Молитва

Слово «ИМАН» (вера) происходит от слова «АМАН» (безопасность и доверие) Посланник Аллаха (мир ему и благословение Аллаха) сказал: «Истинно верующий (мумин) – тот, с кем люди чувствуют себя спокойно и безопасно».

    (Из хадисов)

Летом 2009 года умерла мать Талгата. Мама, его мама – самый любимый и близкий человек, та единственная родная душа, которая всё понимала, поддерживала в трудные минуты, когда ему было тяжело, и он уже готов был опустить руки в тех без выходных, как ему тогда казалось, ситуациях.

Говорят, что душа человека весит не более двадцати граммов, но в те дни ему казалось, что он таскает на своих плечах тяжеленный мешок с цементом. Ему безумно хотелось освободиться из удушающего плена сочувствующих глаз, не видеть эти лица с выражением притворной скорби, не думать о завтрашнем дне, не видеть лиц родственников, озабоченных исполнением похоронного ритуала, не слышать причитаний женщин, а хотелось остаться одному, отбросить, как ненавистную маску, внешне бесстрастное выражение лица, хотя бы ненадолго остаться наедине со своими мыслями, со своим горем, целиком погрузившись в свою маленькую вселенную, а лучше бы убежать далеко на край света от своей невыносимой тоски. Со стороны могло показаться, что он не проявляет никаких эмоций, но душа его плакала и терзалась от осознания невосполнимой потери. А бесконечные мысли в голове складывались в один и тот же вопрос: «Почему её забрали небеса?» От этих мыслей, доводивших до исступления, ему самому хотелось уйти вслед за мамой на небо. Тяжкий камень невыплаканных слез, словно обручем, больно сдавил грудь, и Талгат не хотел, чтобы его о чём-то спрашивали, лезли в душу со словами сочувствия: этим горем он должен переболеть сам.

Он сидел на скамейке возле дома, опустив голову и обхватив руками лицо, словно желая спрятаться от всего мира, чувствуя под пальцами жёсткие волоски бороды. Красивая аккуратная бородка очень шла 25-летнему парню, придавая мужественность чертам его лица, благодаря чему он напоминал батыра из фильмов о героическом прошлом казахской земли. Прежде ему нравилось, что борода и усы ему идут, он тщательно ухаживал за ними, еженедельно аккуратно подстригал – но это было до потери мамы. Сейчас ему было всё равно, он не хотел реагировать ни на что. Он не замечал, уйдя в себя, толпы людей, пришедших на похороны. Попрощаться с мамой пришло множество людей, тем самым проявивших уважение к покойной. Родственники, друзья, коллеги, сослуживцы по работе и соседи из близлежащих домов. Мама была человеком добрейшей души. Все подходили к Талгату, говорили слова сочувствия, но он не слышал их, всё происходящее вокруг казалось ему одним кошмарным сном. Он, словно зомбированный, сидел, погрузившись в свои мысли, думая о том, что слова соболезнования не воскресят маму.

Талгат вместе с родителями жил в районе «ГМЗ» – так в советское время называли район рядом с городским молочным заводом. Район состоял почти из одних частных домов, напоминая немного посёлок городского типа. Все здесь знали друг друга в лицо и учились в одной школе №5. Правда, детских садов было два: один №8, а другой почему-то назывался «ГоРем» – сокращенное название ремонтного предприятия, владельца ведомственного детсада, сохранилось еще с советских времен. Подтрунивая над ребятами, что жили рядом с этим садиком, мальчишки задавали им свой любимый провокационный вопрос: «А ты где живёшь?» И, услышав после долгой паузы ответ: «Возле ГоРема», дружно хохотали, находя смешным сходство названия детсада с женским гаремом восточных правителей.

Во времена Союза этот район был теплее и уютнее, и многие люди, давно жившие здесь, не хотели переезжать в другие районы города. У большинства жителей этих мест были свои огороды рядом с их домами. Но вот пришли лихие 90-е, и прежде «тёплый» район превратился в гетто, трущобы, где живут самые бедные жители города, приезжие из сёл, наркоманы, алкоголики.

