Лизол и розы. Крымская сага

Повисла пауза. Меня подняли на ноги и потом даже отпустили. Сатрапы в ментовской форме ещё дружно пялились на меня, пока их начальник, резко сменив тон на дружелюбный, тараторил уже совершенно радушно:

– Ну что ж Вы сразу не сообщили-то, что к родне приехали, гражданочка? Пройдёмте, сейчас выясним, нет ли кого из таксистов до Прибрежной…

Таксистов не оказалось, но зато нас попотчевали рассыпной картошкой со свежим укропом и какой-то маринованной рыбиной на чёрном хлебе, напоили краснодарским чаем с кизиловым вареньем и даже подсадили на нужную электричку. В карманах куртки у меня поселились аж три рапаны для Маськи…

Мать всю дорогу в электричке как-то задумчиво смотрела на меня и ничего не говорила. Я лупился в окно на чахлый пейзаж, думал всякую фигню и молчал.

Я опять уверился в том, что поездка мне не понравится.

И я оказался прав.

Пансионат

От Симферополя до нужной нам станции Прибрежная электричка тащилась почти полтора часа.

Пейзаж, повторяю, нагонял адскую тоску и уныние.

После привычной мне августовской тайги за насыпью мне эти места казались просто краем помойки и отстойника.

Как видите, иссхошая глина с чахлым бессмертником и ужасным высохшим осотом ничего другого не может навеять.

А вот к чему я привык и не мыслил лета без него…

КБЖД, объект любования и вожделения столичных мажоров.

Южный берег Байкала, мечты романтиков вся Руси…

И вот в этот крымский забытый Богом пустырь меня привезли для того чтоб угробить мой 15й ДР?

Всё это вгоняло меня в уныние и на редкость успешно.

За пустой платформой перрона оказалось пустынное в ранний утренний час шоссе, которое мы перешли чтоб увидеть кислые белесые ворота похожей на вот эту конструкции…

Но здесь гораздо лучше ажурная конструкция решёток и сама стена выглядит воздушной по сравнению с тем позором, что ожидал нас. Мазанные белой штукатуркой стены до сих пор вызывают у меня омерзение, после той поездки – но пока они просто показались мне памятником унынию. К счастью, тащить чемоданы, рюкзаки и сумку было не очень далеко.

Хрен Вы сейчас попадёте в то место, куда меня привезла мать, хотя там ничего не изменилось с того времени за 36 лет… Потому что сейчас пансионат захапало ФСБ, и теперь он закрытое режимное предприятие.

Вот этот придурок тогда был крашен серебрянкой, вот и всё отличие. Да, и поменяли дверь главного входа – тогда она была справа, с торца дома. Приёмщица – именно так и следовало назвать администраторшу – тоскливо посмотела на нас так, будто мы лично у неё сожгли родную хату, и процедила с пренебрежением, заполняя бумаги:

– Что-то понаехало нынче сибиряков, не к добру это, они обычно в мае…

– И что Вы, сударыня, изволите иметь против сибиряков? – негромко отреагировал я, начиная цинично мерить взглядом её бедные стриженые кудряшки, молочного цвета кожу с асфальтового тона глазками и пухлое тело под ситцевым платьем.

Я уже знал особенность родного говора Середины Земли – мы никогда не растягивали слова, предпочитая ими выстреливать, и потому составляли адский контраст с кем угодно. В помещении находились ещё штуки четыре коровы неопределённого возраста лет до 60, отличавшиеся от моей собеседницы иными расцветками цветочков на платье и прочими незначительными деталями внешности. Разумеется, эффект от моих слов был похож на разрыв вакуумной бомбы – все особы женского пола резко ощутили нехватку дыхания и начали беззвучно хлопать губами, надеясь её таким образом возместить.

