Дашенька. Роман

– Оно и видно, что не нужна, – Кирилл покачал ногой ходившую ходуном половицу. – Пойду Дарью спасать. Она у вас прям будто падчерица, а не родная дочка.

К соседям ему идти не пришлось – сбоку от воротцев к пряслу были прислонены две тяпки. Выбрав, какая больше подходит к руке, Кирилл направился к Даше. Она, не поднимая головы, сосредоточенно долбила землю.

– Дашунь, а у меня тяпка и вправду скоро любимым инструментом будет! – с энтузиазмом объявил он.

Девушка не подняла головы, наоборот, вроде невзначай повернулась так, чтоб укрыть лицо.

– Ну-ка, покажи, что у нас тут творится? – Кирилл взял её за плечи и развернул к себе, пальцем приподнял подбородок. – У-у-у… вон тут чего! И кому ревём?

– Перестань…

– Да это ты перестань, глупенькая. Ну правда, Дашунь, не об чём уже, – он, как обиженному ребёнку, принялся вытирать ей слёзы.

– Кир… ты не сердись на неё…

– Я и не думал.

– Обманываешь.

– Если хочешь знать, я твою маму давным-давно полюбил, как только узнал, что она классная портниха! Тёща-портниха, это же мечта, а не тёща!

– Да ну тебя! – сквозь слёзы рассмеялась Даша. И в это время взгляд её ушёл мимо Кирилла, лицо переменилось.

От Марии тоже не укрылась эта перемена, произошедшая, когда она вышла на крыльцо и поглядела в их сторону. Дашин смех оборвался, в глазах её появилась затравленность и испуг. Мать постояла несколько секунд, потом повернулась и ушла назад.

– Кир, – глядя ей вслед, сказала Даша. – А я вчера не приходила на речку.

– Правда не приходила?! – почему-то обрадовался Кирилл.

– Ага.

– Ну, слава Богу! А я-то испереживался весь, думал, ты на меня обидишься!

…Они как будто и не замечали, что дорога, по которой они теперь шли вдвоём, негладкая, что каменья под ноги катятся. Да что им каменья, когда они и самой дороги не чуяли, а на крыльях будто летали, и все препоны с такой лёгкостью одолевали, что втуне пропадало всё усердие их построителей.

Мария как-то в один из ближайших дней Кирилла мать встретила и не утерпела, ещё раз попыталась избавиться от нежданной напасти. Зла против этой женщины она никакого не держала, ведь и против самого Кира она ничего дурного не имела бы, только оставил бы он Дашу в покое. Завидный парень, ничего не скажешь, да разве Дашеньке-то он пара? Ну почему не приглянулся ей какой-нибудь парнишка-одногодка? И надо же было этому к девчонке прилипнуть! Понятно, такому ухарю никакого труда не стоит завлечь несмышлёныша, уж он-то знает, как с женским полом надо обращаться, умеет… И на уши такой лапши навешает – только черпать успевай! Девчонке невдомёк, что все слова, которые он говорит, он, поди-ка, наизусть уж помнит, ему их не впервой повторять. Но она-то всё за чистое золото принимает…

– Татьяна, мне б с тобой словом перемолвиться, – заговорила Мария.

– Ну, зайдём давай к нам, чего среди улицы, – пригласила женщина, – мы вон живём, третий дом от краю.

– Я знаю… А дома кто есть? – заколебалась она.

– Да никого. Старая ушла бабушку Глушачиху попроведать, подружки они. А Кирилл до вечера на работе.

– Ты, Татьяна, на меня не обижайся, – без предисловий начала Мария, присаживаясь на предложенный хозяйкой табурет, – я хочу, чтоб ты поняла меня, мы с тобой обе матери, обе одиночки. И хочу я об наших детях поговорить. От тебя, поди, не секрет, что они встречаются.

– Да, я знаю.

– А я вот только недавно узнала. Как обухом по голове. Татьяна, я от тебя таиться не стану – не хочу я, чтоб Дарья с Кириллом встречалась.

– Вот как…

– Не обижайся, прошу тебя… Ты попробуй на моё место встать, как бы ты тогда на это поглядела? Не надо Даше, она ведь ребёнок, не понимает ничего, но мы-то с тобой бабы, жизнь повидали и знаем, как легко сладкое горьким оборачивается.

– А чего ты от меня хочешь, Мария? – тихо спросила хозяйка.

– Поговори с сыном. Пусть бы он оставил девчонку, не морочил ей голову.

– Что ж… поговорю. Только не знаю, много ли проку будет. В семье я давно уже не глава, какое там! – Кира за старшего в доме. И не он у меня, а я иной раз и совета, и согласия его спрашиваю.

– Да материнское слово, поди, не пустой звук. Поговори, прошу тебя. Ты его лучше знаешь. Найдёшь нужные слова. А на меня обиды не держи – не за себя ведь, за дочку душа болит.

– Я понимаю тебя… А только Кирилл – добрый он… – женщина замолчала, не умея, или не желая выразить мысли словами. Заговорила опять: – Знаешь, как он меня жалеет… Мои слова тебе мало значат, ясно ведь – какая мать скажет что худое про своё дитё. Но ты зла от него не жди.

Поняла ли мать тревоги Марии, или обидны всё же показались её слова, кто знает, а только вечером она улучила удобную минуту и, как обещала, разговор об Даше завела.

– Кирюша, – Татьяна погладила сына по голове, – ты опять уходить наладился?

– Ага. А что? Нужно тебе чего-нибудь, мам?

– Да нет, ничего не нужно. Только мы с бабушкой совсем тебя не видим. Хоть вечер побыл бы с нами. Отдохнул бы чуток.

– Мам, – он виновато потёрся ухом о материну руку, лежащую на плече, – ну чего ты? Я и не устал нисколько.

– К Даше своей торопишься? – мать вздохнула.

– Да, – повернулся Кирилл к матери. – Что-то не так, а?

– Да не нравится мне это.

– Даша тебе не нравится?

– Ну что ты! Грех так про неё говорить.

– Тогда, выходит… я не нравлюсь?

– Кира…

– Погоди, мам, – он положил ладони ей на плечи, – я, кажись, понимаю, откуда этот ветер дует.

– Кирилл, в самом деле, оставь ты эту девочку!

– Мама, тётке Марии я чужой. Она наслушалась про меня всякого, вот и думает, что я весь тут как на ладошке, и видит она насквозь все мои желания и намерения. Но ты, выходит, тоже меня не знаешь?

– Кирюша, ну что ты говоришь! Ты – одна единственная мне в жизни радость. За все мои муки награда от Бога. Как же я не знаю тебя, сыночка мой!

– Так зачем такой разговор завела?