Адгезийская комедия

Но я не уходила, я рыдала и не в состоянии была ничего ответить.

? Ты начинаешь меня доставать.

Я рыдала так, что у меня кружилась голова, я выла от унижения. Я стала глотать ртом воздух.

? Уходи. Сейчас сюда придёт моя девушка. Я не хочу, чтобы она тебя видела, селёдку. Глотающую воздух пастью.

Я отошла на несколько шагов и села в розовое круглое кресло в виде шара или колобка. Я кусала губы, я ещё не привыкла проигрывать, я не привыкла, что меня унижают ни за что-ни про что, привязываются к ерунде, лишь бы наехать. Когда ты не виноват и так страдаешь, обиднее вдвойне.

? Кто тут у нас не виноват и страдает? – в комнату вхожу я, но я не я, я другая, я-намба-ту.

– Я нисколько не страдаю. У нас с Кириллом всё отл, да, Кирь?

Кирилл сидел спиной ко мне бросал и бросал камни.

? Он на тебя даже не смотрит.

? Я смотрю, – сказал Кирилл и продолжал бросать камни.

Я сходила с ума от этих прыгающих камней. Миллионы их скакали над морской гладью. Он поднялся легко из положения по-турецки:

– Если я не кидаю камни, я обнимаю Мальвину. Он подошел ко мне (но не ко мне!), обнял её и они вышли в дверь, которая сама открылась, она была незаметна, пока не открылась, она сливалась с розовой стеной. Я сняла шлёпку с ноги и бросила в них. Комната небольшая, шлёпка впечаталась в Кирю раньше, чем дверь за ними закрылась – он же пропустил меня-намба-ту вперёд. Он вздрогнул, как в начале нашей встречи, когда я до него дотронулась, он расправил ещё больше плечи, сказал мне-не-мне:

? Подожди!

И пошёл на меня. Даже попёр.

? Ты убогая!

? Быканул, урод, ну-ну,– ответила я, вставая из кресла и встряхивая руки.

Его лицо, злое и притягательно красивое, пылало ненавистью. Я посмотрела за его плечо, на ту вторую Мальву, но получила тапкой прямо в лицо, и сильно получила. Лицо горело, я уже ничего не разбирала, всё поплыло. Я лежала и рыдала. Я была в одной тапке, а вторую ногу что-то кололо или покалывало…

Очнулась, села. Снова комната. Другая, третья по счёту. Такой нелепый квест.

? Почему нелепый? – послышался бабушкин голос. Я никогда и не с кем не спутаю его.

Я очухалась. Стала вертеть головой. Комната изумрудная, тёмная, глубокая, где-то в музее я видела такую.

? Ты бабушка, как волшебник Гудвин. Я тебя слышу, но не вижу, ? сказала я размазывая слёзы. – Я знаю: ты здесь… обитаешь. Мне папа сказал, что ты продала душу дьяволу.

? Меньше слушай, что говорит по телефону неизвестно кто – тихий окутывающий голос. – Я это тебе повторяла много раз множество – множество раз…

Глава девятая. Мы из тебя сделаем человека!

Я очнулась в кровати, но в первый момент решила, что лежу в гробу. Просто у всех тесные гробики, даже у кукол из моей любимой коллекции, а у меня такой вот два на два гробище. Темно, но рассветало потихоньку. Я лежала и думала: как хорошо что я в удобном гробище, а не в странных комнатах, где по лестницам никак не забраться на следующий этаж, где всё серое без проблесков света или розовушное, как фантазии глупой квочки, где перегородки напоминают фольгу, а волны странного брега буквально тычутся в пол и стену, так ещё и камни, вопреки всем законом скачут по волнам и не затихают, их подскоки всё такие же высокие – такое впечатление что это не камни, а живые существа, наверное это окаменевшие чполы, а не камни – чполы, закончившие свой жизненный путь вдали от родины… Пробудившись окончательно, я отогнала от себя мысли о Кирилле, о своём унижении. Думалось о самом горьком отстранённо, совсем со стороны. Ну вроде как переживаешь за Улыбину в эстафете, а не за саму себя.

Постепенно я забылась. И вот мне видится: пробираюсь между деревьев, сорвала себе папоротник, я очень люблю папоротник и тую – у них такие резные листики, а ещё заячью капусту, растёт на иголках, покрывает иголки трилистниками… Состояние вне времени, у меня такое случалось после сорев, когда не спишь всю ночь, а под утро непонятно: спишь или не спишь, и сколько времени лежал, тоже неясно: может, минуту, а может час. А потом свет в окно (мы же дома на девятом этаже и без всяких там крючковатых лип) и оказывается, что ты проспал школу.

