался существенный разброс. Начиная с этого года, определились отрасли, цены на продукцию которых росли существенно быстрее средних темпов, и отрасли, продукция которых продавалась все дешевле и дешевле относительно среднего темпа роста цен. Так, например, за 1992 г. цена производителя на уголь выросла в 56 раз, на сырую нефть – в 100 раз, на бензин – в 145, и на дизельное топливо – в 152 раза. В то же время цены производителей в машиностроении и пищевой промышленности увеличились в 27 раз, а в легкой промышленности – всего лишь в 12 раз. А на продукцию сельского хозяйства цены в среднем выросли в 9,4 раза, при этом растениеводства – в 18 раз, а животноводства – всего в 6,2 раза.

С поправкой на изменение структуры конечного спроса из-за изменения экспорта и импорта, разница в темпах роста цен в 1992 г. и выявила степень отклонения «позднесоветских» цен от равновесных цен открытой экономики с недостаточными пошлинами.

Развитие ситуации с ценами в последующие годы показано в таблице 4.

Данные в таблице разбиты на два периода – 1991–1997 и 1998–2003 гг. Первый период характеризуется гиперинфляцией (цены выросли в тысячи раз) и высокой неравномерностью роста цен на продукцию различных отраслей. Темпы роста цен варьируют в несколько раз: от 1900 раз в животноводстве и 5400 раз – в легкой промышленности до 21 тысячи раз – в электроэнергетике и почти 26 тысяч раз – в нефтепереработке. Отдельно отметим газовую промышленность. Пусть не смущают сравнительно невысокие темпы роста цен на продукцию этой отрасли. Дело в том, что в таблице приведены данные по ценам производителей, а они отличаются от тех цен, которые платят потребители на величину торговой и транспортной наценок и некоторых налогов. Обычно для производственного потребления эта разница составляет 10-15 процентов, но именно в газовой отрасли имел место наибольший разрыв между ценой производителя и ценой потребителя. (Речь идет о разнице в сотни процентов, максимальное соотношение было в 1995 г. – 17,6 раза, в последующие годы соотношение снизилось до 4–6 раз.) Учитывая особый статус Газпрома в российской экономике и вытекающую из этого специфическую ситуацию с ценами на газ, мы привели данные по этой отрасли, скорее, для полноты картины, нежели для полноценного отраслевого анализа.

Именно на период 1992–1997 гг. пришлось и наибольшее падение объемов производства, причем наиболее сильно пострадали те отрасли, цены на продукцию которых выросли меньше всего.

Второй период, продолжающийся по настоящее время, – это полоса умеренной инфляции и выравнивание темпов роста цен по отраслям. Можно сказать, что после кризиса 1998 года было достигнуто, наконец, относительное ценовое равновесие. Разброс темпов роста цен сократился до нескольких процентов. Но, тем не менее, в целом картина осталась в том же виде, который сложился в первой половине 90-х годов. Продукция отраслей-фаворитов продолжает дорожать быстрее продукции отраслей-аутсайдеров, а возникший в первой половине 90-х годов перекос и не думает исправляться.

Табл. 4. Индексы цен по отраслям экономики в 1991–2003 гг., раз

Неравномерное падение производства и неравномерный рост цен привели к резкой отраслевой дифференциации зарплат (официальных, учитываемых статистикой, хотя, как показывают специальные исследования, размеры «серой», выплачиваемой в конвертах зарплаты достаточно плотно коррелируют с размерами «белой» оплаты труда). Все перечисленные факторы привели, во-первых, к общему снижению занятости в экономике и, во-вторых, к переходу работников из одних отраслей в другие, см. табл. 5.

Явными лидерами по привлекательности стали все те же сырьевые отрасли плюс торговля. За период с 1990 по 2001 г. численность работников газовой и нефтедобывающей отраслей выросла в 2,5 раза, электроэнергетики и торговли – в 1,7 раза, цветной металлургии – в 1,2 раза и нефтепереработки – в 1,1 раза. И это при том, что в целом в промышленности общая численность занятых уменьшилось в полтора раза! В то же время во всех обрабатывающих отраслях произошло уменьшение численности работников. Своеобразным «рекордсменом» является легкая промышленность. Здесь к 2001 году осталось всего 35% от численности 1990 г. Примерно в два раза уменьшилось число работающих в угольной промышленности, машиностроении, лесной промышленности и строительстве. Несколько лучше обстоят дела в сельском хозяйстве – в нем осталось 80% от числа занятых в 1990 г. Правда, здесь имеется собственное объяснение: большинству сельских жителей просто некуда деваться, альтернативы у них практически нет, вот они и трудятся вполсилы или просто числятся работающими на сельхозпредприятиях.

Итак, открытие границ резко изменило ценовую структуру относительно прежних пропорций, так что прежде рентабельные предприятия не смогли продолжить работу. Соответственно изменению цен и рентабельности изменились и масштабы производства в отраслях.

