О чём молчит Феникс. Фантастическая повесть

Люди тоже были в памяти Гарда. Но их он не так чётко помнил. Люди приносили еду щенкам и суке, чистили вольер. Только одного человека он помнил хорошо. Того, кто еду приносил ему, туда же, в вольер, и оставался рядом, смотрел, чтобы щенки не добрались до его миски. Течение времени прошло мимо его внимания и Гард не знал, сколько дней провёл так, прежде чем тот человек вывел его из вольера. Он стал жить с тем человеком. Собаки тоже были всегда где-то неподалёку, потому что их голоса были хорошо слышны. Это потом, позже, Гард узнал – то была псарня, а жильё он разделил с человеком, которого все слушались тут, и люди, с собаки. Атрас был старшим псарём.

И конечно, не мог мальчик помнить, что сказал тот, кто втолкнул его в свору мягких, плюшевых, игривых зверьков. Он сказал: «Щенок будет жить со щенками». Сколько ему было тогда? Года три, наверное.

Псарь вообще-то был верным слугой, точно исполнял приказы хозяина, но иногда, редко, из каких-то своих соображений поступал вопреки им. Так, он сам решил, что маленькому человеку не место в собачьем вольере.

С первого дня для Гарда не было лучше развлечения, чем играть со сворой щенков. Он приходил к ним в вольер каждый день. И сука привыкла к нему так, что иногда он засыпал, положив голову на её тёплый, мягкий бок. Щенки росли гораздо быстрее, чем он. Скоро они сделались сильными и не очень-то дружелюбными молодыми псами. Их давно перевели из щенятника, теперь каждый пёс имел собственный просторный и светлый отсек с тёплой подстилкой, с мисками, игрушками. Гард приходил к ним по-прежнему, и ему, малышу, они радовались, позволяли таскать себя за уши, обнимать и прижиматься к тёплой шкуре. Он разговаривал с ними, а они слушали. Эти псы стали единственными его друзьями. Бен-Яир случайно узнал об этом и вскоре подарил кому-то весь выводок.

Эта странная прихоть хозяина дала повод псарю Атрасу задуматься, какая судьба уготована Гарду? Получается, владыка Саидхарун бен-Яир о нем не забыл, и более того, по какой-то причине намерено лишает его даже малых радостей. Тогда у Атраса во второй раз появилось желание побольше узнать о мальчике. Проводя с ним много времени, Атрас не мог оставаться безразличным к малышу. Он вызывал расположение окружающих. Приятно было слышать его заливистый, беззаботный смех. Он не жаловался, ничего не просил, только плакал по ночам первое время. Атрас услышал это в первую же ночь, когда привёл в свою комнату и постелил ему на широкой лавке у стены, в изголовье своего топчана. Может быть, мальчик и в вольере плакал, да там его никто не слышал, кроме собак.

– Ты голоден? – спросил тогда Атрас.

Тихий плач прервался, и мальчик ответил:

– Нет.

– Хочешь воды?

– Да.

Атрас встал и, зачерпнув ковшом, поднёс его к губам мальчика. Малыш начал пить и неожиданно обхватил ручонками руку Атраса. Выпустил он её с явной неохотой.

В другой раз, разбуженный тихим плачем, Атрас протянул мальчишке руку. Тот сейчас же её обхватил. Две ладошки прилипли, как два мягких горячих оладушка. Малыш прижался к руке Атраса щекой и затих.

Псарь никогда не имел дела с детьми. Он не знал их и не умел с ними обращаться. Поведение мальчика, да и своё тоже, слегка удивило и позабавило. Ну, что плачет, понятно, – щенок, если его рано отнять от суки, тоже скулит и ищет мать. Возьмёшь на руки – успокаивается. То же и с мальчишкой происходит. Скучает по матери, по дому, по всему, от чего оторвали.

Тогда вот эта мысль, что неплохо разузнать бы, кто такой этот малыш, впервые явилась. Но в тот раз он её отогнал: а надо ему это знание? Зачем оно псарю?

