Мужчина и женщина: бесконечные трансформации. Книга вторая

Он догадывался, такое возможно, понимал, что это издержки профессии, любимый Учитель всегда предупреждал, что следует придерживаться «не сочувствия» к своим пациентам. Он умел «не сочувствовать», даже если иногда, в лечебных целях, приходилось подыгрывать пациентке, исполнять роль романтического влюблённого.

Возможно, он был не очень осторожен, возможно, посочувствовал ей больше, чем того требовало лечение. Так или иначе, она сумела нарушить его размеренную, запрограммированную жизнь, пришлось поставить её на место, пусть остаётся только пациенткой и платит за лечение. Она же из состоятельной еврейской семьи, а он не обязан лечить её бесплатно.

…Версия версией, но вот Альдо Каротенуто, юнгианский психоаналитик, профессор, преподаватель теории личности в Римском Университете, редактор «Historical Journal of Dynamic Psychology»[257 - «Historical journal of Dynamic Psychology» – журнал, информацию в Интернете не нашёл.], первый человек, в руки которого попал личный архив Сабины Шпильрейн, и который написал книгу «Тайная симметрия: Сабина Шпильрейн между Юнгом и Фрейдом», решительно встал на сторону Юнга, прямо обвинил Сабину Шпильрейн во всех смертных грехах, вплоть до ссоры великих психоаналитиков. Приходиться признать, что в подобных вопросах возможны различные подходы, а кто-то не допускает самой возможности различных версий…

Даже если судить по правилам, которые Кроненберг устанавливает сам для себя, после просмотра фильма «Опасный метод», возникает множество вопросов. Зачем понадобилась режиссёру талантливая и красивая Кира Найтли[258 - Найтли Кира – британская актриса кино и театра.], которая столь убедительно играла великую страсть женщины (Анна Каренина), а во многих эпизодах фильма «Опасный метод» она добросовестно исполняет студенческий пластический этюд на тему «психотическая истерия»[259 - Психотическая истерия – диагноз, который был поставлен Сабине Шпильрейн в швейцарской клинике.]. Зачем понадобилось в двух эпизодах фильма подчёркивать садомазохитские[260 - Садомазохизм – сексуальное отклонение, заключающееся в достижении полового удовлетворения, посредством душевного или физического страдания, причиняемому партнёру или самому себе в процессе партнёрских взаимоотношений.] наклонности героини фильма, если художественная задача фильма сводится к «опасному методу», и к «Фрейду против Юнга».

Если уж развенчивать Сабину Шпильрейн в духе юнгианского профессора Альдо Каротенуто, то и следовало это делать более жёстко, в холодном и визионёрском стиле, с уклоном в психоделику. Эксперимент так эксперимент, а беззащитность человеческого материала, тем более, если это женщина, может вызвать у зрителей подобного фильма особое садомазохисткое удовольствие и без показа таких подробностей.

«Фрейд против Юнга» может быть темой не только научного трактата, но и художественного фильма, но такой фильм не должен сводиться к выдёргиванию цитат из их полемики, или к банальностям вроде телепатических способностей Юнга.

Не принимая половинчатость версии Д. Кроненберга, готов считать приемлемыми различные художественные интерпретации нашего «треугольника», в том числе в стиле «боди-хорррор», выворачивающим наизнанку как романтическую истерику Сабины, так и научные претензии её врачевателей.

…оговорка по Фрейду

Что было после письма, о котором говорил выше?

Приведу с небольшими комментариями несколько отрывков из переписки Фрейда и Юнга, в которых упоминается Сабина.

Из письма Фрейда Юнгу:

«История с дефекацией очень хороша (?! – Р. Б.) и имеет многочисленные аналогии. По симптомам и даже по характеру больной можно увидеть признаки того, что мотивацией для неё является анальное возбуждение».

И в ответ на вежливое, «рискуя наскучить» в письме Юнга, столь же вежливые заключительные строки в ответ:

«как видите, Вы нисколько мне не наскучили. Я очень рад вашим письмам».

…не буду злорадствовать по поводу того, что два гения в этот период их жизни подчёркнуто почтительны друг к другу, а позже, когда окажутся врагами, забудут о какой-либо почтительности. Простым смертным, не пристало судить о поступках гениев…

Не трудно догадаться, что в переписке Фрейда и Юнга речь идёт о том самом письме, которое для меня «как заноза».

