Политическая наука №2 / 2016. Политическая наука в современной России

Было бы несправедливым утверждать, что изучением политических конфликтов в России занялись только в 90?х годах ХХ в. Автор книги и докторской диссертации, защищенной в 2007 г. в  Москве по теме «Становление социологии конфликта в России (теоретико-методологические и институционально-организационные основы)», С.Л. Прошанов убедительно показал, что в нашей стране социологическое знание о конфликтах начало формироваться еще в XIX в. в русле мировой тенденции, хотя и имело свои отличительные черты. На базе библиографического и наукометрического анализа динамики ежегодного количества публикаций по проблеме конфликта исследователь выделяет два больших периода: прединституциональный (с 60?х годов XIX в. до 1991 г.) и институциональный (с 1991 г. по настоящее время) и четыре этапа зарождения и становления конфликтологии как науки [Прошанов, 2008, с. 9].

Первый этап – с 1860?х годов по 1917 г. – был связан как с усвоением привнесенных с Запада идей О. Конта и К. Маркса, распространение которых было связано с надеждами передовой русской интеллигенции на социальные перемены в российском обществе, так и с идеями пионеров российской социологии конфликтов, таких как Я. Юделевский, П. Сорокин, А. Звоницкая.

Несмотря на то что идеи революции и классовой борьбы нашли живой отклик в России (Н.К. Михайловский, П.Л. Лавров, русские марксисты), тем не менее они не были однозначно восприняты всем научным сообществом. С 1890-х годов началась конфронтация между теорией марксизма и немарксистскими учениями (М.М. Ковалевский, Н.И. Кареев, В.М. Хвостов и др.), фактически отразившая и общемировой тренд, вылившийся в 50?е годы XX в. в борьбу двух научных школ – диалектического и структурно-функционального анализа – и завершившийся созданием общей теории конфликтов, где были восприняты от одной из школ – идея борьбы, возникновения и разрешения противоречий как источника социального развития, а от другой – идея равновесности, устойчивости, связей, компромисса и консенсуса на основе общих норм в социальных отношениях.

Вместе с тем российской общественной мысли вообще и конфликтологической мысли в частности была присуща самобытность, а в некоторых своих действиях и открытиях она не раз опережала западную науку. Например, еще в начале ХХ в. во время организации Русской высшей школы общественных наук в Париже (при Парижской всемирной выставке) в 1900–1902 гг., основателями которой стали российские социологи М.М. Ковалевский и Е.В. Роберти, для почти 500 слушателей читался курс «Мирное разрешение народных конфликтов». В 1910 г. российский социолог Я.Л. Юделевский (1868–1957) пишет книгу «Социальные антагонизмы и классовая борьба в истории» [Делевский (Юделевский), 1910], где возводит в абсолют и наделяет признаками борьбы весь живой и неживой мир, разделяет понятия «антагонизма» и «борьбы», групповые и индивидуальные интересы; выделяет стадию осознания противоречия, присутствия инцидента в поведении конфликтантов, который открывает путь к конфронтации; подходит к типологизации конфликтов по характеру интересов, в том числе и политических. Тем самым он предвосхитил идеи американского социолога К. Боулдинга, который в 1950?е годы фактически повторяет основные постулаты российского ученого. Юделевский предвосхищает и общеизвестный «Зиммелевский парадокс» – уступи сильному сопернику.

В 1913 г. будущий основатель современной социологии П.А. Сорокин (1889–1968) публикует в России труд, где исследует социальную роль кар и наград [Сорокин, 1999] и признает неизбежность конфликтов в обществе, хотя и не считает тогда их нормой жизни, как впоследствии. Он замечает сигнальную функцию социального конфликта; обращает внимание на то, что чем устойчивее шаблоны противоборствующих групп, тем ожесточеннее война между ними, которая может привести к трем исходам: разъединению столкнувшихся центров, уничтожению одного из них либо к насильственному принуждению побежденного центра к исполнению шаблонов победителей. Фактически он предсказывает исход будущей социалистической революции и гражданской войны «красных» и «белых».

