Мужчина и женщина: бесконечные трансформации. Книга вторая

Это – про героиню Фанни Ардан в фильме «Соседка».

Замечу, как и Катрин Денёв, Фанни Ардан подписала «манифест шлюх».

Жена

В 1957 году, в 25-ти летнем возрасте, Трюффо женился на Мадлен Моргенштерн[218 - Моргенштерн Мадлен – продюсер, жена Ф. Трюффо в разводе.]. У них родилось две дочери. Отец Мадлен был продюсером и кинопрокатчиком. Он и помог молодому Трюффо снять свой первый большой фильм.

В 1965 году Франсуа и Мадлен развелись. Франсуа увлекла атмосфера «американской ночи». Взять с собой Мадлен в «американскую ночь», он не мог. Пожалуй, она не подходила для жизни в «американской ночи», жизни, которую мы договорились не брать в кавычки, в отличие от «жизни», в которой жили Мадлен с Франсуа.

В последние дни жизни рядом с ним вновь была Мадлен. Всё-таки жена, хотя и разведённая. Кто-то может сказать, хороший урок для всех заблудших мужей. Не буду спорить. Богу Богово, кесарю кесарево. В том числе и в интерпретации поступков мужчины и женщины.

Мадлен Моргенштерн терпимо относилась к женщинам Трюффо. Кроме Денёв, она её ненавидела. По её мнению, Денёв получила всё от Бога и позволяет себе высокомерие в отношении окружающих.

На кладбище все они стояли рядом. Денёв в том числе.

Послесловие для азербайджанского читателя:

…что ему Гекуба…[219 - «Что он Гекубе? Что ему Гекуба» – крылатая фраза из трагедии Шекспира «Гамлет». Иносказательно имеет много смыслов, в данном случае удивление по поводу сопричастности к тому, что кажется далёким и не имеющим точек соприкосновения.]

Часто, в тех или иных ситуациях, повторяю гамлетовский вопрос:

«Что он Гекубе? Что ему Гекуба?».

После завершения опуса о Франсуа Трюффо и его фильме «Жюль и Джим», задам его снова, адресуя азербайджанскому читателю.

В самом деле, что нам до Франсуа Трюффо?

Какой пример для наших школьников, для нашей молодёжи: прогуливал уроки, потому что постоянно убегал в кино. В конце концов, просто бросил школу. Не было даже среднего образования. Ничего удивительно, не получил должного воспитания: незаконнорождённый ребёнок, ненормальная семья, долго жил у старой бабушки.

Простим ребёнку, все мы проказничали в детстве, но Трюффо остался строптивым ребёнком, уже став взрослым. Договорился до того, что кино важнее жизни, что только женщина равна кино. При этом не на одной женщине не смог сделать окончательный выбор. Так и не смог остепениться, создать нормальную семью. Как все нормальные мужчины.

А фильм «Жюль и Джим»? О чём он?

Дружили два молодых человека, любили искусство, отыскали выразительную скульптуру, встретили женщину, похожую на эту скульптуру, стали дружить, все втроём, женщина выбрала одного из них, надоело, перешла к другому, а был ещё третий, которого они так и не приняли в свою группу, потом ей всё надоело, она жаждала свободы, надоели эти робкие, зажатые мужчины, предпочла «свободу» от всех, села за руль автомобиля, взяла с собой одного из молодых людей, и вместе с автомобилем с моста в реку. Разве не бред?

…действительно ли не о нас и не для нас

Теперь повторю вопрос.

Что нам до них до всех? Что нам до всех этих «парижей»? Что нам до этой богемной жизни тогда, в Париже перед первой мировой войной? Было и прошло. Остались только художественные фантазии.

Что нам до хрупкости жизни? Нашли чем восторгаться. Посмотрим на каждого из них, рассуждающего о красоте хрупкого, неуловимого, если от этой «хрупкости» погибнет самое дорогое для них существо. Посмотрим, как запоют, если они не окончательные безумцы.

Так ли это? Можно ли согласиться с этими доводами, которые постоянно витают в нашем сознании, в атмосфере нашей духовной жизни, даже если они прямо не высказаны?

Действительно ли это про них, а не про нас, для них, а не для нас? Действительно ли мы совершенно другие?

Действительно ли это блажь сытых людей? Разве не главное в жизни то, что можно назвать «предустановленность жизни», всё крепкое, надёжное, не будем стесняться, та же «тяжесть бытия». Что за мужчина, если нет в нём этой «тяжести», та же мораль, нравственность, которые и должны быть «тяжёлыми», как тяжёлый якорь, чтобы не дать кораблю уплыть в неопределённость, в опасность необъятного моря.

