Тигран Великий

В трапезную вошла девушка с огненно-рыжими волосами. Приглядевшись, я с трудом узнал в ней ту щупленькую рабыню, которую царь нашёл в оазисе. От её былой невзрачности не осталось и следа. Кожа была тщательно ухожена. Неприметные голубые глазки, мастерски подведенные сурьмой, выглядели выразительно и объёмно, а необычно острый нос – привлекательно. Одета она была в прозрачную лёгкую тунику, едва прикрывающую гибкое тело. Упругие груди и выпуклый лобок просвечивали и выглядели очень соблазнительно. Но главным достоинством, несомненно, были её волосы. Огненно-рыжие и пышные они доходили до пояса. Я поймал полный восторга взгляд царя. Он жадно смотрел на Грацию, не отрывая глаз от её стройного девичьего тела. Она, уловив его взгляд, устремилась к нему. Царь шепнул ей что-то на ухо. Заиграла приятная музыка, и Грация принялась медленно кружиться. Огненные волосы взвились, босые ноги легко понеслись по мраморному полу.

– Где ты её нашёл? – спросил восторженно Меружан.

– В оазисе, – невозмутимо ответил царь и добавил, – она моя новая гетера. Хороша, правда? Будто кусок огня.

– Великолепна! – восторженно ответил Меружан и тихонько спросил меня, – откуда она?

– Из далёкого севера, – ответил я, – там, в оазисе, она выглядела такой неприметной, а сейчас от неё невозможно оторвать глаз.

– Здесь, в храме Афродиты искусные жрицы из любой страхолюдины сделают настоящую красавицу, – сказал осведомлённо Меружан, – и потом женщина, как цветок – любит уход и внимание, особенно когда оно исходит от царя царей.

– Я не могу понять, отчего наш царь так откровенно выставил её напоказ? – удивился я.

– Такой у него характер. Любит показуху во всём. Мол, смотрите, какое счастье у меня в руках. А ты заметил, что придворные в Антиохии – большие охотники до красивых юношей и остались равнодушны к новой царской забаве?

– Ты прав, Меружан. Я это заметил.

– Ну, ещё бы, это же дворец Селевка. А он во всём подражал своему кумиру Александру-Завоевателю. Потешаться с красивыми юношами здесь в почёте, и эту давнюю традицию отсюда невозможно искоренить. Ещё отец Александра, непобедимый Филлип Македонский держал в своём войске отряд влюблённых друг в друга воинов, и они всегда яростно сражались бок о бок, до последнего.

Тут я стал замечать, что сам Меружан тоже недвусмысленно приглядывается к юнцам. Поймав мой удивлённый взгляд, он произнёс:

– Не осуждай то, Соломон, чего не познал на собственном теле.

Я решил сменить эту необычную для меня тему и сказал:

– Послушай, Меружан. Я всё хочу тебе рассказать…

– Шанпоч поведал мне про ваш ночной поединок, – как всегда, опередил мысли собеседника Меружан, – мне тоже кажется, что тут не обошлось без Крикса. Умело расставить сети и вовремя ускользнуть – это его почерк.

Меружан замолк и пристально посмотрел на меня.

– Ну как, Соломон? Уже привыкаешь к дворцовой жизни? Я узнал, что царь тебе дал второе имя. Оно означает – приносящий счастье. Соломон Бахтеци! Звучит впечатляюще! Поздравляю!

– Ты знаешь, Меружан, за короткий срок со мной произошло столько событий, что я едва их успеваю переваривать, – ответил я со вздохом.

– Ну, если судьба так щедра к тебе, не стоит на неё обижаться. Держи её крепко в руках, – произнёс Меружан и добавил, – шут этот собачий тебя не очень достаёт?

– Нет, вообще-то.

– Тогда всё в порядке. Знай, Шанпоч здесь не просто шут. Он – глаза и уши царя, – тихо произнёс Меружан.

– Это я уже понял, – ответил я.

Мы вдвоём подошли к царю, который, полулежа, ворковал с Грацией.

– Я тоже не пришёл с пустыми руками, Мецн, – обратился к нему Меружан.

– Да? И что же ты принёс? – спросил царь, продолжая восхищаться своей новой фавориткой.

– Не что, а кого, – поправил Меружан.

– Ну и кого же?

– Римского центуриона.

– Центуриона? Где же ты его нашёл?

– А в том же Тире. Там сейчас кого хочешь сыщешь.

– А ну, рассказывай, – заинтересовался царь.

– Его отчислили из легиона из-за плохого зрения. Дальше десяти шагов ничего не видит. Некоторое время ему удавалось это скрывать, но, в конце концов, вышестоящие догадались, и он был изгнан из армии. Сам он, кроме как воевать, больше ничего не умеет. Вот и остался без средств к существованию. Я его случайно встретил, когда он побирался возле портового трактира среди прочего обездоленного люда.

– А может, он римский лазутчик? – засомневался царь.

– Не думаю. Больно всё натурально выглядело. Мой нюх меня не подводит, – произнёс самодовольно Меружан.

– Ну, смотри у меня. А то, знаешь, как говорят в народе, – хитрая лиса четырьмя лапами в капкан попадает.

– Ладно-ладно, лиса, – засмеялся Меружан, – вели ему зайти сюда.

– Пусть заходит, – приказал царь.

В трапезной появился ладно сложённый голубоглазый мужчина лет тридцати с правильными чертами лица. Его вьющиеся светлые волосы были аккуратно подстрижены, а лицо – гладко выбрито. Он выглядел несколько взволнованным и без конца щурил глаза.

– Как зовут тебя? – спросил царь.

– Юлиан, – ответил тот.

– А кличка есть? – осведомился Тигран, зная, что римляне, помимо основного имени, ещё имеют прозвища.

– Есть – Петроний.

– Откуда ты родом?

– Из Далмации.

– Это там, где добывают отменный мрамор?

– Ты прав, повелитель.

– Ответь мне, Юлиан Петроний, в каком ранге ты служил в римской армии?

– Я был центурионом второго копья в третьей когорте седьмого легиона, – ответил римлянин.

Судя по довольному выражению царя, я понял, что Мецна удовлетворил ответ, однако он вновь спросил более серьёзным тоном:

– А теперь ответь мне, Юлиан, только честно! Почему ты пошёл служить к нам? То, что тебя выгнали из армии – это я уже слышал. Но ты мог вернуться в Рим и попробовать себя на мирном поприще.