Курсант. Назад в СССР 8

Я показал его данные Горохову. Тот внимательно прочитал мини-досье, покряхтел и стал потирать руки:

– Наш человек… Его в первую очередь проверить надо.

– Ага, – кивнул я. – И освободился в феврале 1982-го. Как раз незадолго до того, когда пропал Витя Тетеркин.

– Вот что, – Горохов озадаченно посмотрел на часы. – Я сейчас выбью вам со Светланой Валерьевной подмогу из числа местных оперативников. Одни к нему не суйтесь. Мало ли что…

– Не стоит поднимать шум раньше времени, Никита Егорович, – предложил я. – Мы со Светланой Валерьевной все по-тихому постараемся сделать. Прощупаем его, так сказать. А если в ружье поднимать всю милицию, назавтра об этом весь город будет знать. А если это не он окажется? Тогда настоящий Холодильщик затаиться может.

Начальник настороженно постучал пальцами по столу.

– Думаешь, он не знает, что его ищут? – свел брови Горохов.

– Знает, но о том, что по его душу приехала группа Горохова из Москвы – вряд ли догадывается. А с местными он будет более откровенно в кошки-мышки играть. Судя по всему, он их ни во что не ставит и не считает за равных себе соперников. Надеется легко обыграть, понимаете.

Шеф задумался, прокашлялся в кулак и кивнул:

– Ладно, давайте, только аккуратно. И Погодина с собой возьмите на всякий случай. Только пусть вооружится. А то, помню, были казусы…

– Да он мясокомбинат вместе с ОБХСС-никами на уши ставит, – отмахнулся я. – Долго его ждать придется. Мы время терять не будем. Справимся.

* * *

Наша служебная «Волга» въехала в массив частного сектора (местные называли его «урочище Листвянка»), в котором, по данным местной милиции, проживал Сапожников. Где-то здесь же неподалеку стоял дом Лёни Юрченко. Только теперь он нескоро в него вернется. Останки его сына выкопали и отправили на экспертизу. Его супруга Антонина так и не дала показаний против мужа, хотя, по нашим прикидкам, прекрасно знала о его злодеянии. При таком раскладе ей грозило привлечение к уголовной ответственности за сокрытие преступления. Но у следствия были сомнения в ее адекватности. Огурцов направил женщину на судебно-психиатрическую экспертизу в областное бюро. Сказал, что, скорее всего, там признают ее невменяемой и освободят от уголовного преследования.

– Странный поселок, – Света с интересом разглядывала старые, почерневшие бревенчатые дома, многие из которых вросли в землю, вероятно, еще с довоенных времен. – Такое ощущение, что здесь проживают все убийцы детей. Коммунной.

– Детей убили не так уж и много, – успокоил я ее. – Пока только два трупа у нас, надеюсь, что на этом все.

– Мне бы твою уверенность, Андрей, – вздохнула девушка. – Чутье психолога мне подсказывает, что это только начало…

Про предчувствия думать не хотелось. Я остановился перед несуразным домишкой, больше похожим на гигантскую собачью будку, сколоченную из досок, кусков фанеры и обшитую местами потрескавшимся рубероидом.

– Приехали, – сказал я. – Заречная, тринадцать. Адрес этот должен быть.

– Будто не дом вовсе, а сарай какой-то, – поморщилась Света и передернула плечами. – И номера дома нет.

Она явно не горела желанием заходить внутрь такого сомнительного «курятника», еще были живы воспоминания о мерзком жилище Юрченко. Что ждало здесь, можно было только гадать.

– Вот тот дом одиннадцатый, а следующий – пятнадцатый. Значит, это точно он. Если хочешь, можешь меня в машине подождать, – предложил я, уловив ее нерешительность.

– Ну уж нет… – замотала она головой, разбрасывая сверкающие пряди по плечам. – Привыкла я в уютных кабинетах работать, пора спускаться на «землю».

– Да я и без девочек справлюсь. Все нормально.

Я так ее отговаривал, будто не сам только что убеждал Горохова, что мы вдвоем прекрасно справился. Но Психологиня с обстановкой действительно резко контрастировала.

– Я не девочка, а капитан милиции, – улыбнулась она. – Пошли уже.

Вместо забора – частокол из горбыля с червоточинами. В одном месте столб подгнил и накренился. Упасть ему не давали соседние столбики, что вцепились в калеку-собрата изогнутыми от времени деревянными прожилинами.

Дверь хибары оказалась на замке. Навесной, с массивной ржавой дужкой, он висел на хлипких рыжих петлях-проушинах.

– Какой смысл ставить такой здоровый замок на неухоженную фанерную дверь? – хмыкнул я. – Ее пни, она и развалится.

– Не надо пинать мою дверь, – раздался сзади чей-то голос. – Вы, извиняюсь, кто такие будете?

Со стороны куцего огородика к нам подошел неожиданно интеллигентного вида дядя. Его внешность совсем не походила на облик матерого преступника. Несуразные очочки, лицо с не по-мужски тонкими чертами. На теменной лысине одуванчиковый пушок. Одет в потертый и мятый, но относительно чистый костюм, который уже давно превратился из выходного в домашнюю одежду. Рост чуть ниже среднего, телосложением далеко не богатырь, но в руках с легкостью держал массивную кувалду. Вспомнив, как оказалась обманчива внешность, когда я повстречал Зеленоярского Потрошителя, тщедушного студента, я не стал испытывать судьбу. Грозно зыркнул на него.

– Брось молоточек, – приказал я, потянув руку к кобуре, – Милиция.

– Да, конечно, – суетливо закивал тот и аккуратно поставил на землю кувалду. – Вы не подумайте, это не для встречи гостей. Я тут по хозяйству немного занимался. Чем обязан?

– Сапожников Евгений Савельевич?

– Он самый.

– Пройдемте в дом, разговор есть.

Что-то его вежливость меня раздражала. Держись, Курсант, не распускайся.

– Если вы по поводу собаки Пантелеевых пришли – то я ее не травил. Она, конечно, весь околоток достала. Детишек покусала недавно. Как сорвется с цепи, так беда. Но я ни при чем, хотя Пантелеевы меня винят.

– Почему?

– Так я им часто высказывал претензии, что собака их по ночам гавкает и спать мешает. Вот они подумали на меня – и вас, наверное, вызвали.

– Собакой участковый занимается, – со знающим видом кивнул я.

– Вы не похожи на участковых, – из-за стекол очков на нас смотрели непонятного мутно-серого цвета пытливые глаза.

– Вы правы. Пройдемте уже в дом.

– Да там не прибрано, даже как-то неудобно, – замахал руками хозяин. – Может, здесь побеседуем?

Фразочки его меня напрягали. Видно, что паря не пролетарско-крестьянского пошиба, а выделки совсем иной. И на ранее судимого не похож. Ерунда какая-то.

– Ничего, мы привычны, – настоял я, впившись в него испытывающим взглядом.

– Если так, тогда прошу за мной, – Сапожников сдался и отпер замок.

Зачем запирать дверь, если ты тут же, у себя на подворье ковыряешься? Странно как-то.

Мы вошли в единственную комнату. Внутри хибара оказалась гораздо лучше, чем выглядела снаружи. Стены обшиты крашеным ДВП, на полу даже ковер расстелен с изображением каких-то кувшинов. На окнах белые занавески. Мои ожидания по поводу бичевника не оправдались.

– Вы сказали, у вас бардак, – холодно проговорил я, осматриваясь. – И где же он? Вполне себе прилично.

– Ну, как же? Вон на столе посуда грязная. Воды горячей нет, приходится в тазике мыть.