Разумеется, либерализация внешней торговли была далеко не единственной причиной разделения предприятий на успешные и неуспешные группы. Такие меры правительства, как обвальное сокращение военных расходов и замена традиционного механизма дотаций социальными выплатами (и то недостаточными), привели к сокращению спроса на важнейших предприятиях, чувствительных к уровню загрузки, и их последующему разорению. Сокращение расходов на инвестиционную деятельность тоже не способствовало реальной экономии, поскольку сокращался спрос на продукцию заметной части народного хозяйства, а высвободившиеся средства направлялись на импорт. Отсутствие должного контроля над ценами монополистов усугубило проблему. Экономика разделилась на полупаразитические секторы легкой жизни и чахнущие в невыносимых условиях предприятия обрабатывающей промышленности и сельского хозяйства.

Табл. 5. Динамика занятости по отраслям экономики, тыс. чел.

Возрастающая отдача в обрабатывающей промышленности и потери открытой экономики

Есть и другой фактор, обусловивший обвал производства в России при снятии внешнеторговых барьеров. Вообще говоря, к снижению относительных цен на свою продукцию могут худо-бедно приспособиться многие отрасли. Они только «съежатся» до оптимальных размеров, но продолжат производство, тогда как лишние работники перейдут на более производительные рабочие места. Но для этого нужно, чтобы, говоря научным языком, в отрасли была выражена убывающая отдача. Это значит, что увеличение задействованных ресурсов дает все меньшую прибавку к продукту на единицу вложенного «комплекта» ресурсов. Тогда всякое сокращение количества работников и капитальных вложений в данной отрасли повышает производительность оставшихся работников и прибыльность уменьшившегося объема капиталовложений. Убывающая отдача свойственна добывающим отраслям, сельскому хозяйству, отчасти сфере услуг. Однако в обрабатывающей промышленности теория действует только при незначительном сокращении спроса или цены товара. Скажем, наступили сложные времена – и директор уволил пару уборщиц или племянницу-секретаршу, которых и раньше-то наняли не для того, чтобы производство увеличить, а чтобы «пристроить». При этом сами технологические процессы продолжают функционировать в прежнем режиме, без спада. Тогда производительность труда на предприятии, в натуральном исчислении, увеличивается. Разоряются и прекращают производство либо существенно сокращают его только самые устаревшие и неэффективные предприятия, которых немного.

Но если спрос на продукцию завода падает вдвое, то завод не может сократить производство вдвое и сократить число работников вдвое из-за нелинейной зависимости производства от затрачиваемых ресурсов. Среди отраслей, ценовое положение которых ухудшилось, как на беду, оказались именно те отрасли, в которых заметно проявлялась экономия от масштаба – например, машиностроение.

Поэтому резкое сокращение производства, прежде всего, в обрабатывающей промышленности, влечет и падение производительности труда и капитала. А падение производства в сокращающихся отраслях было столь большим, что они не могли уже уволить нескольких работников и повысить эффективность – они просто остановились. Те из высвободившихся работников, которые имели возможность устроиться в нефтянке и газодобыче, пошли туда, остальные пристроились в торговле. И национальный продукт не вырос, а упал. Интересно, что на сбой теории сравнительных преимуществ в подобной ситуации, возможность страны увеличить свой национальный доход за счет протекционистской защиты отрасли с возрастающей отдачей указывал еще классик экономической науки Альфред Маршалл [30]. Но вряд ли учет экономической теории был приоритетом российских реформаторов.

«Сто человек к услугам»

Отдельного внимания при оценке реформ 90-х заслуживают созданные экономическим руководством привилегии для торговли и других отраслей сферы услуг. Действовали целые программы по облегчению перевода экономической активности из сферы материального производства в сферу услуг. Налоги они поначалу почти не платили или платили рэкетирам: в отличие от заводов, остававшихся без оборотных средств на банковских счетах, изъять наличность у челнока и проконтролировать его финансовые операции намного сложнее. Тем самым, правительство создало социальную нишу, в которой можно было «укрыться» в случае крайней беды.

Нет слов, предоставленная рабочим и инженерам возможность подработать «челноками» или таксистами дала им возможность прокормиться и улучшила социальную обстановку по сравнению с той, которая сложилась бы, если бы производство обвалилось точно так же, а такой возможности у них не было. Проблема в том, что сами по себе привилегии в торговле, позволявшие людям приспособиться по отдельности, позволили затушевать катастрофу обрабатывающих производств, не предпринимать меры по их спасению. Не говоря уже об оттягивании в сферу услуг трудовых ресурсов с тех предприятий, которые вполне могли бы выжить, если бы не уход работников в торговлю. Деятельность же «челноков», фактически освобожденная от нормальных налогов и пошлин, дополнительно подрывала остатки легкой промышленности.