Талгат сидел на скамейке перед домом, зловонный запах из подвала общежития, в котором он жил, заставлял слезиться глаза. Уже двадцать лет семья жила в этом ветхом здании, в тесной убогой квартирке, которую отец получил на работе. Маленькая комнатушка и кухня, в которой взрослому человеку невозможно лечь в полный рост.

Отец не хотел и не умел просить для себя. Сколько раз мама умоляла его поговорить с начальством о предоставлении их семье новой квартиры. Отец соглашался с доводами матери, но, когда приходило время постучать в дверь начальника, проявить характер и настойчивость, вдруг куда-то улетучивалась вся уверенность в правильности своих действий, сменяясь робостью. Когда однажды отцу давали вне очереди двухкомнатную квартиру улучшенной планировки, он уступил её страдавшему без жилья сослуживцу, у которого было пятеро детей. Отец был слишком добрым к чужим, к родственникам и друзьям, но не к самым родным людям, живущим с ним. Каждодневные его пьянки с собутыльниками и ночные концерты ухудшили мамино здоровье. Отец уже не пьёт года два, но этому предшествовали двадцать лет кошмарной жизни семьи и больная печень. К сожалению, это уже не могло спасти подорванное за многие годы здоровье матери. Оно ухудшалось с каждым годом, что и привело к такому трагическому финалу.

Вот потому, видя происходящее в семье, Талгат уже давно дал себе зарок никогда не употреблять спиртное. Свободное время тратил на учёбу, много читал, стремясь как можно лучше познать мир. Бабушка говорила, что только благодаря знаниям можно стать большим человеком. И это стремление к знаниям, а еще забота о младшем брате стали смыслом его существования. Талгат мечтал стать преподавателем, из всех школьных предметов больше всего он любил историю. Прочитал бесчисленное количество исторической литературы. Книги стали его лучшими друзьями и защитой от реального мира: читая, юноша размышлял о прошлом и часто представлял себя героем былых времен.

Он старался делать всё так, чтобы не огорчать маму, поддерживал её, как мог, поднимал ей настроение, шутил. Теперь, потеряв её навсегда, он начал понимать, насколько дорога была ему мать.

Неожиданно кто-то прервал его горестные раздумья, положив ему руку на плечо. Это был Марат, ровесник и близкий друг детства, с которым он не виделся год или больше того. Марат – веселый парень с раскосыми глазами, похожий на китайца. Балагур и весельчак, немного задиристый, он всегда был душой общества, умеющим поднять настроение любой компании. Друг пришёл со своей мамой и младшим братом. Талгат хорошо знал их с детства, но сейчас его удивил их внешний вид – то, как они были одеты. Он заметил, что Марат коротко пострижен, но лицо обрамлено густой длинной бородой, а усы сбриты, на голове белая тюбетейка без узоров, одет в короткие штаны.

Но в тот момент было не до расспросов, мысли Талгата были далеко: он всё время думал только об одном, обвиняя себя в том, что не смог спасти маму. Ведь если бы он сумел найти эти проклятые лекарства от рака, то мама была бы еще жива, думал убитый горем сын.

Марат подошёл к Талгату, обнял за плечи и тихим успокаивающим голосом сказал:

– Люди умирают по воле Аллаха, брат. Но умирают лишь тела, а души продолжают своё существование в барзахе. Лучше молись за неё. Она сейчас нуждается в твоих молитвах, а не в скорби.

– Я не умею молиться, хотя верил и верю в Аллаха, – тихо и как-то неуверенно произнёс Талгат.

– Мы все когда-то не умели молиться. И мой отец умер от болезни, и он так же, как и твоя мать, не молился, хотя и верил. Я тогда тоже плакал оттого, что был бессилен помочь больному умирающему отцу. Но сейчас, альхамдулиллях, я могу сделать для него больше, так как молю Аллаха о милости и снисхождении к нему, прошу Его простить моего отца. Я счастлив, что вместе со мной стали молиться моя мама и мой родной брат.

Ты встань на жаназа, и тебе станет легче, – неотрывно глядя прямо в глаза Талгату, ответил Марат и затем повернулся к своим родным, стоявшим вдалеке от всех: матери в чёрном никабе, закрывавшем её лицо и волосы, и брату, одетому также, как он.