Напоминание 7. Надя и Маря

Я попала в лес. Мы идём по лесу с… Ох! Да это же снова лагерь. Лагерь прошлогодний. И не Анапа это ? Подмосковье. В прошлом году я все три месяца провела в лагерях. Обычно-то в июне я тренюсь в нашем бассейне, но так как я метила в мастера, то согласилась ехать в лагерь, куда практически никто из наших не поехал. Кто остался в бассейне, кто сдавал гиашки. Я могла сама трениться и по утрам, и в бассейн ходить два раза в день, но, если честно, шум оверлоков меня утомлял. Прошлый июнь мама работала днями и ночами, после выпускных платьев у неё железно стояли в очереди два заказа на свадебные. В мае-июне всегда моя комната занималась под раскрой, мне оставалось передвигаться как Питер Пэн. Огромные площади у деталей. Знаете же: такие прозрачные платья со струящимися юбками, вот если разложить четверть такой юбки, она будет на всю комнату.

Лагерь старый, но не то, чтобы крутой, но бассейн добротный с выложенными на дне мозаиками по дну ? бассейн в лагере самое главное. На мозаике праздновали День Нептуна, самый идиотский праздник, какой только можно придумать. Когда-то в детстве нас наряжали золотыми рыбками и мы вокруг нашего тренера с напяленной дед-морозовской бородой плавали, а он стоял на плоте с вилами и говорил глупые слова, про морское дно, царевну и Венеру, выплывшую из пучины. Фризило наблюдали ранние отдыхающие под зонтиками. А мы-то все были без зонтиков. Кончилось тем, что Улыбиной стало плохо, а Левицкая сделала вид, что упала в обморок, ей надоело изображать на жаре глупых рыбок. Такое было августовское пекло, и зачем эти морские неприличия. Русалки все были с глупыми хвостами, хотя всем известно, что у настоящей русалки, если надо, ноги всегда в запасе. Так что Нептунов, этих стариков с коронами на башке и рыбьими хвостами вместо ног я не переваривала, но в общем и целом мозаика производила приятное впечатление, оставляло ощущение гармонии, а не раздражения ? орнаментированных рамки из сказочных, но узнаваемых водорослей, из синих пузырьков складывались буквы « Плыви всегда, плыви везде, плыви на радость людям!». Под этими строчками расположились три головы-головастика с хвостами: чёрный, жёлтый и белый. Я не поняла, что это за сказочные персонажи, может быть рыбки – клоуны… Так в мультике рассказывали.

Не только лагерь и бассейн, но и весь подмосковный город, в старой своей части, лёг на сердце. Зелёный, все дома низкие, на боковых стенах домов, тех, которые обёрнуты к дороге – тоже всё мозаики с разными сюжетами, и много в городе спортивных сооружений. И название у города какое-то лесное. Бассейн с мозаикой был не глубокий. За территорией лагеря высился у леса второй бассейн, прыжковый, глубокий. Наши двадцать пять человек, под моим контролем утром в любую погоду покидали территорию лагеря и бежали на тренировку в дальний бассейн. Тренер же выходила раньше, она шла пешком, это три километра. Я бежала последней. У бассейна мы встречались. Если тренер запаздывала и мы её обгоняли, то у бассейна ? спортивная площадка с беговыми гравиевыми дорожками, мы немного занимались там. Это всё до завтрака.

Все подчинялись мне беспрекословно. Но дети ?– это просто нечто. Лыба одним словом. Во время пробежки до городского бассейна они мне задавали странные вопросы, вот некоторые из них:

? Возможно ли пронести в лагерь пушистый нож или нож-бабачку? А карманный пистолет? А игрушку, похожую на пистолет?

Я конечно отвечала, что ничего не пронести и не надо ерунду городить. Тогда вопросы менялись:

? А как поймут, что пистолет в кармане? А если нож пронести в чемодане?

Дети – странные существа, они как инопланетяне. Они хотят защитить себя и на полном серьёзе думают, что нож в чемодане их спасёт…

Вопросы случались и такие шизоидные:

? А могут ли упасть на лагерь лунатики?

