Грань времени

– Неужели ты никак не можешь мне довериться? Клянусь душой моего отца, Дуранго Монтойя…

– Остановись, – я смотрю на него сердито. – Во-первых, Доминго Монтойя. А во-вторых…

– Что во-вторых? – спрашивает он, не дождавшись моего ответа.

Во-вторых, ты не тот человек, от которого я хотела бы слышать фразы из «Принцессы-невесты». Но если я скажу это, то сделаю ему больно, а я не хочу причинять ему боль. Совершенно естественно, что другая-Кейт делилась с Кирнаном тем, что любила сама. Точно так же, как и я поступила с Треем. И несправедливо лишать его этого.

– Нет второй причины, – говорю я, заставляя себя улыбнуться. – Первую можно считать сразу за две.

Он снова бросает на меня испытующий взгляд, словно пытаясь прочесть на моем лице скрытые подсказки. Спустя несколько секунд он сдается и просто опускает взгляд в пол.

– Неужели ты всерьез думаешь, что я когда-нибудь подвергну тебя опасности, Кейт?

– Нет. Я знаю, ты никогда этого не сделаешь. Если бы ты не был уверен, что это безопасно, то и не предлагал бы мне. Но даже если этот риск крошечный, бесконечно малый, стоит ли он того, чтобы просто немного развлечься?

Его брови в удивлении взлетают вверх.

– Ты думаешь, это ради развлечения? О боже. Нет. Тебе и самую малость не удастся развлечься. – Он берет меня за руку и смотрит на меня снизу вверх. – Ты можешь просто довериться мне в этом? Ты должна это увидеть. Ты должна своими собственными глазами увидеть, с каким сопротивлением мы столкнемся.

* * *

Истеро, Флорида

24 декабря 1901 года, 23:50

Срочные новости: в солнечном штате может быть чертовски холодно в ветреную декабрьскую ночь. Платье 1905 года покрывает меня почти полностью выше лодыжки, но оно очень тонкое, и я тут же ощущаю, как ветер пронизывает его насквозь. Кирнан посоветовал мне пригнуться пониже перед перемещением, поэтому первое, что я вижу, когда открываю глаза, – это деревянные планки пола под ногами. Бледно-желтый свет пробивается сквозь щели между досками, через тонкий слой соломы. В нескольких метрах от нас я вижу тускло освещенные стены конюшни, что находится под нами. Кто-то играет на скрипке. После нескольких нот я узнаю эту песню – «О Святая ночь».

Я быстро прячу ключ ХРОНОСа в кожаный мешочек, который дал мне Кирнан, и, затянув шнурок, убираю сверток под рубашку. Кирнан сидит на корточках в полуметре справа от меня. Он вглядывается в тюки с сеном по обе стороны от нас, а затем жестом приглашает меня следовать за ним. Я подкрадываюсь к нему, и мы медленно продвигаемся вперед примерно на три метра вправо, протискиваясь в отверстие между тюками сена. Я забираюсь в дальний угол, а Кирнан сидит, прислонившись спиной к сену так, чтобы видеть лестницу.

Сквозь окно передо мной я вижу крошечный кусочек луны на небе, почти скрытой облаками. И тут я понимаю, откуда взялась фраза «сквозит как в сарае». Вокруг нас свистит ветер, и холод пробирает до костей. Я обхватываю руками ноги и подтыкаю под себя края юбки. Кирнан тянется за ближайшим тюком сена и, достав одеяло, разворачивает его и укрывает нас. Запах немного затхлый, но прекрасно согревает. Я не ожидала, что в этом месте может оказаться одеяло, да и как он узнал, что оно там было? Я легонько толкаю его локтем, и когда он смотрит на меня, я опускаю глаза на одеяло, затем снова поднимаю на него, вопросительно приподняв одну бровь.

– Ну… я провел здесь немало времени, о’кей? – шепчет он, явно смутившись. – Слева от лестницы вид немного лучше, но я знал, что тебе понадобится одеяло.

Я решаю не настаивать и не размышлять о том, кто еще мог быть под этим одеялом. Мне и без того трудно представить Кирнана с моим вторым «Я». И я совершенно точно не хочу представлять его здесь с Пруденс.

Конюшня под нами выглядит довольно заурядно, но мое мнение базируется на том, что я видела в кино или по телевизору. Вдоль одной стены тянется ряд стойл, а посередине – большое открытое пространство, которое через каждые метров шесть перемежается вертикальной опорной балкой. Возможно, с этой стороны здания тоже есть стойла, но с того места, где находимся мы, это трудно определить. Фермерские инструменты и конское снаряжение: седла, уздечки и тому подобное, висят на стене рядом с полкой, на которой лежат щипцы и какие-то странные инструменты. Земля покрыта соломой, и бо?льшая часть конюшни скрыта в тени.

Прямо под нами находится ярко освещенный круг, где группа людей собралась вокруг белой ванны на ножках. Ванна покрыта каким-то листом – возможно, стеклянным, потому что он отражает свет фонарей, и один конец украшен цветами. Мне не разглядеть, что там, под стеклом, и меня это вполне устраивает.

Семь стульев в белой ткани стоят в ряд чуть левее ванны, на них сидят женщины разного возраста, одинаково одетые, волосы у всех одинаково скромно собраны. За семью стульями стоят десятки людей, может быть, даже сотня или больше, до самого конца конюшни. Около двух третей – женщины и дети, и почти все одеты в белое. Большинство из них стоят, некоторые прислонились к опорным балкам, некоторые сидят на тюках сена. Несколько смекалистых ребятишек оседлали верхушки низких перегородок стойла.