– А как? Я ничего не знаю, – Талгат растерялся от пристального взгляда друга и его уверенности.

– Пойдём, брат мой, я покажу тебе, как совершить вуду, и ты встанешь рядом со мной.

Талгат пошёл за ним, как слепой за поводырем, и сделал всё так, как подсказал ему друг. Ему показалось, что между этим моментом и двадцатью пятью годами жизни до него образовалась огромная пропасть. Он словно перепрыгнул через неё. Переплыл огромную реку судьбы. (Позже Талгат найдёт аят в Коране, где описывается это состояние души. В суре «Семейство Имрана» Аллах говорит: «… вы были на краю огненной пропасти, и Он спас вас от неё»).

Талгат с Маратом вышли из дома во двор, где собрались пришедшие на похороны родственники и другие люди, для совершения обряда жаназа. Он ещё не знал, что выйти вот так к людям с такой бородой, побритыми усами, в коротких штанах – это всё равно, что возразить им всем. Заявить открытый протест окружающему миру. Люди смотрели на Талгата с недоумением. Из толпы донеслось неизвестное ему ранее слово, явно направленное в их адрес: «Это ваххабиты!» Он не понимал тогда, почему люди их так назвали, но вдруг смутно почувствовал, что приближается что-то недоброе.

2

После похорон матери единственным желанием Талгата стало желание вырваться из привычной удушающей атмосферы окружающего общества, ему не хотелось видеть сердобольные взгляды родственников и знакомых, слушать казавшиеся притворными слова соболезнования и утешения, смотреть новости, думать о завтрашнем дне, видеть лица людей, озабоченных повседневной бытовой суетой, слышать их обывательские разговоры. Хотелось ему отряхнуться от ржавой пыли ежедневной суеты, убежать подальше от всех и остаться наедине с собой, разобраться со своими мыслями и переживаниями, просто побыть человеком, настоящим, живым и чистым. Он понял, что только вера может излечить его душу, в ней он найдёт спасение.

Талгат стал докучать Марату своими звонками и бесчисленными вопросами о вере. Он был одержим желанием узнать всё об Аллахе, его терзала мысль о том, что он ничего не знает о Боге и истинной вере. Иногда трубку домашнего телефона брал Али, младший брат Марата, знакомый ему с детства, и тот тоже терпеливо разъяснял ему вопросы религии. Всё течет, и всё меняется. Ежесекундно. Каждое мгновение – это всегда новое, всё постоянно меняется: что-то появляется, а что-то заканчивается, кто-то рождается, а кто-то умирает, и со всем этим надо смириться. Ничто не вечно, особенно мир материального. Талгат вдруг понял, что людское стремление к стабильности – это ужасное заблуждение. В один из дней, когда он вышел из дома и медленно пошёл по улицам своего района, ему показалось, что дома похожи на неприступные средневековые крепости. Люди скользили мимо, не замечая его, словно призраки, словно тени прошлого. И Талгат тоже шёл по шумному воскресному городу, ничего не слыша и не замечая вокруг. Внезапно им овладело неудержимое желание кричать, бежать куда-то, бороться с кем-то или чем-то. Ему захотелось совершить что-то безумное именно в данный миг, в светлое время суток, под взглядами людей. Но люди на улице безучастно и равнодушно шли мимо него. Им не было никакого дела до его чувств и страданий, у каждого из них масса своих нерешённых насущных проблем. Каждый, молча, шёл своим нелёгким путем. Молчание и одиночество в толпе таких же молчаливых и одиноких в душе людей. Молчание порой бывает громче самого громкого крика, потому что рвёт на части не твоё тело, а сердце. И это самое сложное – жить, воспринимая всё близко к сердцу, получая от жизни всё новые и новые раны.

Талгату хотелось больше знать о вере, сразу и быстро понять всё, что касается этой темы. Вместе с тем он осознавал, что здесь кроется что-то другое: невозможно просто что-нибудь прочитать и сразу всё понять. В один из вечеров, отвечая на многочисленные вопросы друга, Марат, словно ненароком, заметил:

– Вот ты звонишь, каждый день и задаёшь бесконечные вопросы, а Аллах слушает и ждёт. Ждёт, когда же Талгат встанет на намаз?!