Я объясняла, что лунатики – это не жители Луны, они не могут упасть. Что лунатизм – ночная болезнь мозга, тогда меня пытали такими вопросами:

? А вдруг они случайно зарежут человека? А что будет если лунатик случайно проснётся?

Пришлось рассказать свою историю с окном кухни и троллем в оборках, которую я обычно начинала «одна девочка увидела ночью в окне…»

Только разобрались с лунатиками, на следующий день дети пристали с вопросами об охраннике и конечно же безопасности:

? Что будет, если на охранника нападут пятнадцать человек?

? Это вы что ли готовите нападение? – спросила я строго, пытаясь не очень пыхтеть – дети же неслись как пушинки, а бежали мы по пять-сорок- шесть минут километр!

Дети уверили меня, что, наоборот, если что, они хотят охраннику помочь.

? Ведь если он отвлечётся и его убьют, кто будет защищать лагерь на посту? – задали мне вопрос.

Дальше непоседливая детская дегенеративная мысль развивалась в направлении проезда через не охраняемые ворота машины с маньяком внутри. И ещё всех очень интересовала может ли человек по верёвке забраться на здание, если у него толстый живот… Без комментариев, как говорится.

Я сначала немного страдала. скучала по Левицкой (она собралась навсегда уходить из бассейна и сконцентрироваться на учёбе – ну действительно она очень болезненно переносила, что кмс ей никак не давался), по Улыбиной, по Колесниковой (та что водомерка и плыла полтораху), даже по сёстрам Лобановым я скучала. Вот по кому не скучала это по Князевой. Согласитесь, что каждый день по много раз сталкиваться с девчонкой младше тебя и уже мастером ? жуткий удар по самолюбию. Из наших были только Асколова и Белокоптильская. По идее их уже выгнали из спортшколы, Асколову три года как, но она всегда была на связи, посещала утренние тренировки по блату – наш лысый тренер ей благоволил, а Белокоптильская до осени могли болтаться с нами на нормальных, а не птичьих правах ? вдруг спрогрессирует за лето и выполнит первый разряд, чего в жизни не бывает. Я с ними в комнате и жила. Асколова, я уже писала, была с формами и всегда озлобленная, волейбол, по-моему, ещё больше её обозлил. У Асколовой старшая сестра была кмсом по художественной гимнастике. И вся семья пахала на старшую сестру. И не только в смысле денег, тут всё сложнее. Вся семья болела за старшую сестру. Ну она гибкая, осанка, плечи, улыбка, ну художница – вы сами всё понимаете. Многие отдают девочек в художественную гимнастику из-за осанки, растяжки, все хотят, чтобы их девочки были красивыми, никто почему-то не думает о том, что художницы ломают позвонки. Асколова со злорадством всегда рассказывала, как ломала позвоночник в детстве её сестра, как снова на соревах её сестре не удалось выполнить мастера, Асколова просто торжествовала, что сестра никогда не получит мастера. Судьи оценивают внешний вид, объясняла Асколова. И есть определённые каноны – рост, ну весь облик. Вот с ростом конечно у Асколовых были проблемы. Сама Ксюха, младшая Асколова ещё куда ни шло, а старшая где-то сто шестьдесят, это не гут для художки. Вся семья просто убивалась, надеялись на эфемерную удачу или на то, что девочка их вырастит. Это в шестнадцать-то лет! Но никто всемье не убивался, когда Асколовой в бассейне сказали: гудбай, когда Асколова начала жиреть. Всем было всё равно. Бывают такие люди ? все к ним тянуться. Асколова именно такая. Вроде как открытая и простая. Но она не простая. Вся жизнь у неё отравлена старшей сестрой. Ксюху Асколову и в плавание отдали, потомучто рядом с домом, и чтоб была занята и не мешала. Я, когда услышала историю сестёр Асколовых, порадовалась, что у меня нет братьев или сестёр, я бы ещё кого-то у нас дома не вынесла.

Асколова и Белокоптильская дружили, две подруги по несчастью. Ну и были у них несерьёзные отношения с одним парнем из нашей группы, сначала у Асколовой, потом у Белокоптильской ? это ещё повлияло. Он бросил-то обеих, но это было давно. Парня того, Илью, тоже давно выгнали, хоть он и говорил всем, что сам ушёл, что у него школа умная. У Сени школа тоже умная, поумней, чем у этого Ильи, но Сеня плавает – масть ему прёт.