– На Вашем месте, знаете ли, я бы поостерёгся делать заявления, достойные невежды, – продолжал я тем временем, словно вызванный к доске с указкой. – Вы даже железную дорогу к себе без сибиряков бы не построили. 62 и 64 дивизии, решившие судьбу Сталинграда, состояли полностью из наших парней. Да и Москва без наших к осени 41 года была бы сдана без боя. Или у Вас что-либо личное, в стиле поматросил-и-бросил?

– Юноша, Вы меня не так поняли, – каким-то севшим голосом проговорила приёмщица, замерев и округлив глаза. – Я не хотела никого обидеть…

– Однако сделали это не задумываясь, – невозмутимо пожал плечами я. – Не соблаговолите пояснить причину?

В этом момент в помещение впорхнула ладная загорелая тётка возраста моей матери, двигалась она словно кабарга на откорме, была загорелой и мне до подбородка, а я уже тогда вымахал почти во все свои шесть футов шесть дюймов от поверхности планеты. Через три года я увидел её типаж в главной роли фильма «Акселератка» – но эта была с косой до середины спины и шатенка… Похоже, под медицинским халатом у неё был только купальник, и толком не просохший.

– Андреевна, твоего полку прибыло, – с ходу затараторила на неё приёмщица, – проводишь до места, тебе всё равно к себе по пути? – и демонстративно игнорируя моё присутствие, она проставила что-то в наших бумажках и вручила их матери.

– Не вопрос, – отзовалась та ровным тоном, – тоже ёбургские что ль?

– Ещё дальше, – с заметной горечью было ей сказано. – Байкальские.

– Ну так правильно, купальный сезон приехали свой продолжить, – прокомментировала Андреевна, плавным движением подхватывая с пола пару наших чемоданов, которые я оставил стоять когда вошёл. – Идёмте со мной, я всё покажу Вам.

Не очень довольный тем что разговор закончился, я от души засвистел первый куплет «Зелёного поезда», а выйдя из помещения, уже взялся напевать припев…

Слепой закат догорел и замер,

и вновь, худобу кляня свою,

зеленый поезд виляет задом,

а я с моста на него плюю.

Ему – на север, а мне – налево,

и чертыхаюсь я каждый день,

что держит дома меня холера,

а может, дело, а может, лень.

На этих словах тётка развернулась ко мне слишком резко, чтоб это могло быть случайностью, и уставившись на меня с упорным вниманием, оборвала меня чётко, хотя и совсем не грубо:

– Ну нашёл время и песню, парень, не каркай, пожалуйста.

Тут я и вовсе почувствовал неясную тревогу – как будто некое дуновение нематериальной опасности коснулось моего хайера…

– А в чём дело? – поинтересовался я доброжелательно и деловито, продолжая шагать уже рядом с ней.

– У нас карантин, – холодно пожала плечами врачиха, как оказалось, её процедурка была в соседнем с нами корпусе. – Поэтому экскурсии на материк и южный берег под запретом. Все передвижения только в пределах пансионата и его пляжа. Честно, дальше Евпатории не выдвигайтесь никуда, и не покупайте еду у местных – они будут привозить к воротам всё равно что попало, но это нельзя есть пока не пройдёте акклиматизацию.

Я даже прорычал что-то невнятное и вряд ли цензурное… ведь ещё в Симферополе наслушался советов куда нужно съездить да и дома навёл справки о достопримечательностях, которые, правда, находятся не здесь… Это значит не полазить даже по Ласточиному Гнезду? На кой чёрт было сюда вообще ехать! Лучше бы я сидел сейчас где-нибудь на южном берегу Байкала и лопал копчёный омуль, в перерывах между сбором черники!

– Это что, в Ялту не выехать теперь что ли? – поинтересовалась мать обиженным тоном.

– Особенно – туда, не советую, – сочувственно отозвалась собеседница. – У Вас ребёнок, гражданка, ему ещё жить.

Корпуса пансионата также навевали глубокое уныние:

Эти площадки нещадно пылили – на любом открытом пространстве становился заметен ветер.