Но когда мысль возникла во второй раз, Атрас понял, что она будет возвращаться снова и снова, и коль уж Саидхарун подкинул ему мальчика, надо знать, кого именно. Псарь знал, кому может задать вопрос о мальчишке. Гратуар Саидхаруна бен-Яира. Человек, которому положено неотлучно находиться при господине, быть носителем оружия господина и головой отвечать за него.

Должность гратуара-оруженосца была данью традиции, архаичной принадлежностью протокола. Должно быть, уже не менее полувека только на крупных церемониях владыка принимал из рук гратуара свою знаменитую саблю, вещь изумительной красоты, изящества и ценности. Тем не менее, гратуар входил в свиту владыки с той же обязательностью, как телохранители владыки. Правда оружие, которое он нёс, в большинстве случаев было не столь роскошно, как парадный клинок бен-Яира. Саидхарун имел богатую оружейную палату, но большую часть оружия уже можно было назвать экспонатами драгоценной коллекции. Теперь было время другого оружия.

Гратуара Атрас знал хорошо. Приятным это знакомство он бы не назвал, но оно было полезным.

Сафа имел дурной характер и не нравился Атрасу. Он неимоверно гордился своим положением и, по чести сказать, право имел, если бы гордость его не превращалась в спесивость, что делало Сафу мелочным и злокозненным. Правда, Атрас не слишком-то поощрял дурной характер гратуара и умел поставить его в приемлемые для общение рамки.

Несмотря на характер гратуара, псарь отдавал должное одному ценному качеству Сафы и не раз пользовался им: сведения самого разного характера будто сами собой стекались к носителю оружия владыки. В его голове хранились сотни, если не тысячи имен, он мог рассказать генеалогию любого мало-мальски известного рода. В той же копилке оседали все светские сплетни. Каким-то образом он оказывался в курсе дворцовых и правительственных интрижек, причем принадлежащих не только двору бен-Яира. Границами Арастана познания Сафы не ограничивались. Правда, сам он никогда ни в чём таком не участвовал. Сафа был крайне осторожен, умел крепко держать язык за зубами, хорошо чувствовал пределы дозволенного, и знал за какое, слетевшее с языка слово, можно поплатиться головой.

Благодаря своему таланту Сафа каким-то образом знал прошлое Атраса и его отношение к псарю было замешано на невольном страхе и уважении, смешанном с заискиванием, ну и на самодовольстве от внимания к нему Атраса. К тому же, приятельство с псарём владыки нисколько не роняло престиж Сафы в глазах окружающих. Эта должность тоже не из последних, и не каждый человек способен её занимать. Далеко не всякому доверят разводить, выращивать и натаскивать собак бен-Яира. Таким образом, расположение Атраса гратуару Сафе льстило.

Любил Сафа бывать в ресторации «Толстый Робин», где подавали лучшее в городе пиво. Да у Робина и остальное – что питье, что кушанье – было достойно самой высокой оценки. Быть завсегдатаем «Толстого Робина» было всё равно что иметь верительную грамоту о своём достатке и статусе.

Сложив с себя почётные, но ответственные обязанности, Сафа приходил в ресторацию, удобно располагался за низким столом на диване с подушками, заказывал обильный ужин, а то и хорошенькую, молоденькую девушку, что садилась к его столу, прислуживала и ухаживала за ним одним. Могла и удовольствие доставить, была для того обучена многим способам.

В этом заведении нельзя было встретить какого-нибудь пройдоху без рода и племени. Сюда не пускали чужаков без рекомендации. Зато всегда можно было встретить старого доброго знакомого, обменяться новостями, посплетничать. В «Толстом Робине» назначали деловые встречи, для этого имелись отдельные комнаты. Говори, заключай сделку, не беспокоясь касательно чужих ушей. На этот счёт у заведения была безупречная репутация.

Именно в «Толстом Робине» довелось вскоре Атрасу «случайно» встретить Сафу.

Глава тринадцатая

Гратуар бен-Яира

Сафа издали увидел Атраса. Кто-то, знакомый псаря, поднялся ему навстречу и с широкой улыбкой дружески хлопал по плечу, указывал на свой стол. Сафа замахал рукой, привлекая внимание. Он уже почти огорчился, что старый приятель останется там, когда Атрас, перебросившись парой слов со знакомым, двинулся в сторону Сафы. Пока он шёл через зал, его ещё несколько раз окликали, приветствовали, он отвечал, но не останавливался, и Сафе это было очень приятно – им всем Атрас предпочёл его, гратуара бен-Яира.

