Дашенька. Роман

– Костик, я же неспроста к тебе именно. Ты ведь горазд на проказы всякие. Ну пошевели мозгами-то, можно ведь это дело как-нибудь так повернуть, что Кирка и не рыпнется. Мало ли бывает, ходят, дружат, а потом раздружатся. Что, прям, все брошенные так и откручивают головы своим сменщикам?

– Алка, а чего ты так хлопочешь, а? – сощурил глаза Костик. – Тебя оно трогает?

– Конечно! Понаедут тут всякие, да будут лучших парней к рукам прибирать! Ещё чего!

Костик расхохотался:

– А меня, тебе, значит, не жалко приезжей отдавать! Ну, спасибо, Аллочка!

– Ну, ты, это… – на секунду смешалась Алла. – Да никто тебя не отдаёт, чего выдумываешь-то? Ты же потом бросишь Дашку! Ты только разбей эту парочку, дальше мне без интереса.

Костя молча смотрел на неё и покачивал головой.

– Ну, Костенька, договорились, а? – заискивающе спросила Алла. – Сделаешь?

– Нет уж, это как-нибудь без меня. Я погляжу, вы с Киром – два сапога пара, и мне меж вами встревать, это как на один камень голову положить и ждать, когда другим прихлопнет.

– О! Вот видишь, видишь! Сам говоришь, мы с Кириллом – пара. А Дашка – так, встряла случайно. Так что случайность эту надо исправить, сам ведь понимаешь теперь.

– Вы с Киркой, знаешь, какая пара? Камни есть такие, белые. Их друг об друга чиркнешь, искра проскакивает. Вот вы эти камни и есть: вас столкнуть, только искры полетят!

– Ну так что, Костик? Попробуешь с Дашкой, а? Я даже не понимаю, чего ты волынку тянешь? Думала, тебе моё предложение понравится, ты же любишь всякие хохмы. А ты чего-то так упираешься, как будто я тебя уговариваю на ней жениться! – рассмеялась она. – Хотя… если ославишь её на всё село, я тебе хорошо приплачу.

– А стерва ты, Алка, оказывается. От тебя надо подальше держаться. А то вот так, нечаянно, душу дьяволу-то и запродашь. Чего ты так на девчонку эту взъелась? Будто она тебе соли на хвост насыпала.

Аллочка зло усмехнулась:

– Не договорились, значит? Жалко. Слизняк ты, Костик. Ладно, подбери сопли, я без сопливых обойдусь. Только ты имей ввиду, сболтнёшь кому о чём у нас разговор был – сильно жалеть потом будешь. Я точно знаю, мамуле моей очень не понравится, что распускаешь обо мне такие сплетни, а за клевету она тебя быстренько под какую-нибудь статью пристроит. Так что, получается, тебе выгоднее всех язык за зубами держать. Хорошо меня понял?

– Ну и стерва… – покрутил Костик головой. – Таких ещё поискать.

Вот этакие нешуточные страсти разгорались вокруг Кирилла и Даши. И, если правду сказать, так были и ещё, кому отношения этих двоих стали неожиданным и неприятным сюрпризом. Нет, против Даши, в общем-то, никто ничего не имел – она как-то так умела повести себя с людьми, что всем мила была. Добрая она была, Дашуня-то, так незлоблива, что и на неё зла держать не получалось. А только всё ж мало радости в том сельские девчата увидали, что вот откуда ни возьмись приехала обычная совсем девчонка – ни красавица, ни принцесса, да и присушила лучшего парня, об котором не одна из них вздыхала да мечтала в ночной бессоннице. Впрочем, любой выбор Кирилла был бы «одобрен» точно так же, потому что за всеми этими мыслями скрывалась одна, главная: «Почему не я?! Я-то хуже что ли?!» Но какие бы думки не витали в юных головёнках, а только одна Аллочка дала им полную волю, да устремилась любыми способами исправить то, что ей шибко не по нраву пришлось.

Глава 7. Встречи

А Кирилла и Даши всё это будто и не касалось вовсе, они, прикипая друг к другу всё более, ничего дурного вокруг себя не замечали. Да и какое может быть дурное, если чувства их так светлы, отношения так чисты – что плохого можно в них усмотреть?

Кир свою Дашуню боготворил. До того она была проста, естественна во всём, – он не переставал удивляться на неё. Напрасный труд было бы искать в ней кокетство да жеманство – ни капли, ни в чём.

С Кириллом она так доверчива была, что ему даже и в голову не приходило воспользоваться этим доверием. Вот ведь тоже, странность. Раньше, как приходилось какую подружку по сумеркам до дому провожать, так первым делом в голове мысли крутились: в каком бы укромном местечке приобнять, потискать в шутку как бы, а с другой стороны, вроде разведку провести, как далеко разрешено будет «шуточкам» зайти. А вот к Даше это «потискать» не могло иметь никакого отношения, кроме оскорбительного. Кирилл разозлился бы на себя, прошмыгни вдруг такая мыслишка. Дашу можно было обожать, любоваться ею, восхищаться, радоваться тому, что она почему-то остаётся с ним рядом, не уходит, не бросает. Замирать сердцем от нечаянных прикосновений – какая у неё нежная, прохладная, бархатистая кожа! Никогда раньше он не знал, сколь радостно может быть от такого коротенького случайного касания…

А раз как-то шли они по берегу речки, и, когда берег обрывом подниматься начал, да всё выше и выше, Кир потянул Дашу спуститься к воде, на пологую песчаную полоску. Спрыгнул вниз и к Дашуне руки поднял, но не поставил её на песок, а опустил к себе на плечо. Так и понёс. С того вечера Кирилл часто и без устали носил Дашу на плече в их долгих вечерних путешествиях. Ему это так нравилось, что голова кружилась от счастья. А в тот вечер она глянула на него вопросительно сверху, разглядела в ответ улыбку в темноте и сказала:

– Как Таис Афинскую.

