Раскол

Перелет с Фарерских островов прошел гладко, и прямо из аэропорта Исрун поехала на работу. Она переступила порог отдела новостей за считаные минуты до начала своей смены.

– Исрун! – окрикнул ее выпускающий редактор Ивар, бросая взгляд на настенные часы.

Она направилась к нему, стараясь, чтобы на лице у нее не дрогнул ни один мускул. Пасовать перед Иваром ей было никак нельзя – ведь это не его полку украшал почетный трофей обладателя журналистской премии, и им обоим было это известно, но что еще важнее, это было известно главному редактору Марии.

Исрун глядела на Ивара, не произнося ни слова.

– У тебя ведь смены в ближайшие дни, верно? – наконец спросил он после неловкого молчания.

– Да, – ответила Исрун, не поведя бровью.

– Я могу тебе поручить отслеживать ситуацию в Сиглуфьордюре? Я имею в виду этот смертельный вирус. Ты ведь там была прошлым летом, так?

Исрун действительно ездила на север в связи с проводившимся там расследованием убийства, и эта поездка даже зарядила ее энергией, которая помогала ей справляться с болезнью.

– Без проблем. – Не удостоив Ивара улыбкой, она села за свой рабочий стол, включила компьютер и нашла там номер телефона полиции Сиглуфьордюра.

6

Томас пришел на работу в семь; на смене был Ари. В первые утренние часы поступила информация, что состояние медсестры значительно ухудшилось, а потом и о том, что она скончалась, не дотянув до отделения интенсивной терапии в Рейкьявике.

Созвали срочное совещание с руководителями больницы, эпидемиологом и представителями Управления общественной безопасности – совещание было, разумеется, селекторным. Ни о каких других способах общения не могло быть и речи – никому не хотелось становиться следующей жертвой вируса. Томас, конечно, пытался создать впечатление, что он полностью владеет ситуацией и что работа для него важнее, чем собственное здоровье. Но на самом деле это было далеко не так – он как черт ладана боялся этого проклятого вируса и насколько возможно избегал любых контактов.

Томасу нужно было подготовить пресс-релиз о кончине медсестры. Вся страна – с безопасного расстояния – наблюдала за положением дел в Сиглуфьордюре. Жители городка и те, кто волею судеб там оказался, будто превратились в подопытных животных, накрепко запертых в стеклянной клетке, которую никто не испытывал желания открыть. Пресс-релиз был чистой формальностью, поскольку трагическая весть уже и так успела распространиться: о смерти медсестры сообщили в утренних выпусках новостей задолго до того, как Томас уселся перед компьютером. Однако основной целью пресс-релиза было не оповещение о печальной участи медсестры, а попытка успокоить местное население и заверить жителей других регионов, что инфекцию удалось локализовать. Томас надеялся, что так оно и было.

Физически Томас чувствовал себя хорошо – вирус обошел его стороной. Однако он испытывал некоторую усталость: они с Ари дежурили по очереди, поскольку в участке требовалось чье-либо присутствие в любое время дня и ночи. Было объявлено о вакансии на должность третьего полицейского, однако в свете сложившихся обстоятельств процесс отбора застопорился. К счастью, в участке имелась видавшая виды раскладушка, на которую можно было прилечь во время ночной смены.

Томас не так давно вернулся из длительного отпуска – он целых три месяца провел в Рейкьявике, где его жена училась на факультете искусствоведения. Ему, конечно, хотелось, чтобы она была рядом, но сейчас он был рад, что жена находится вне зоны досягаемости вируса. Она жила в небольшой съемной квартире недалеко от Исландского университета и чувствовала себя там очень уютно. Это она предложила Томасу приехать в Рейкьявик – хотя бы на некоторое время. Если бы ему там понравилось, они могли бы попытаться продать свой довольно-таки большой дом в Сиглуфьордюре и купить квартиру в столице. Прошло много времени, прежде чем Томас решился на поездку; естественно, он скучал по жене, да и разогретая в микроволновке еда порядком ему надоела. И вот, совершив долгий переезд с севера на юг, он оказался на пороге рейкьявикского жилища своей супруги. Было время ужина, и она его ждала, однако в тесной квартирке находилось чересчур много людей – однокурсников, как объяснила жена. Два молодых человека и девушка – все гораздо моложе Томаса. Они сидели на потертом синем диване у знавшего лучшие времена журнального столика, когда в комнату вошел Томас и смущенно их поприветствовал. На столике теснились бокалы с красным вином, а рядом красовалась наполовину опорожненная бутылка, возле которой стояла еще одна – уже пустая.