Не случайно ведь Создатель, придумал тяжесть, всемирное тяготение, чтобы не порхали в воздухе, как былинка на ветру. Чтобы, по крайней мере, понимали значение «тяжести», когда пройдёт детство и юность.

Не буду спорить, и всемирное тяготение, та же «тяжесть», без них невозможно. Вопрос в другом, достаточно ли этой «тяжести», можно ли прожить без «невыносимой лёгкости бытия»? Не чувствуем ли мы свою обделённость, свою ущербность, поскольку зачастую не хватает «лёгкости» и преобладает грубая «тяжесть»?

…много ли у нас уязвимых мужчин?

Так случилось, думал о «послесловии для азербайджанского читателя», об уязвимости наших мужчин, в которой они не признаются, хотелось с кем-то поделиться своими наблюдениями, и оказался с мужчиной в автомобиле.

Мужчина, коллега, друг, продвинутый и в мыслях, и в чувствах, надеюсь рано или поздно прочтёт и эти строки, и книгу в целом.

Случайность, не знаю, возможно, но эти случайности меня постоянно настигают, невольно поверишь, что повсюду действует чья-то невидимая рука.

Рассказал, предельно кратко, о своём послесловии, и, главное, об уязвимости мужчины. Может быть, показалось, принял желаемое за действительное, но мужчина вздрогнул, наверно подумал о своей «уязвимости», хотя ничего не сказал.

Вот тогда, оставшись один, я вновь подумал об этой «уязвимости», о том, что она существует во многих наших мужчинах, по крайней мере, в тех, которые ещё окончательно не умерли, хотя продолжают есть, пить, двигаться, дышать. Это не недостаток, не слабость, почти норма эпохи после Больших войн, после которых, спрос на Сильного Мужчину, способного решать за женщину, закончился. Но наши мужчины об этом не подозревают или притворяются, что не знают.

И ещё я подумал, Боже, прости наших женщин, прошлые времена стучат им в висок, а они по-прежнему ищут надёжного, «тяжёлого», с которым как за каменной стеной, не понимая, что за этой «каменной стеной»,

…мне ещё придётся писать об азербайджанской повести «Камень»[220 - О повести «Камень» – см. опус 14 настоящего раздела.] и о нашей зловещей «каменной стене»…

они выхолостятся, затоскуют, впадут в депрессию. Они, пока не понимают, что лучше «уязвимые», с ними труднее, порой придётся им помогать, поддерживать, но может быть, только с ними они почувствуют себя женщинами, которыми не только восторгаются, но в которых нуждаются.

Перебирая в памяти, различные семьи, различных знакомых мне мужчин, я всё больше убеждался, что и Трюффо, и «Жюль и Джим», про нас, просто мы пока не решились в этом признаться. Поэтому и придумали миф об «азербайджанской женщине», якобы не такой как все женщины в других культурах, придумали миф, за которым мужчинам можно было спрятать свою уязвлённость.

Но ведь от времени не спрячешься, мир открыт для всех, один Интернет чего стоит, пытаешься спрятаться за миф о нашей особенности, а в наших семьях, не мифических, реальных, с мужчиной и женщиной во плоти, всё больше раздоров, всё больше непонимания. И от разрушительного вируса невозможно избавиться.

…возможен ли у нас Франсуа Трюффо?

Теперь я задам более конкретный вопрос.

А возможен ли на азербайджанской почве, такой «Франсуа Трюффо», который жизни предпочитает искусство, который после семи часов вечера предпочитает не встречаться с мужчинами, который может нормально жить только в свете «американской ночи»?

Конечно, да, совершенно убеждён, что да. Ведь мы такие же люди, такие же человеки, такие же мужчины и женщины, как все люди на свете. Ничем не отличаемся.

А теперь задам другой вопрос. А можно ли допустить, что такой «Франсуа Трюффо» на азербайджанской почве сумеет снять свои фильмы? Здесь я отвечу решительное «нет», не снимет, не сумеет снять, бастионы «тяжести» в нашей жизни не позволят ему через них прорваться. Ничего не получится.

Самое простое, техническое, – Трюффо говорил, что для съёмок полнометражного игрового фильма ему требуется от 30 до 40 тысяч метров плёнки.

…спросите у наших режиссёров, сколько им дают плёнки для съёмки аналогичного по метражу игрового фильма…

Как у нас это возможно?!

Вот и получается странная картина. Мы начали с другого конца, технического, технологического, получили «нет», «у нас это невозможно», и какое имеет значение, что раскручивая эту мысленную линию до конца, мы натолкнулись на то, что и у нас возможен такой человек, как Франсуа Трюффо.

А это уже диагноз, который рано или поздно должен публично прозвучать. Или мы никогда не выберемся из ямы, в которую попали.

    Ноябрь 2015 год

Опус третий. Её звали Сабина Шпильрейн: «я тоже однажды была человеком…»