Судьба

– Я знаю, что это не ты, – ответил Дуболом. – Мы задержали убийцу. От тебя требуется опознать его на очной ставке, дав свидетельские показания о том, что ты видела, как он совершил это преступление.

Маргарите не раз приходилось слышать от своих друзей о том, что зачастую от рук нечестных сотрудников правоохранительных органов страдают невинные. Ею овладел страх. Оклеветать невинного, показалось Маргарите выше ее сил. Но тут, ей вспомнились слова Дуболома, угрожавшего увольнением по статье, и возможном ее привлечении в качестве подозреваемой по делу о двойном убийстве.

– Мне нужно подумать, – тихо произнесла она.

– Думай, – вежливо ответил Дуболом и присел на стул.

Вновь перед Маргаритой промелькнуло возможное сумрачное будущее. Прощай, операция. Прощай, тихая спокойная жизнь, пусть даже с носом, но лишенная дополнительных тревог. Она смотрела на помощника, стоящего у окна, и, вдруг, ее осенило. Ей не хватало сто двадцать рублей до полной суммы, которая была необходима для оплаты операции.

– Сто двадцать рублей! – твердо заявила Маргарита и застыла в ожидании ответа.

Два оперуполномоченных переглянулись и, словно договорившись, в два голоса произнесли:

– Собирайся!

– Деньги вперед! – смело заявила Маргарита.

Дуболом достал из кармана штанов бумажник и протянул заявленную сумму купюрами по десять рублей. Убрав деньги в стол, Маргарита оделась и попросила по окончанию всех процедур, выдать ей справку, необходимую для предъявления в школе, которую ей, в силу обстоятельств, придется пропустить.

Сказки матушки Макарьи. Дети Велеса. Бабушка Дарья

Птицы со всей округи слетались к бабушке Дарье, чтобы любовью ее быть согретыми. Всякий зверь, раненый охотником или зверем другим покалеченный, знал, что на болоте ведунья живет, которая заботой своей выходит, да в обиду никому не даст. Жила бабушка Дарья одна, хозяйство вела нехитрое. Водились у нее пара коз, да пасека небольшая. До морозов грибами да ягодами запасалась, а весной сажала рожь на опушке лесной. Жители близ лежащих поселений говорили, будто дух лесной ей помогает, от того и строится быт ее ладно. А злые языки молвили, будто дух лесной, обернувшись зверем лютым, покой ее оберегает. Встречает в лесу всякого идущего к ведунье, и скрыть помыслов своих от него невозможно. Если с добром кто идет или по нужде какой, избавление от хвори ищущий, то провожал его до самого дому Дарьи, а если, зло какое задумавший, встречен им был, то не было от того зверя спасения. Видели люди, как Дарья рыбачила с медведем тем. Видели, как кормила с рук его. Но больше всего удивлялись тому, как зверь тот, сам рыбу наловив, в дом Дарьи приносил. Всякая молва о ней ходила. А она, если встречала кого в лесу, то по имени, словно шептал кто-то на ушко, к встретившемуся обращалась. Спрашивала о делах семейных, совет могла дать и всегда благословляла словами:

– Земля матушка, песней ветра обвенчана, с супругом своим – светом Солнца. Благослови сынов своих и дочерей на потомство благословенное. Пусть женщины русские хранят чистоту росы утренней. Пусть сыны твои светлую память о себе оставляют. И ходило поверье, будто, получивший ее благословение, во всем успешным становился. Старались встретить Дарью в лесу девицы, что на выданье были.

Жил в той Вятской губернии помещик Алексей со своей супругой Анной и с вдовствующей сестрой своей Елизаветой, имевшей двух малых дочерей, Анастасию и Маргариту. Всякий раз, без повода и причины, Алексей кичился своими германскими корнями да знатными польскими корнями своей супруги.

Мгла солнцу наносит вред, а распутная жена – честному имени мужа. Да и было ли честным имя его? Много сынов невинных он загубил. Анна, супруга Алексея, нрав распутный имела. Соблазняла всякого приглянувшегося ей мужика, а супруг ее, находя повод, отправлял на каторгу беднягу подневольного, спасаясь от позора. Видно, не знал он, что страсти родителей превращаются в пороки детей, а всякая правда, как не скрывай ее, обнаруживается. Ведь, лож кормится истиной, на ней она расцветает, но дни ее не долги. Жизнь каждого предназначена для счастья и радости, а если их нет, а есть страх и ложь, то смерти подобна она. Избегали встречи с барином юные девицы, мазали сажей лица свои сыны подневольные, чтобы не приглянуться барыне и не стать добычей страсти ее. Силой неведомой склонялось сердце Анны к пороку. Жизнь пустой казалось ей без утех сладострастных. Уединялась часто в лесу она, обнажала тело свое и в траве луговой ублажала себя, а когда возвращалась в дом, словно сама не своя была. Выдавал ее вздох, выдавало ее слово всякое, сказанное ею, и ее дыхание. Чуя неладное, посылал барин слуг своих за супругой приглядывать. Возвращались они и, всякий раз, пылали лица их от стыда, да барину не докладывали то, что видели, страшась расправы над собой, и лишь говорили господину своему:

– Бродит она в одиночестве, к реке выходит, говорит сама с собой.