Из письма Фрейда Юнгу:

«Там где перенос отсутствует, пациент не будет делать усилий и не услышит нас, когда мы даём ему наш перевод бессознательного. По сути дела, излечение происходит через любовь. Перенос является самым убедительным и, я бы даже сказал, единственным неопровержимым доказательством того, что неврозы вызываются любовной жизнью пациента»

Когда-то умные люди открыли тестостерон[261 - Тестостерон – основной мужской половой гормон.] и окситоцин[262 - Окситоцин – основной женский половой гормон. Противоположностью тестостерона часто считают эстроген, но в рамках настоящей книги этими тонкостями можно пренебречь.], сейчас не менее умные люди открыли неврозы и переносы, как «разгадку» любовной жизни. Согласимся, что утопический горизонт может ускользать от самых проницательных людей, как только постоянной рефлексии над границами собственных открытий, они предпочитают «единственно неопровержимые доказательства». И стоит ли объяснять, что любовь это, конечно, сумасшествие, это, конечно, психоз, но, прежде всего, тяга к свободе, как освобождение от всего рутинного, обыденного. В том числе от «неопровержимых доказательств».

Из письма Юнга Фрейду (лечению Сабины шёл четвёртый год):

«Одна пациентка-истеричка рассказала мне стихи Лермонтова[263 - Лермонтов Михаил – русский поэт, прозаик.], которые постоянно крутятся у неё в голове. Стихотворение об узнике, единственный товарищ которого – птица в клетке. Узник живёт только одним желанием: дать свободу какому-нибудь живому существу. Он открывает клетку и выпускает свою любимую птичку на волю».

Позже В. Набоков[264 - Набоков Владимир – русский поэт, писатель, литературный критик.] разъяснил, что Юнг ошибся, речь идёт не о Лермонтове, а о Пушкине[265 - Пушкин Александр – русский поэт, писатель, один из самых авторитетных литературных деятелей первой половины XIX века.], о его стихотворении «Птичка», которое, к тому же, сильно искажено.

Как считает А. Эткинд, вероятно Сабина (а это, несомненно, была она) переводила Юнгу различные стихотворения Пушкина и Лермонтова, и он мог их перепутать. Дело, однако, не в ошибке, а в том, как Юнг интерпретирует стихи, «которые постоянно крутятся в голове» его «пациентки-истерички».

«За что на Бога мне роптать. Когда хоть одному творенью Я мог свободу даровать!» – восхищённо твердит Сабина своему психоаналитику. Она уверена, что говорит о птичке, но её наставник видит всё «глубже», он уверен, «выпустить птичку», означает то, что имеет в виду швейцарская поговорка, то, без чего невозможно зачать ребёнка.

Всё просто, Пушкин, Лермонтов, женщина, читающая стихи, узник в неволе, свобода, в своём самообольщении, культура придумала различные романтические уловки, а всё сводится к тому, что хочется расстегнуть штаны и выпустить «птичку на волю».

Что можно сказать по этому поводу?

Два гиганта мысли (естественно, мужчины) бесстрастно, со знанием дела, наблюдают и обсуждают подопытного кролика, если ни подопытное насекомое. С проницательным видом они обсуждают любое признание женщины, сказала то, имела в виду это, призналась в этом, высказалась о другом, всё потаённое для них открытая книга, в которой можно обнаружить «единственно неопровержимые доказательства». А женщина, которая оказалась между двумя гигантами, продолжает жить своей жизнью, думает, чувствует, влюбляется, переживает, срывается в истерике, успокаивается, мечтает, фантазирует. И радуется, если удалось станцевать с лечащим её врачом любимую «Тумбала, тум-бала, тум-балалайка».

«Оговорка по Фрейду» стала распространённым клише в обществе интеллигентных людей, но, может быть, истинная разгадка не в наших оговорках, а в этом танце, этажами ниже то ли нашего сознания, то ли подсознания, много всякой-всячины, истеричность, лечение, амбиции, респектабельность, деньги, расчёт, страх, а сам танец под старую еврейскую песню, торжество жизни над беззащитностью человеческого тела, всё равно, касается ли это мужчины или женщины.

…новый, старый треугольник

Далее начинает разворачиваться новый «треугольник», старый, новый, вечный, настолько же банальный, насколько пошлый: «муж – жена – любовница».