Необходимо указать и на фундаментальный научный труд П.А. Сорокина, написанный им на русском языке в 1923 г. и опубликованный в эмиграции в США, – «Социология революции» [Сорокин, 2008]. Он заложил оригинальное учение об интегрализме, в основе которого лежит не учение о революции и классовой борьбе, как у Маркса, связанной впоследствии с обобществлением собственности, и не примат либеральных ценностей со всеохватывающим капиталистическим рынком, с приоритетом индивидуализированного «Homo economicus», а социогенетика, сопряженная с плюрализмом общества, его многомерностью, предполагающей множественность социальных сил и граней общественной жизни. Именно в отрицании коммунистического и либерального монизма, в отрицании унификации, в наличии различных, борющихся между собой и в то же время неразрывно связанных между собой в едином синтезе сил и элементов Сорокин видел движущие силы, источник саморазвития многомерного общества [Яковец, 2004].

Пророческими для современного политического противостояния России и Запада оказывается его мысль о том, что ни один рецепт того, как избежать международных военных конфликтов или других форм человеческих междоусобиц, не может их уничтожить: «Под такими популярными рецептами я подразумеваю, прежде всего, уничтожение войн и конфликтов политическими средствами, особенно вследствие демократических политических преобразований. Даже если завтра весь мир станет демократическим, все равно войны и кровавые стычки не исчезнут, поскольку демократии оказываются не менее воинственными и неуживчивыми соседями, чем автократические режимы» [Сорокин, 1992, с. 195].

Среди пионеров отечественной социологии конфликтов и первая женщина-социолог А.С. Звоницкая (1897–1942), которая в своей книге «Опыт теоретической социологии» систематизирует социологические знания о социальном конфликте, представляя его как разрыв в социальных связях, убеждая, что конфликты могут случиться в любой сфере, включая политическую, приняв в последствие форму кризиса [Звоницкая, 1914], и получает одобрение П.А. Сорокина.

Второй этап – с 1917 по 1961 г. – этап победившей марксистской парадигмы в исследовании истории и политической практики. Многим ученым, не согласным с тем, что происходило в стране и в общественных науках после прихода большевиков к власти, пришлось уехать. Покинули Россию П.А. Сорокин и Я.Л. Юделевский.

Дело в том, что марксизм на всех уровнях познания общественных процессов – сущностном, всеобщем и конкретно-историческом, социологическом и политологическом – признает социальные конфликты, коллизии и антагонизмы как возможные, а в условиях острой классовой борьбы в рамках так называемых антагонистических формаций – и как неизбежные явления общественной жизни. Однако он оказался не в силах выйти за пределы воззрений своего времени. А его последователи в России не решились на критический пересмотр ряда постулатов. Одним из таких предрассудков было убеждение о возможности в будущем исключить социальные конфликты из жизни общества. Именно с этим и столкнулись исследователи социальных и политических конфликтов после победы социалистической революции. И хотя российские ученые не прекращали своих исследований (в частности, в 1917 г. выходит книга Н.И. Бухарина (1888–1938) «Классовая борьба и революция в России», в 1918 г. – труд одного из первых преподавателей социологии К.М. Тахтарева (1871–1925) «Общество и государство и законы борьбы классов», действует кафедра социологии, основанная в 1919 г. П. Сорокиным, в 1923 г. издается первый труд Г. Зиммеля на русском языке «Конфликт современной культуры», в 1924 г. выходят массовым тиражом первые публикации о проблемах социальных конфликтов в Советской России), но со временем становится ясно, что вопрос о политических, а затем и трудовых конфликтах для них закрыт, «исчерпан с победой революции». После острых споров, дискуссий и политической борьбы начала 1920?х годов в 1930?х утверждается бесконфликтная парадигма развития социалистического общества, выполняющая идеологическую функцию и как бы иллюстрирующая выводы марксизма о возможности построения бесклассового общества, а также то, что между рабочим классом и крестьянством не может быть антагонистических противоречий. По этой причине в 1933 г. из Устава профсоюзов было убрано положение о праве работающих на забастовки, прекращается учет трудовых конфликтов. Вплоть до 1960 г. не появляется практически ни одного исследования, касающегося конфликтов при социализме.