А когда понесла Анна плод в чреве своем, испугались слуги те да в чужие края подались. Рассвирепел барин, велел сжечь хозяйства бежавших, а оставшихся из родни тех несчастных у дуба, растущего во дворе, высек до смерти. Одержима была Анна, влекло ее душу неудержимо в лес. Вырывалась она из объятий супруга своего, не мог он ее удерживать. Как-то раз, ночью лунной проснулся Алексей, услышав шаги в доме. Взяв ружье, вышел из дому и увидел Анну, в лес удаляющуюся. Поспешил он за ней, но ее словно сила леса несла на руках своих, а ему – препятствовала. Звал он супругу свою по имени, пробираясь сквозь кустарник густой, а она не отвечала ему, а лишь стонала словно во сне. Шел Алексей на голос супруги своей, пока не стал он со всех сторон доноситься. Голова шла кругом, ветви леса ночного царапали лицо, а голос Анны зловеще со всех сторон то звонким смехом, то стоном раздавался. Спотыкаясь о сушняк, попадавший под ноги, он падал и звал ее по имени. Мгла ночная рассеиваться начала, вышел барин на опушку лесную, и замерло сердце его. Глядя в небо обезумевшим взглядом, извиваясь в траве словно змея, супруга его лежала. Прикрыл Алексей супругу одеждами своими, взял на руки и к дому понес.

Разнеслась молва по округе, будто барыней велитель лесной овладел. Дошли до Алексея слова людские, стал наказывать он всех, кто смел о духе лесном говорить. Обезумевшая Анна, одежду на себе рвала, ходила по дому нагая. Поник Алексей духом, стал нелюдим, и все время взаперти проводил с супругой своей.

Жила в доме у Алексея кухарка Алена. Всю жизнь свою она служила ему, а до него – отцу – барину старшему. Нелегко было переживать кухарке происходящее в доме. Обратилась она к барину:

– Служила я батюшке вашему, сейчас вам служу. Как родные вы стали мне. Не могу смотреть на страдания ваши. Есть ведунья, на болотах живущая, Дарьей зовут ее. Врачует всякого, кто обратится к ней и от хвори душевной избавляет. Обратился бы ты барин к ней, чует сердце, поможет она.

Отмахнулся барин от забот кухарки со словами:

– Не верю я в ересь вашу потустороннюю. Предки мои из знатного рода германского, а предки Анны не меньше почестей имеют. Все в этой жизни лишь науке подвластно. Вызвал я из Петербурга друга отца моего, специалиста по душевным заболеваниям, степень научную он имеет, если кому и доверю я свою ненаглядную, то только ему.

– Ой, барин, тут не степень научная нужна, а умение с духами договариваться, – ответила барину кухарка.

Рассмеялся Алексей и прогнал от себя Алену. Шли месяцы, ожидаемый лекарь не ехал. Седьмой месяц подходил к концу, как Анна плод в чреве своем носила. Отчаялся Алексей, позвал к себе кухарку и обратился к ней:

– Пойди на болота, голубушка, попроси Дарью, пусть явится, расскажи ей о беде нашей да пообещай, если поможет, то вознагражу ее сказочно.

– Не берет Дарья вознаграждения, служит Даждьбогу она. Он и вознаграждает ее, – сказала обрадованная кухарка и, откланявшись господину своему, в лес поспешила.

Маргарита терновый венок. В кабинете у следователя Негадайко

В кабинете следователя Негодайко всегда стоял полумрак. Выходящее во двор отделения, маленькое окно всегда было завешано темно-синими шторами. Старый лакированный стол, стоящий у окна, ломился от нагромождения делами, которые скапливались долгие годы. На оставшемся не занятым маленьком пространстве на углу стола, буквально, в повисшем состоянии замерла до отвала забитая окурками пепельница.

Сидя на стуле обтянутом потрескавшейся кожей, скрестив ноги, Негадайко вел допрос, направив настольную лампу в глаза задержанному.

– Фамилия, имя, отчество, – отчетливо произнес следователь.

Глядя через прищур на Негадайко сквозь ослепляющий свет лампы, направленной в глаза, молодой человек ответил:

– Алиев Юсуф Загидиевич.

– С какой целью вы прибыли в Ленинград? – Поменяв положение ног, продолжил задавать вопросы следователь.

– С целью поступления в Ленинградский Кораблестроительный Институт, – ответил, все так же щурясь, задержанный.

– С какой целью вы сняли квартиру на Литейном, – закурив, спросил Негадайко.

– Собирался пригласить свою жену, – ответил Алиев.

– Врешь! – закричал Негадайко, ударив по захламленному столу. – Все вы, не русские, врете!

– Я никогда не вру, – спокойно ответил Алиев.

Погасив окурок, следователь продолжил:

– Ваш сосед по лестничной клетке утверждает, что видел, как вы в три часа тридцать минут выходили куда-то.

– Кто именно? У меня на лестничной клетке их четверо, – вопросом на вопрос ответил Алиев.

– Сосед напротив. Беркович Самуил Наумович, – с ехидством в голосе продолжал Негадайко.

– Не могу знать, зачем ему это нужно, – отводя взгляд от лампы, ответил задержанный Алиев.

– Самуил Наумович – русский человек, и поэтому лгать не станет, – встав, заявил следователь и, присев на край захламленного стола, обрушил всю пирамиду макулатуры.

– Говорю вам еще раз. Я спал в это время, – собирая валяющиеся листы развалившихся дел, ответил Алиев.

Стоя над задержанным, Негадайко поднес кулак к своим губам и задумчиво продолжил:

– Возможно, вы сами не помните, как совершили это преступление. Точно. Вы страдаете сомнамбулизмом. Откуда же вам знать, имея такой недуг, то, что с вами происходит, когда вы спите.

– Чем я страдаю? – озадаченно спросил Алиев.

– Ты – лунатик, – словно открывая задержанному тайну, произнес Негадайко.

– Сам ты лунатик, – ответил Алиев, увернувшись от пролетевшей мимо пепельницы.