Сначала анонимное письмо получает мать Сабины, в авторстве которого Сабина подозревает жену Юнга, затем сам Юнг пишет письмо матери Сабины, в котором, кроме всего прочего, разграничивает роли врача и любовника, и предлагает госпоже Шпильрейн отныне платить «надлежащую компенсацию» за то, чтобы он строго придерживался роли врача. К счастью для Сабины, её родители проявили необыкновенную сдержанность, а её отец

…у нас ранее могло сложиться одностороннее представление о нём, как о деспоте и неврастенике…

высказал трезвую мысль:

«Люди делают из него Бога, а он всего лишь обычный человек. Я рад, что она дала ему пощёчину».

Юнг действительно оказался «обычным человеком» (а кто сказал, что гении – не обычные люди). Он мог написать Фрейду о своём отношении к нему:

«Моё отношение к Вам скорее носит характер «религиозного» преклонения. Хотя это не так уж беспокоит меня на деле, мои чувства неприятны и смешны для меня и я не могу отрицать их эротическую подоплёку. Это отвратительное ощущение восходит к случаю, когда я мальчиком стал объектом сексуального покушения со стороны мужчины, которого я боготворил. Поэтому я боюсь Вашего доверия».

Он мог пожаловаться, на женщину, в которую вселился дьявол:

«Последняя и самая тяжёлая капля, переполнившая чашу и сыгравшая со мной просто дьявольскую шутку: пациентка, которую много лет назад я, не пожалев усилий,

…врачу-психиатру «не пожалев усилий» следовало бы считать обязательной нормой – Р. Б…

вытащил из очень тяжёлого невроза, предала моё доверие и мою дружбу самым оскорбительным способом. Она подняла гнусный скандал единственно потому, что я отказал себе в удовольствии сделать ей ребёнка. Я всегда вёл себя по отношению к ней как джентльмен, но перед судом своей слишком чувствительной совести (?! – Р. Б.) я не чувствую полностью чистым; и это ранит больше всего как раз потому, что мои намерения в отношении неё были самыми достойными. Но Вы знаете, как это бывает – дьявол может превратить в порок и саму добродетель».

Он будет ждать успокоений от Учителя:

«Быть израненным и оклеветанным самой любовью, с которой мы работаем, – таковы издержки нашего ремесла, и мы, конечно, не откажемся от него по причине этих издержек».

«Разве можно быть в сделке с дьяволом и бояться огня?» цитирует Фрейд Гёте[266 - «Разве можно быть в сделке с дьяволом…?» – фраза из трагедии немецкого писателя и драматурга И. Гёте «Фауст».], намекая на существовавшую легенду, что Юнг – потомок Гёте.

Юнг отвечает без промедления: как приятно, когда тебе сочувствует сам Учитель:

«Дорогой профессор Фрейд, я должен сразу Вам ответить. Ваши добрые слова успокоили и ободрили меня. Вы можете быть уверены, не только сейчас, но и в будущем… я не изменю психоанализу».

Нужен Иисус Христос, чтобы на слова «с Тобой, Господи, я готов и в тюрьму и на смерть идти», ответить «не пропоёт петух сегодня, как ты трижды отречёшься, что не знаешь меня»[267 - «не пропоёт и петух сегодня…» – фраза из Библии, Евангелие от Луки.], и при этом в этих словах ни капли обиды, ни капли злобы. Наши герои, хотя и гении, простые смертные, и, точно по Иисусу Христу, не будем их судить, чтобы при случае не обнаружить бревна в собственном глазу[268 - «Не обнаружить бревна в собственном глазу», намёк на фразу из Нагорной проповеди: Библия, Евангелие от Матвея.].

Наконец, Юнг будет прямо просить Учителя убедить Сабину в его «полной честности» (?!):

«… напишите, пожалуйста, фрейлейн Шпильрейн о том, что я полностью проинформировал Вас об этом деле, и особенно о письме к её родителям, о котором я особенно сожалею. Я хочу дать моей пациентке хотя бы это удовлетворение: что Вы и она знаете о моей «полной честности». Я множество раз прошу у Вас прощения, потому что это из-за моей глупости Вы попали в столь запутанную ситуацию…»,

и в конце длинного письма «всё же теперь я крайне рад тому, что, в конце концов, я не ошибся в характере моей пациентки. В противном случае меня грызли бы сомнения в точности моих оценок, и это могло бы стать серьёзной помехой в моей работе».

Не надо быть Юнгом, чтобы решить, именно женщина всегда оказывается «серьёзной помехой» в работе, но он, Карл-Густав Юнг может гордиться собой, ему удалось справиться с «серьёзной помехой», другим мужчинам это не удаётся, и они могут скулить по этому поводу до конца своих дней.