Поражённый этими словами, Талгат замолчал и, положив трубку, спросил самого себя:

– Кто слушает меня и ждёт? Аллах?!

Он почувствовал тяжесть в груди и пришёл к мысли, что все вопросы возникают у него от сомнений, а нужно было всего-навсего начать молиться. Талгат взял Коран, наугад с закрытыми глазами открыл страницу Священной книги и прочитал:

«Во имя Аллаха милостливого, милосердного! Когда пришла помощь Аллаха и победа, и ты увидел, как люди входят в религию Аллаха толпами, то восславь хвалой Господа твоего и проси у Него прощения! Поистине, Он обращающий!» (Сура 110 «Помощь», аят1—3).

Прочитав эти строки, Талгат неожиданно почувствовал, как поплыла земля под его ногами, подкосились ноги, закружилась голова. Руки дрожали от волнения, он понял, что к нему пришло знамение в виде суры Божественной книги.

Он стал осознавать себя в вере, вдруг проявилась и стала ясной самая суть тех понятий, которые прежде были только умозрительными построениями, а теперь стали фундаментом его нового видения мирового устройства.

Выделив себе уголок в маленькой комнатке общаги, Талгат стал совершать намаз. Уже в первую неделю он почувствовал неведомую прежде силу. Как будто кто-то или что-то сопровождало его во время намаза с правой стороны. Вероятно, он чувствовал это сердцем, но никому не сумел, бы объяснить этого. Трепетно относился ко времени совершения молитвы, стараясь совершать намаз вовремя. Он понимал, что «кто-то» просто хочет его поддержать. «Наверное, это ангелы», – подумал он.

Такое состояние продолжалось всю первую неделю.

3

В один из вечеров Талгат сидел у окна, слушая музыку, льющуюся из его старенького музыкального центра, уже в который раз внимая песне известного чеченского певца.

Мой верный брат, закрой для злобы сердце.
В кипящем сердце гнев – твой худший враг.
Злых мыслей яд в него готов втереться
И водрузить своей победы флаг…

Несчастный раб, как громким стал твой смех?
Спеша грешить, веселье торопило.
Каких высот достиг, в делах успех,
Иль ты познал вкус всех земных утех?

Несчастный раб, ведь то тебя сгубило.
Грешил, смеясь. Как жалок твой исход!
Под горький плач тебя примет могила,
Так почему ступаешь горделиво?

Голос Тимура Муцураева – бархатный, проникновенный, с легкой хрипотцой, прекрасное исполнение, казавшийся глубоким смысл его песен сильно воздействовали на Талгата, заставляя трепетать сердце, задевая чувствительные нервные струны души и всю её переворачивая. Но когда он вникал в содержание песен Тимура, ему становилось не по себе и до боли жутко от понимания того, к чему призывает этот волшебный голос. Казалось, песни эти пропитаны кровью, запахом смерти и болью, и шахиды в них представлены героями. В каждой песне звучат ноты жалости к самим себе, к маленькому и безвинному чеченскому народу, который хочет поработить огромная мощная Россия. Слушая чеченского барда, Талгат погружался в глубины своей души, испытывая горечь и жалость к самому себе, к своей неудавшейся судьбе.

Расплаты час к тебе уже грядёт,
Блеснёт слеза, но поздно покаяние!
Плачь, о, моя душа, пред часом воздаяния!

Дрожь волнами пробегала по телу: не мог он без волнения слушать талантливого певца. К сожалению, голос Тимура и его песни для целого поколения молодых ребят оказались подобными сосуду со смертельным ядом, отравившим и поразившим их сердца. Для ребят, которые, не имея понятия, кто такие моджахеды, захотели ими стать под влиянием творчества Муцураева. В то время Талгат тоже ещё не понимал, насколько отравляющее влияние оказывают эти песни на него. Мощные по своей энергетике песни Тимура Муцураева дурманили молодое поколение, заставляя противостоять разуму, идти по велению сердца на «священную войну» – джихад…

О, Аллах, мир окутан страшной мглой!
И война вновь сменяется войной!