– Это кто такая? – спросил Кир.

– Книжка такая есть, Ивана Ефремова. Так и называется – «Таис Афинская».

– А-а, видел я в библиотеке.

– Она была гетерой, очень красивой. Возлюбленной Александра Македонского.

– Гетерой? О-о-о! И Александр Македонский вот так же её носил?

– Знаешь, – задумчиво проговорила Даша. – Мы вот историю учим… И всё в одной куче оказывается… Что пещерные люди, что декабристы, или Пушкин с его Натали. А ведь они так недавно жили. И даже Александр, Таис. Или кто-то похожий на неё. Они были точно такими же как мы, обыкновенные люди. Чувствовали как мы, чего-то боялись, и мысли такие же думали. До них близко так – только руку протяни. А нам кажется, всё, что до нашего рождения было, всё незапамятные времена. И от людей тех остаются только имена, сухие, как формулы. Ты меня не понимаешь?

– Понимаю. Вот мы любим, переживаем. А через сто лет… хорошо, если кто-то будет ещё имена наши помнить, но за именем уже мало чего от нас останется. Наверно, есть какой-то смысл в том, что мир так устроен.

– Смысл в том, что люди беспамятны? Обидно. Какое богатство вокруг нас: каждый человек – как огромный мир. Сколько людей, столько миров вокруг, а уходит человек, никто не горюет, не думает, что разом целый мир умер.

– Не знаю. Об чём-то другом горюют. Потому, что эти миры всегда параллельные, живут друг с другом рядышком.

– И никогда-никогда не пересекаются?

– Иногда пересекаются, иногда рядом идут, но, пожалуй, один с другим никогда не сливаются. Ведь люди разные очень, как им совпасть?

И вот эти необычные разговоры Кириллу тоже очень нравились, раньше он ни о чём таком не говорил, и даже не знал, что способен, например, целый вечер воображать себя кем-нибудь и по-щенячьи ликовать в душе в ответ на Дашин самозабвенный смех. С Дашей всё получалось так здорово, естественно, с ней хоть о чём можно было и говорить, и фантазировать, и дурачиться, не боясь, что будешь выглядеть преглупо.

Темнело уже, когда Даша возвращалась домой, – по маминой просьбе относила заказчице готовое платье. Вечер стоял тихий-тихий, зорька расплескалась в полнеба. Проходя мимо дома одноклассницы, Даша на минутку остановилась перекинуться парой слов с подружкой. Та поила телёнка у ворот, придерживая ведро с пойлом. Телок нетерпеливо толкался в него лобастой головой, вскидывался – того и гляди вышибет ведёрко из рук и всё разольёт. Юная скотница и ругала неслуха, и смеялась. Даша тоже посмеялась, глядя на их сражение, и помахала подружке рукой:

– Ладно, я пошла!

В прозрачном вечернем воздухе далеко разносились звуки. Заполошный утиный гомон донёсся с берега маленького пруда: хозяйка вышла с миской зерна, и прожорливые птицы немедленно окружили её, раскрякались нетерпеливо. Недовольно мычала бродяжливая корова, наладившись в путь по деревне, а девчушка с длинной ивовой прутиной сердито заворачивала её к дому, в распахнутые ворота летнего загона. Рядом в огороде хозяин включил поливалку, с шипением пошла вода, широким веером вскинулся над грядками серебристый фонтанчик, и крупные капли умиротворённо зашумели в огуречных листьях. Где-то неподалёку кололи дрова, и звонко разлетались поленья.

– Привет, курносая! – услышала Даша и обернулась.

В нескольких шагах позади себя она увидела молодого мужчину, которого видела много раз, здоровалась, но ни разу он не пытался с ней заговорить. Фамилии его она не знала, а слышала, как называли Костей.

– Здравствуйте, – с долей удивления ответила Даша.

Костик невольно улыбнулся и покрутил головой:

– Ишь ты! А знаешь, Дашуха, меня в жизни никто на «вы» не называл! Ты первая.

– Вы же старше, – пожала Даша плечом.

– Домой идёшь? Пошли, и мне в ту сторону.

Даша молча зашагала дальше, Костик рядом.

– Что, нравится вам в деревне у нас? – спросил он, но чувствовалось, что спросил так, лишь бы не молчать.

Даша и ответила так же, лишь бы ответить. И дальше разговор был такой же, ни о чём. Пока не свернули в Дашин переулок. Вот кто колол дрова по вечерней прохладце! Кирилл стоял посреди изрядной кучи поленьев, свеже белеющих обнажённой древесиной, и устанавливал на здоровенном чурбане очередную берёзовую чурку.

Дрова эти он сам же и привёз без лишних спросов-расспросов – подъехал днём, да и вывалил у дома здоровенную кучу напиленных чурок.

Мария с работы пришла и только руками беспомощно развела: