Дашенька. Роман

– Да нет же, мама! Я не могу ничего такого обещать! Кирилл ждёт меня… Разве сама ты поступила бы так, как требуешь сейчас от меня?!

– Ты не пойдёшь к нему.

– Но я не могу, мама! Кирилл будет ждать!

– Ничего, подождёт и уйдёт. Так надо, Даша. Ты поймёшь меня потом.

Даша замотала головой, собираясь возразить, но мать перебила:

– Даша, я не хочу это обсуждать. Я просто запрещаю тебе с ним встречаться. Ты понимаешь?

Помолчав, дочь медленно проговорила:

– Это нехорошо… не честно. Так нельзя.

– Всё. Хватит о нём. Садись есть.

Даша осталась дома. Она не старалась демонстрировать матери, как разобижена на неё, не дула губы, не психовала и не ушла в глухую молчанку. Наоборот, она стала тихой и послушной, молча убрала со стола, помыла посуду.

– Что сегодня по телевизору, Даш?

Дочка взяла газету с программой.

– Фильм начинается. Включить?

– А ты не хочешь смотреть?

– Я лучше почитаю.

Котёнок забрался к ней на колени, и Даша тихонько гладила его, пока он не уснул, свернувшись уютным калачиком.

Мария, как обычно, сидела с работой и время от времени посматривала на дочку. Такая размолвка случилась у них впервые. Даша была замечательной дочерью, у Марии просто не было повода не то что бранить её, а даже быть недовольной чем-либо. И теперь матери было сильно не по себе. Без Дашиной улыбки, без весёлого звоночка-колокольчика в хате стало сумрачно и сиротливо.

«Вот ведь свалился на наши головы! – в сердцах думала Мария. – Ну ты погляди, что творится! Будто я из неё душу вынула! Вот задурил девке голову. Ох, дочуня-дочуня, ничего-то ты ещё не понимаешь. Все тебе хорошие да добрые. И что, должна я молча глядеть, ждать, как ты крылышки свои опалишь?»

И щемило у матери сердце от жалости и чувства непонятной вины, когда смотрела она на поникшие, покорные плечики; видела, как вздрогнули они и застыли, когда за окошком вдруг что-то коротко стукнуло. А листы в своей книжке переворачивать дочка забыла.

Утром было всё как всегда. Почти как всегда. Вместе попили чаю, потом Мария на работу пошла. С тяжёлым сердцем – в доме как будто кто болен. И такая тоска на душе весь день была, испереживалась – как там Дашенька? И ведь знала Мария, просто уверена была, что сделала всё правильно, ну кто кроме неё за дочку встанет? А Дашунька в такую пору входит, что только гляди, глаз да глаз нужен, чтоб не обидел кто. Дашуня… она такая доверчивая, открытая, думает, что и все на свете такие-то. А ну как в эту открытость и доверчивость влезут с грязными кирзовыми сапогами. Нет, всё правильно сделано. Только отчего так на душе пакостно, будто безвинно обидела дочку, и болит об том душа, болит… Но, может, Мария переживала бы ещё больше, если бы узнала, что и след её ещё не простыл, как ушла она на работу, а перед их домишком остановился грузовик Кирилла.

– Дашуня, – с порога начал он, пригибаясь в дверном проёме, – прости меня подлеца!

Она прибирала стол после завтрака и обернулась, не понимая, о чём он? Если о размолвке с мамой, так как он мог узнать?

– Ну проспал я! Хочешь казни – хочешь милуй. Чего-то устал вчера, прилёг на полчасика, а проснулся, на часы глянул – мама моя! Побежал на наше место, да ты ушла уже, понятное дело. Не сердись, маленький мой, ладно?

Даша машинально кивнула, изумлённая ещё больше – она-то изводилась от мыслей, что Кирилл ждал её напрасно, а она не пришла, теперь объяснять придётся – что да почему…

– Я тебя сейчас рассмешу, чтоб ты совсем-совсем уже на меня не сердилась! Сейчас по радио такую смешную историю услышал, – не давая Даше и рта раскрыть, весело говорил Кир.