– Выпьешь вина? – спросила жена.

Томас покачал головой и сказал, что приляжет после долгой дороги. Он-то надеялся, что жена выпроводит гостей как можно скорее, но какое там – они болтали чуть ли не до двух ночи. Томас ворочался с боку на бок в крошечной спальне в ожидании ухода однокурсников жены, чувствуя себя заключенным в одиночной камере. На кровати едва помещался один человек – она совсем не была рассчитана на супружескую пару. Оказалось, что жена думала предоставить кровать ему, а сама укладывалась бы на диван или просто спала на матрасе. А потом, задержись Томас дольше, чем на три месяца, они купили бы кровать побольше. Томас, однако, предложил ей спать на кровати, а сам устраивался на ночь на диване.

Лиха беда начало, думал Томас, но ничего не менялось: друзья жены могли нагрянуть к ним в любое время, и вся ее жизнь вертелась вокруг лекций и экзаменов – иной раз она сидела за книгами до рассвета. Томасу не удалось подружиться с ее сокурсниками, да он и особых усилий для этого не прикладывал. Бывало, жена проводила целый вечер в библиотеке, а он в гордом одиночестве сидел дома, ощущая полнейший душевный разлад и удивляясь, как жена, будучи всего на несколько лет моложе его, может вести такое хаотичное существование.

Однако к концу своего пребывания в Рейкьявике Томас уверился в одном: другого мужчины жена себе не нашла. Она просто наслаждалась своей новой жизнью. Томас осознал то, о чем окружающие – их друзья и знакомые – наверняка уже давно догадывались: их с женой отношения сходят на нет.

Момент был самый неподходящий – если вообще существовали подходящие моменты для расставания с юношеской любовью, – Томас все никак не мог оправиться от шока, в который его прошлым летом повергло самоубийство его коллеги-полицейского. В довершение всех бед в тот трагический вечер получил ножевое ранение и Ари. Слава богу, жизненно важные органы оказались не затронуты, хотя рана была нешуточная. Было проведено расследование, и все свидетели утверждали, что речь идет о несчастном случае. Вероятно, так оно и было, но Томас не сомневался, что там не все так просто; возможно, между Ари и их коллегой, который размахивал ножом, произошла потасовка. Дело закрыли, и Томас делал вид, что ничего не случилось. Он ни разу не обсуждал трагедию с Ари – не хотел вынуждать того лгать.

Теперь Томас старался с головой уйти в работу, чтобы не думать о своем разваливающемся браке. Он должен был обеспечивать непрерывное поступление продовольствия в Сиглуфьордюр; и с этой задачей он справлялся довольно успешно, хотя она была не из простых. Немногие водители отваживались привозить продукты в городок: в их воображении он был буквально пропитан смертоносным вирусом, так что они просто выгружали товар у въезда в один из туннелей, что вели в Сиглуфьордюр. В свою очередь, жители городка не горели желанием выходить из дома, да и охотников стоять на кассе в продуктовом магазине было днем с огнем не найти, поэтому директору пришлось взять на себя прием заказов и их доставку на дом покупателям. Томасу и самому приходилось пользоваться этой услугой: он платил через виртуальный кошелек – и в тот же день пакет с продуктами оказывался у него перед дверью.

Томас как раз собирался позвонить директору продуктового магазина, когда на его столе ожил телефон. Звонила молодая тележурналистка Исрун – та самая, со шрамом на щеке. Ее имя было на слуху с тех пор, как прошлым летом в соседнем Скагафьордюре, у горячего источника Греттислёйг, обнаружили труп мужчины. Исрун оказалась первым репортером на месте трагедии.

Она хотела получить информацию о состоянии дел в городке, где вирус уже унес две жизни. Томасу было недосуг беседовать с журналисткой, поэтому он записал ее номер на желтом стикере, пообещав, что перезвонит. Стикер он прилепил на экран компьютера Ари – пусть парень разбирается с докучливыми медийщиками, когда вечером заступит на дежурство.

7

Роберт вздрогнул.

Неужели кто-то постучал в окно?