Третий этап начинается в 1960?е годы. Возрождается интерес к проблематике конфликтов, поскольку практика противоречит выведенным постулатам. Скрытые от публики факты о выступлениях рабочих против снижения тарифов и подъема цен на товары первой необходимости, против задержки выплаты зарплат, волнения в ряде закавказских республик на этнической почве не давали возможности правящему режиму игнорировать исследования этого вопроса. Однако для него задается определенный идеологический коридор. Автор книги о конфликтах в условиях социализма Г.М. Штракс предложил рассматривать конфликты как микросоциальное явление, характерное лишь для некоторых конфликтных ситуаций, возникающих между личностями в коллективах [Штракс, 1960]. Причины конфликтов связывались с отклонением от «нормального» хода развития, с пережитками прошлого. Конфликт считался ненормальным для социалистического общества, дисфункцией. А социальный конфликт рассматривался как «прямое порождение эксплуататорского общества, закономерное выражение его классово-антагонистической структуры, детерминированной господством частной собственности» [Нечипоренко, 1977, с. 37]. Эта трактовка стала фактически нормой для советских ученых.

Разумеется, в рамках отдельных дисциплин конкретные виды конфликтов все же были объектом исследования. Психологи изучали внутренние конфликты, философы – общественные противоречия и трудовые конфликты, историки – войны и другие виды борьбы. Представители правовых наук традиционно изучали разноуровневые конфликты (международники – конфликты между государствами, криминалисты – преступные деяния, «цивилисты» – имущественные споры и т.д.). Более того, ряд исследователей указывали на положительную роль моральных конфликтов в развитии нравственности в советском обществе, не считая их аномалией. Некоторые ученые, например Л.А. Петровская [Петровская, 1977], занялись проблемами теоретико-методологического и общетеоретического характера конфликтов.

В 1970?е годы выводы ученых относительно социальных конфликтов стали более решительными. Например, они консолидировались в своем понимании того, что социальные конфликты как явление и процесс присущи любому социально-политическому строю и выступают атрибутом социального бытия человеческого общества.

С началом перестройки в СССР бурные социально-политические события заставляют отечественных исследователей плотнее заняться проблематикой конфликтов. В 1985 г. выходит книга американского социолога Дж. Тернера «Структура социологической теории» [Тернер, 1985], благодаря которой научный мир Советского Союза получает возможность ознакомиться с системой взглядов на конфликт современных зарубежных ученых и в которой подробно обоснованы две ведущие конфликтологические концепции: диалектическая теория конфликтов К. Маркса и теория конфликтного функционализма Г. Зиммеля. Она тоже способствует активизации научных исследований в этой области. С 1986 по 1990 г. в стране по теме конфликтности публикуется научных статей, монографий, сборников больше, чем за весь предыдущий период [Прошанов, 2008, с. 42]. В одном из ведущих обществоведческих журналов страны в 1990 г. выходит знаменательная статья Овчинникова B.C. «Политические конфликты и кризисные ситуации», где предлагается рассматривать политический конфликт как сложносоставной феномен, как вершину айсберга, который скрывает в себе конфликты разных уровней и сфер [Овчинников, 1990]. Он же потом одним из первых в стране начнет преподавать курс политической конфликтологии в Российской академии государственной службы при Президенте Российской Федерации.

С 1991 г. – переломного для политической системы страны – начинается пристальное изучение политических конфликтов. В 1992 г. в Ростовском государственном университете защищает докторскую диссертацию по теме «Социальный конфликт (политологический анализ)» Ю.Г. Запрудский, который обосновывает тезис о том, что феномены политики и социального конфликта связаны генетически и функционально и взаимопроникают друг в друга. Институты политики предполагают конфликтность, а крупные социальные конфликты требуют политических средств решения. Формы проявления конфликтности в обществе зависят от особенностей материальной и духовной культуры общества, исторических и политических традиций, норм организации общественной и политической жизни. Методы предупреждения и регулирования конфликтов дают эффект в том случае, когда они учитывают особенности общественной среды, в которой происходят [Запрудский, 1992].