– Рад видеть тебя, дорогой друг, – с искренней радостью приветствовал он Атраса. – Не составишь ли мне компанию на сегодняшний вечер? – указал он на диван по другую сторону стола.

– Охотно, – согласился тот и прошёлся беличьей кисточкой по кичливой душе Сафы: – В умной беседе ума прикупишь, а в глупой и свой растеряешь.

– Истинно, истинно так! – глаза гратуара масляно заблестели от удовольствия.

Атрас с удобством расположился на мягком диване, и тотчас рядом возник половой в длинном, кофейного цвета фартуке, готовый принять заказ нового гостя.

– Что сам посоветуешь? – спросил Атрас. – Чтобы сытно и желудку не в тягость.

– Карп сегодня очень хорош. Только советую не жареного, а тушёного в огуречном рассоле пополам с белым вином. А к карпу не изволите ли разварной картошечки в луковом соусе?

– Неси, – кивнул Атрас. – Да ещё подай-ка нам с другом ратафии лучшей, какая есть.

– Есть на персиковых косточках, на трёх фруктах, на мекодийском перце.

– Вот последней неси, осьмериковый кумган. Да зелени всякой большое блюдо.

Обменялись ритуальными вопросами о здоровье и благополучии, опорожнили неторопливо по первому деревянному стакашу крепкой, обжигающей ратафии. Только в «Толстом Робине» к ней подавали, как положено, деревянные стакаши. В других заведениях ратафию наливали то в стеклянные бокалы, то в мельхиоровые чары, но правильно было – в деревянные стакаши.

Карп и вправду был хорош. Ратафия способствовала аппетиту, и Сафа, по рекомендации Атраса, потребовал и себе карпа в дополнение к крупяному, томлённому в печи, супу с гренками и к бараньей ноге в тыквенном рагу.

– Не видел тебя давно, брат Сафа. Служба твоя и часу свободного не оставляет?

– Так знаешь ведь, кампания последняя непрестанного внимания государя нашего требовала. Совещания, советы военные, встречи разные. Я редко когда отпущен бывал. Это когда уж узким самым кругом беседу вели, самые доверенные люди владыки нашего бен-Яира. А потом и вовсе – стали прибывать визиты из новых земель. Миссии всякие с верительными грамотами и заверениями. Тут уж государь непременно в великолепии и суровости быть должен.

– Нелёгкая у тебя служба, Сафа. Стоять недвижно долгими часами, да ещё оружие наизготовку держать. Удивляюсь на твою выдержку.

– Было очень мало дней, которые я не начал специальными упражнениями на выносливость и силу. Часто до свету вставал, но час для них находил непременно. А теперь ещё велено смену себе готовить. Прислали мне дюжину молодцов, чтобы посмотрел сам да выбрал, кто гож для такой службы. Выбрал троицу. Вот ими теперь ещё заниматься надо, для них время находить.

– Что я слышу, Сафа, неужто на пенсию собрался?

– Нового гратуара за месяц не подготовишь. А пенсия что, дело хорошее. Может, меня, как тебя, к другому какому делу Саидхарун определит. А, может, жену возьму. Она мне ещё детей нарожает.

– Правильно мыслишь, – Атрас наполнил стакаши. – Ну, давай, Сафа, за твоих будущих детей выпьем.

Выпили, закусили в молчании.

– Забавные они, дети-то, – заговорил опять Атрас. – Владыка мне на псарню пацанёнка определил. Правда, не пойму, хочет ли, чтоб я тоже, подобно тебе, делу своему обучил, или другую какую задумку имеет.

– Что за малец, с городу, что ли? – Как Атрас и рассчитывал, новшество на псарне не могло скользнуть мимо внимания Сафы, он непременно должен был узнать о ней поточнее.

– Нет, не городской. Не наш. Саидхарун собственноручно его на псарню привёл и к щенкам сунул.

– О как! – в глазах гратуара загорелся огонёк интереса.