– Те женщины впереди? – шепчет Кирнан. – Это Семь Сестер Планетарного Суда.

Я киваю. Я смутно припоминаю то, что читала о них в историческом отчете, но не могу точно вспомнить, какова была их роль в коммуне.

Когда скрипач завершает «О Святая ночь», он сразу же начинает играть «Тихую ночь», и несколько голосов подпевают ему. Бородатый мужчина с рыжеватым цветом волос достает карманные часы и что-то говорит пожилой женщине, сидящей ближе всех к ванне. Она перестает петь на мгновение, затем кивает, закрыв глаза, и продолжает со второго куплета.

Сцена, что разворачивалась прямо под нами, выглядела бы вполне безобидно, если бы я не знала, что в этой ванне лежит разлагающийся труп.

Светловолосый мужчина снова поглядывает на свои часы, а затем касается плеча женщины. Она встает и поднимает руки высоко над головой. Она почти такая же высокая, как и мужчина, стоящий за ней, и ее темные волосы пронизаны проседью. Музыка резко обрывается, и остальные шесть женщин встают, чтобы присоединиться к ней. Они все начинают качаться, закрыв глаза и подняв лица вверх, к стропилам.

Они двигаются так около тридцати секунд, а затем первая женщина резко опускает руки. Когда каждая женщина в строю перестает раскачиваться, возникает эффект домино, и я едва сдерживаю смех, потому что они очень напомнили мне фанатов, делающих волну на игре «Вашингтон Нэшионалс»[7 - «Вашингтон Нэшионалс» (англ. Washington Nationals) – профессиональный бейсбольный клуб, выигравший Национальную бейсбольную лигу в 2019 году.], на которую папа взял меня прошлым летом.

Высокая женщина резко распахивает глаза и кричит: «Кореш! Наш любимый Кореш! Мы не скорбим о твоей кончине».

Толпа гудит, соглашаясь, и Кирнан придвигается ближе к моему уху, шепча:

– Энни Ордуэй, но они называют ее Виктория Грация. Это означает «победа благодатью» или что-то в этом роде. Заместитель Кореша, по крайней мере сейчас.

– Ибо, – говорит женщина, – как шестой Мессия, Иисус, воскрес на третий день, так и седьмой Мессия воскреснет в этот рождественский день. Мы ждем твоего второго пришествия, наш пророк, чтобы построить наш Новый Иерусалим, наши Небеса здесь, внутри Земли.

Кирнан тихонько хихикает.

– Это Энни, она одна из тех немногих, кто еще верит в полую Землю.

– Чего?

– Позже расскажу. Тсс… – он поднимает ладонь и наклоняется вперед. – Просто следи за ванной. Через три, две, одну…

За ванной вспыхивает ярко-синяя вспышка, и появляется молодая девушка. Она тоже одета в белое, но ее наряд больше похож на тогу, собранную на талии и плечах. На золотой цепочке блестят голубые лучи ее ключа ХРОНОСа. Ее руки разведены в стороны, голова запрокинута назад, и очень знакомые темные локоны ниспадают на плечи.

Пруденс. И она вся светится. Дело не только в медальоне. Ее кожа и одежда буквально светятся, как полированный металл.

Девушка возле стойл беззвучно падает в обморок, но никто этого не замечает. Все они смотрят вперед, большинство из них улыбается, и все загипнотизированы видением за ванной с останками.

Однако Энни Ордуэй не выглядит счастливой. Она выглядит ошеломленной и немного смущенной, как и две других сестры. Замешательство длится всего несколько секунд, а потом Ордуэй опускается на колени. Как по команде, остальные сестры тоже падают, а за ними и все остальные, собравшиеся в конюшне.

– Это краска, – шепчет Кирнан с некоторым презрением, и я мысленно возвращаюсь в 1893 год, к его восьмилетней версии, когда он смотрел на мои алые ногти и рассказывал мне, что, по словам его матери, только падшие женщины наносят краску. – Фосфоресцентная краска. Видишь луч над ее головой и то, как он отдает фиолетовым?

Я киваю.

– Портативный инфракрасный фонарь с таймером, установленным на полночь.

Толпа внизу поначалу стояла в тишине, но все же несколько выкриков типа «Хвала Господу!» и «Хвала Корешу!» начинают раздаваться с разных сторон. Постепенно восклицания принимают характер крещендо[8 - Крещендо – музыкальный термин, обозначающий постепенное увеличение силы звука.].

Пруденс протягивает руки к людям, стоящим перед ней на коленях. Мне не видно ее лица, пока она снова не откидывает голову назад. Она моложе, чем была тогда, когда я встретила ее на выставке. И либо она прирожденная актриса, либо убедила себя в этом, потому что ее лицо, жутко похожее на мое, светится не только фосфоресцентной краской, но и улыбкой неземной радости.

– Встаньте, дети Кира! Встаньте, возрадуйтесь и следуйте за мной по Пути!

Толпа вскакивает на ноги, и Ордуэй делает шаг вперед. Она разводит руки в стороны.

– Добро пожаловать, сестра по Корешу! Я Виктория Грация, и я приветствую тебя в нашем Единстве.

Улыбка исчезает с лица Пруденс, ее сменяет выражение сурового сострадания.

– Я хорошо тебя знаю, сестра Энни. Ты получишь мою благодать и мое терпение, когда хорошенько потрудишься, чтобы замолить свои грехи.

Улыбка на лице Ордуэй исчезает.