В этом же году в Российской академии управления защищает кандидатскую диссертацию по теме «Социально-политический конфликт: особенности диагностики и управления» А.Н. Чумиков, а уже в 1995 г. – диссертацию на соискание степени доктора политических наук на тему «Конфликт в системе социально-политических процессов переходного периода». Среди выводов ученого – важный тезис о том, что политическими конфликтами можно управлять. Вехой в теоретическом осмыслении политических конфликтов стала докторская диссертация А.В. Глуховой (1997). Автор уделила пристальное внимание актуальным проблемам переходных обществ, и прежде всего России, разрабатывая общие теоретико-методологические параметры исследования переходной политической конфликтогенности. Разработанная ею типология политических конфликтов дает возможность прогнозировать вероятные конфликтные размежевания по тем или иным основаниям и своевременно реагировать на те проблемные области, которые уже несут в себе латентный потенциал конфликтов [Глухова, 2010].

В центре докторской диссертации Никовской Л.И. на тему «Конфликтное измерение политической трансформации в России» (2004) – динамическая модель морфологического анализа сложносоставных конфликтов. Автор показала, что пространство сложносоставных конфликтов образуется пересечением полей разнотипных моноконфликтов – политических, экономических, социокультурных и т.п., образуя подвижную структуру конфликтного взаимодействия. На основе дескриптивного анализа политической трансформации в России она выделила детерминанты главного конфликта демократического перехода: между моноцентричной политической властью и плюрализмом гражданских интересов, за которыми стоят общественно-политические группы гражданского общества. На основе данных многолетнего мониторинга региональной конфликтности зафиксировано своеобразие отражения общеполитической специфики развертывания политической конфликтности на уровне региона. Разработана качественная шкала конфликтности, содержащая спектр из девяти различных характеристик межсекторных взаимодействий, упорядоченных по степени возрастания конструктивности [Никовская, 2004].

Докторская диссертация Л.Н. Тимофеевой «Власть и оппозиция: конфликтно-дискурсный анализ: теория, история, методология» (2005) позволила в новом ракурсе увидеть отношения власти и оппозиции, в первую очередь – как отношения субъектов политического дискурса – публичного, многостороннего и конфликтного по своей форме диалога с четко противопоставленными позициями и пропозициями, цель которого прояснить суть происходящего, дать адекватный ответ на вызовы времени, разоблачить «симулакрумы» – подделки, вымысел, ложь в политике, найти новые идеи для принятия более эффективных политических решений на теоретическом уровне, обоснованы плодотворность и эвристический потенциал конфликтно-дискурсного метода анализа диады «власть и оппозиция», в котором объединяются конфликтологический и дискурсный или субъектно-деятельностный и коммуникативный способы изучения их отношений, что позволяет сравнить слово и дело двоицы. Доказана необходимость соединения историко-диалектической парадигмы исследования с системно-функциональной, ибо изменения и стабильность диалектически привязаны друг к другу и лишь в такой комбинации помогают адекватно описывать общественные процессы: через конфликты к стабильности и снова к конфликтам и стабильности с помощью политического дискурса [Тимофеева, 2004].

Перечисленные ученые составили костяк Секции политических конфликтов в организованной в 2000 г. Международной ассоциации конфликтологов (МАК, президент Е.И. Степанов).

Необходимо заметить, что институционализация конфликтологии вообще и политической конфликтологии в частности связана с созданием в Российской академии наук в 1992 г. первого в пореформенной России Центра конфликтологии Отделения общественных наук, который возглавил вначале член-корреспондент РАН Г.Х. Шахназаров, в 1993 г. – член-корреспондент РАН В.Н. Кудрявцев, а с 1998 г. – член-корреспондент РАН А.В. Дмитриев. Этот центр должен был координировать работу исследовательских центров и групп в профильных институтах РАН. В 1992 г. создается Центр конфликтологии в Институте социологии РАН, который долгое время возглавлял Е.И. Степанов. Именно по инициативе А.В. Дмитриева и Е.И. Степанова состоялись три Всероссийских конгресса конфликтологов. Основой для этого стали региональные отделения МАК в Казани (Татарстан), Санкт-Петербурге, Астрахани, Воронеже, Йошкар-Оле, Нижнем Новгороде, Ставрополе, Ярославле и других городах.