И уже когда он исчез, помахав ей на прощанье: «До вечера, Дашунь!», она поняла, что так и не сказала ему ни слова, совсем ни слова. Но теперь, как повидала она Кирилла, на душе стало полегче. А вечером… Неужели мама не поймёт, что требует невозможного?

Вечером же произошло вот что. Время подходило часам к восьми. Ни Мария, ни тем более Даша, к вчерашнему разговору не возвращались. Хотя у обеих мысли об одном только и были. Даша за день извелась, устала от внутреннего монолога: весь день она «говорила» с мамой, находила самые убедительные слова, неотразимые аргументы. Но вот подходило время сказать их вслух, и Даша не могла. Она потеряла в себе что-то главное, может быть, это было ощущение единомыслия с мамой, уверенность, что самый близкий человек тебя поймёт, как ты саму себя, а может, и лучше… В горнице висела тишина, в которой всё сильнее натягивалось нечто недоброе, когда в сенцах стукнула дверь и в дверях появился виновник этого напряжения.

– Вечер добрый! – как ни в чём не бывало, с улыбкой поприветствовал он хозяек.

Даша так просто обмерла, а Мария глядела молча, с недобрым выжиданием. Кирилла это не обескуражило.

– Тёть Мария, отпустите Дашу погулять, – сказал он. – Вернёмся во сколько скажите.

– Ну ты наглец! – изумлённо проговорила Мария.

Кирилл коротко глянул на Дашу, и мать невольно посмотрела туда же – дочка стояла бледная, закусив губку, глядела в пол.

На лице дочки читалось такое страдание, что Мария невольно переменила избранный тон, и вообще, сказала не те слова, что уже готовы были сорваться с языка.

– Какое ещё гуляние?! Дома дел непочатый край – грядки не политы, картошка заросла! Никуда она не пойдёт!

Мария и не собиралась ничего такого говорить, ляпнула, что первое в голову пришло, аж самой неловко стало: да что Дашенька, золушка какая что ли? Девчонка и так безотказная, полдома на ней.

Даша сорвалась с места и выбежала на улицу. Лицо у Кирилла сделалось совсем другим, улыбки как не бывало, взгляд потяжелел.

– Что ж не жалеете вы её? Каково ей про меж двух огней?

– Так отвяжись от неё! – в сердцах воскликнула Мария.

– Не отвяжусь. Только Дашу всё равно обижать не дам. Вот со мной вы делайте что хотите. Ругайте, даже поколотить можете. Но ей-то… пополам разорваться что ли? Она же любит вас, а вы её не жалеете. Да ещё хотите, чтоб и я добавил, – он покачал головой.

– Он мне тут выговаривать будет! Молод ещё разуму-то меня учить! – возмутилась Мария. – По какому праву ты со мной так разговариваешь?!

– Хоть бы по праву сильного, – усмехнулся Кирилл. – Когда слабого обижают, у сильного всегда есть право заступиться.

– Ну ты погляди на него! Всё шиворот-навыворот перевернул! Дарью от тебя защищать надо, а не от меня. От матери обиды никогда не будет.

– А вчера вы с ней что сделали? Она как спичка обугленная. Я её до полуночи ждал. Думал, вдруг улучит минуточку, да прибежит.

– Зря надеялся, – усмехнулась Мария.

– Да я не надеялся. Боялся. Думал – прилетит, а меня нету, ещё больше расстроится. Вы меня не выдавайте, я Даше сказал, что не приходил, проспал.

– Это когда ты успел сказать? – с подозрением проговорила Мария.

– Не важно, – наклонившись к окошку, выходившему на огород, сказал: – Ладно, поговорили. Пошёл я. Страсть как люблю картошку полоть! Есть ещё тяпка?

– Нету! – отрезала Мария.

– Ну, я у соседей возьму, – повернулся к выходу Кирилл.

– Да стой ты, баламут! Куда наладился? Ты всегда такой непонятливый? Не нужен ты здесь, чего не ясного? И помощь твоя не нужна!