Асколова со всеми знакомилась, общалась, она без этого не могла. Недаром она в своей школе была капитаном по этому глупому волейболу. В ту смену сколько она постила фот – мама-аа дорогая. Все знали всю нашу жизнь, все ей лайкали, и Кирилл тоже. Ещё что хорошо. Лагерь оказался больше подростковый, чем для мелких. И там, в первом отряде, были и десятиклассники. Ну и конечно кто-то из парней первого отряда уже влюбился в Асколову. В неё все влюблялись. Помню давным-давно, в зимнем лагере в гостинице, Тёма Тараканов влюбился в неё так, что каждый день ставил ей под дверь мягкие игрушки – он просто разорился на этих игрушках, скупая их в ближайшем торговом центре. Асколова тогда не захотела с ним встречаться. Она ему с таким умным видом втирала «останемся друзьями». У него реально случилось умопомрачение на любовной почве, как у меня этой весной. Сейчас Тараканов надеется на России выступить, на Асколову он даже не смотрит, у него кроме чемпионата ещё четыре репетитора к ЕГЭ. Она теперь-то жалела, но вернуть ничего было нельзя. Она перед пандемией стала ходить на наши основные трени, ловила Тараканова, но любовь прошла, увяли помидоры – Тараканов вроде бы был рад «Ксюшке», он даже мне сказал: что ты не здороваешься с ней? А я ответила: главное, чтобы ты, Тём, здоровался, она к тебе ходит, не ко мне. И Тараканов засмущался. Ему было приятно внимание бывшей возлюбленной, но он сильно изменился, ему было не до неё.

И вот в лагере Асколова стала ходить ночами в корпус девочек из первого отряда, не забывая брать с собой Белокоптильскую. Асколова никогда ничего не делал одна. Всегда с кем-то. Одной же быть стыдно, надо быть с кем-то на людях: В школе, в лагере – повсюду. На улице ещё можно идти одной, многие ходят. Но внутри группы, коллектива – надо с кем-то дружить и желательно против кого-то. Чем мне нравился Сеня – тем, что он мог быть один, а мог быть со мной, несмотря на насмешки пацанов – все ж знали, что у меня Киря. Киря тоже сам по себе, но к нему постоянно кто-то лип из пацанов, и я видела, как ему это греет душу. К Сене никто не лип. Он не считался крутым прям каким-то, все помнили и о детских забавах, когда его били и притапливали слегка. Помнили, что он раньше-то был слабаком. Киря же никогда не был слабаком, это ясно. Но речь не о нём.

Асколова подружилась с девчонками из первого отряда. Но меня это не касалось, я тренилась или лежала, и ещё ходила в столовку контролировать еду. То есть три раза в день спрашивала, будет ли нам добавка. Иногда излишки находились, иногда нет. Если лишнее обещали, я вела спортотряд в столовку позже, и позже просила дежурных разливать суп или разносить порции – в такие дни нам отдавали все остатки. Особенно мелким нравилась гречка со дна гигантской кастрюли. Она была хрустящая, поджаренная. В общем, у меня были дела поважнее общения с «штатскими». Но каждому своё, я зарабатывала авторитет с первого дня в бассейне. Я не мыслила себя без воды и хотела в будущем остаться в нашем бассейне. Хоть это и было практически нереально, желающих-то и без меня навалом, например, дети тренеров. Ксюшу Асколову будущее вообще не парило. Ксюша развлекалась таким вот способом: влюбляла в себя парней и окружающих. В столовке Ксюша брала свою порцию и уходила обедать к первому отряду, а если мы шли позже всех, она уже была в столовке за столиками первого отряда – просто тусила и чилила. Первый отряд разместился на верандах столовки. Классные места, можно есть под стук дождя и смотреть как с карнизов льются струи воды. Но мне веранда не подходила, у меня ухо. Чуть сырость или ветер – не знаешь, в какой момент подведёт. На солнце я никогда не носила банданы, я всегда подставляла нос, чтобы пекло, грело мой лоб, заодно и ухо. Я даже зимой подставляла ухо солнцу, сидя на кухне. В феврале солнце просто шпарило в наше с мамой кухонное окно. Так вот Ксюша Асколова. Она ела за столиком с девчонкой, чёрненькой, волосы до плеч и вьются, эта девчонка всегда ходила в клетчатых рубашках. И два парня сидели за столом. Ну ясно, что один за Ксюшей ухлёстывал, другой – девочки в клетчатой рубахе… Вот и всё, что я знала.