В каждом из этих городов сложилась своя школа преподавания и исследования политических конфликтов.

Казань стала местом проведении первого (2000) и третьего (2010) Всероссийских конгрессов конфликтологов, где активно работали секции политического конфликта. В городе действуют три наиболее известных центра по исследованию конфликтов. Э.Р. Тагиров создал и возглавил первый и единственный в нашей стране Институт культуры мира (1999) [Тагиров, 1996; Тагиров, 2007; Тагиров, 2014 и др.], А.Л. Салагаев и С.А. Сергеев создали в 2006 г. и в разное время возглавили кафедру социальной и политической конфликтологии в составе социально-экономического факультета КГТУ, а затем – Казанского национального исследовательского технологического университета, много сил отдавая исследованию политического и этнического экстремизма, конфликтов миграции [Салагаев, Ловчев, 2011; Сергеев, 2011 и др.]. А.Г. Большаков возглавил кафедру конфликтологии в Казанском федеральном университете (2011), под его руководством развиваются многие инновационные проекты: создан Центр медиации, урегулирования конфликтов и профилактики экстремистской деятельности при Институте непрерывного образования КФУ (центр нацелен на получение навыков практической конфликтологии и медиации студентами отделения конфликтологии); виртуальная научно-исследовательская лаборатория конфликтологии; Конфликтологическая клиника – некоммерческая организация, целью которой является оказание помощи населению при разрешении конфликтов. Открыта Лига медиаторов Поволжья [Большаков 2009; Большаков, 2010].

Большой вклад в популяризацию конфликтологии и технологий управления конфликтами внесла первая в России кафедра конфликтологии (заведующий кафедрой – профессор А.И. Стребков) Философского факультета  Санкт-Петербургского государственного университета. За 10 лет своего существования она подготовила более 200 специалистов-конфликтологов. На ее базе был проведен второй Всероссийский конгресс конфликтологов в 2004 г. На кафедре читается курс по политической конфликтологии, защищаются диссертации, выпускаются книги и монографии и издается рецензируемый научный журнал МАК «Конфликтология» с рубрикой, посвященной политическим конфликтам. Действует Центр медиации.

В Ставрополе сложилась известная всей стране школа этнополитической конфликтологии, которая успешно работает под руководством профессора А.В. Авксентьева [Авксентьев, Гриценко, Дмитриев, 2008; Этнополитические процессы… 2011 и др.].

Воронежская конфликтологическая школа прославилась в 2000?е годы, когда созданный в городе Межрегиональный институт общественных наук (МИОН) избрал одним из направлений своей исследовательской деятельности политическую конфликтологию. За 10 лет работы МИОНа было проведено несколько всероссийских конференций, издано около 10 коллективных монографий, учебных пособий, статей, позволивших институционализировать политическую конфликтологию как самостоятельное направление в рамках общей конфликтологии и превратить Воронеж (ВГУ) в ее опорный пункт [см.: Политическая конфликтология, 2001; Демократия… 2002; Глухова, Рахманин, 2002; Конфликты и диалог… 2005; Социальные конфликты… 2005 и др.].

В МГИМО (У) МИД России в течение последних двух десятилетий сформировалась научная школа по изучению миротворческих операций и урегулирования международных политических конфликтов усилиями международных организаций. Становление этой школы прежде всего связано с деятельностью и работами Почетного президента Российской ассоциации политической науки, директора Центра евро-атлантической безопасности МГИМО (У) МИД России проф. А.И. Никитина. Теоретические вопросы систематизации и междисциплинарного изучения миротворческих операций нашли отражение в монографиях «Миротворческие операции: концепции и практика» [Никитин, 2000], «Конфликты, терроризм, миротворчество» [Никитин 2009], «Евразия: новая повестка дня по достижению мира» [Eurasia, 2005] и др. Были выпущены серии теоретических статей в журналах «Мировая экономика и международные отношения», «Полис», «Мир и согласие», «Индекс безопасности» [Никитин, 2001] и др.