Он приподнялся на диване. Кроме него, в квартире никого не было, – по крайней мере, он на это надеялся. Гулявший по комнате сквозняк вернул его к реальности: ну конечно! Он же уснул прямо у открытого окна.

Роберт бросил взгляд на висевшие на стене часы – почти полдень. Его знобило, появился насморк, а в горле першило – он явно подхватил простуду.

Вдруг снова раздался стук, громкий и настойчивый. Теперь это уже точно не сон, стук был вполне реальным.

Роберт резко оглянулся, и его словно парализовало: через окно на него смотрел какой-то незнакомец. Несколько мгновений Роберт не мог даже пошевелиться. Вообще-то, он был не робкого десятка, но события прошедшей ночи отразились на его нервах не лучшим образом.

Потом он вспомнил, что ожидал мастера, который заменит в доме замки.

Выйдя из оцепенения, Роберт кивнул стоявшему под дождем мужчине и, вскочив с дивана, поспешил в прихожую, чтобы пустить того в квартиру. Мастер оказался человеком среднего возраста с трехдневной щетиной и зализанными назад волосами, так что дождь мало повлиял на его прическу.

– Я пробовал звонить в дверь, – сказал он извиняющимся тоном. – А потом решил постучать в окно и заглянуть внутрь. Подумал, вдруг и дома никого нет?.. Совсем не хотелось прокатиться впустую – я ведь из Мосфедльсбайра приехал, семнадцать километров как-никак.

– Входите-входите, – все еще окончательно не проснувшись, ответил Роберт, протирая глаза. – Простите, звонок такой тихий, что я ничего не слышал; честно говоря, спал.

Мастер вытер ноги о коврик в прихожей, но обувь снимать явно не собирался.

– Так в чем проблема? Замок заело?

– Ну, не совсем. У нас потерялся ключ, так что я хотел бы, чтобы вы заменили замок здесь и на задней двери. На всякий случай.

Мастер кивнул – он наверняка слышал подобное объяснение не впервые – и сразу взялся за работу.

Роберт приготовил себе кофе и уселся с чашкой в руках у стола на кухне. Он хотел покончить со своей простудой в самом начале и сделал первый глоток горячего дымящегося напитка. Но единственное, в чем он преуспел, так это в том, что обжег язык. Как же он устал! Ему и так было трудно засыпать по ночам, а тут еще этот незваный гость… Роберт не думал, что ему будет настолько тяжело свыкнуться с некоторыми обстоятельствами своего прошлого.

– Хотите, я вам еще цепочку для надежности привинчу? – раздался из прихожей голос мастера.

Роберт на пару мгновений задумался, тем не менее ответил утвердительно, хотя и не без колебаний. Ему было досадно расписываться в собственном бессилии обеспечить безопасность своей семье.

Мастер справился с поставленной задачей быстрее, чем ожидал Роберт. Когда тот ушел, Роберт снова решил прилечь, на этот раз не преминув задернуть все занавески и закрыть обе двери на цепочку. Хотя если кому-нибудь взбредет в голову проникнуть в дом, применив грубую силу, от цепочки вряд ли будет толк. Роберта не покидало неприятное ощущение, что за ним кто-то наблюдает. Он лег на диван и попытался отогнать неприятные мысли, но это оказалось совсем не просто.

Уснуть ему так и не удалось, и спустя полчаса тишину нарушил звонок в дверь. В этот раз Роберт услышал его очень ясно.

Открывать он не спешил, уверенный, что теперь явился Бреки, будь он неладен, и привел Кьяртана, их с Сюнной сына. Роберту никогда не нравился Бреки, хотя особых попыток познакомиться с ним поближе он и не предпринимал.

– Вы с ним чем-то похожи, – как-то сказала Сюнна.

Роберт понимал, на что она намекает. Сам он никогда никому не уступал и догадывался, что и Бреки из того же теста.

Роберт отворил дверь ровно настолько, насколько позволяла цепочка, и выглянул за порог. После этого он снова закрыл дверь и снял цепочку.

– Здравствуй, – поприветствовал он Бреки без тени радушия.

Они оба были высокого роста – под два метра. Бреки сверкал бритым черепом и был обладателем неухоженной бороды и на редкость больших глаз. Кивнув Роберту, он протянул ему свою гигантскую ладонь, смахивавшую на медвежью лапу.

Роберт сделал вид, что не заметил его жеста.