В Российской академии государственной службы при Президенте РФ (ныне – РАНХиГС) с начала 1990?х годов на кафедре политологии и политического управления одними из первых в стране стали преподавать политическую конфликтологию, давшую ныне старт магистерской программе «Политико-административное управление и посредничество в регулировании конфликтов». Благодаря члену Президиума МАК, профессору Л.Н. Тимофеевой здесь создана экспериментальная учебная программа дисциплины «Политико-административная конфликтология» [Тимофеева, 2006; Тимофеева, 2009].

Сегодня в России сформирована солидная библиотека учебников и учебных пособий по политической конфликтологии, политическим переговорам [Коваленко, Пирогов, Рыжков, 2002; Козырев, 2008; Политическая конфликтология… 2008; Лебедева, 1999; Василенко, 2006 и др.], позволяющая вести обучение по данному направлению.

Теперь в России ни один Всероссийский конгресс политологов не проходит без работы секции по исследованию политических конфликтов.

Об эвристических возможностях российской политической конфликтологии

1. Современные политические процессы на национальном, региональном и международном уровнях ставят перед политическими конфликтологами новые непростые задачи, гораздо более масштабные, хотя отчасти и напоминающие те, которые вызвали к жизни диалектическую теорию конфликта К. Маркса или концепцию вертикальных политических конфликтов в императивно-координированных ассоциациях Р. Дарендорфа. Сегодняшние конфликтологи должны исходить из учета взаимодействия между универсальными и региональными факторами в генезисе политических конфликтов; из анализа динамического напряжения между сходством и различием в протекании конфликтов в различных культурных контекстах; из поиска условий и факторов политической институционализации конфликтов, прежде всего на макро- и мегауровне; из учета ценностной чувствительности локальных и групповых структур, прежде всего этноконфессионального свойства. Эти проблемы становятся наиболее характерной чертой современного политико-культурного ландшафта и, следовательно, предметом особого внимания политической конфликтологии.

2. Накопленный отечественной политической конфликтологией теоретико-методологический багаж позволяет ей быть полезной и чрезвычайно актуальной в новой политической реальности, предъявляющей повышенный спрос на конфликтологическую экспертизу. Возникает вопрос о том, что сегодня составляет предметность политических конфликтов, как изменились субъекты и формы конфликтов в начале XXI в., какие факторы обусловили эти изменения и каково их дальнейшее вероятное воздействие. Вполне релевантным остается прием доминантного размежевания, предложенный К. Марксом и приобретающий особое значение в эпоху растущего культурного, экономического, политического многообразия. Однако востребованность в подобной экспертизе со стороны властных структур пока оказывается явно недостаточной. Отсюда в кризисных ситуациях многие политические решения принимаются спонтанно, без достаточного научного обоснования. Между тем эвристический потенциал политической конфликтологии позволяет ей вооружить и государство, и общество надежными рекомендациями по профилактике и урегулированию политических конфликтов.

3. Опыт преподавания конфликтологического знания в других странах (например, в Германии) демонстрирует тесную связь между диагностикой политических конфликтов и формированием культуры мира как необходимой предпосылки профилактики и ненасильственного разрешения политических конфликтов. В учебных планах западных университетов нет предмета «Политическая конфликтология», но есть основательный курс «Исследование мира и конфликтов» [см., напр.: Friieden und Konflikt… 2005]. Полагаем, что расширение конфликтологического дискурса в направлении формирования у молодежи конфликтологической парадигмы мировосприятия и воспитание культуры мира – это оправданный шаг в совершенствовании преподавания политической конфликтологии.

Список литературы

Авксентьев В.А., Гриценко Г.Д., Дмитриев А.В. Региональная конфликтология: концепты и российская практика / Под ред. М.К. Горшкова. – М.: Альфа-М, 2008. – 368 с.

Айзенштадт Ш.Н. Конструктивные элементы великих революций: культура, социальная структура, история и человеческая деятельность // THESIS: Теория и история экономических и социальных институтов и систем. – М., 1993. – Т. 1., Вып. 2. – С. 190–212.

Ансар П. Современная социология. Глава 6. Конфликты и сдвиги // Социологические исследования. – М., 1996. – № 8. – С. 111–119.

Банс В. Элементы неопределенности в переходный период // Полис: Политические исследования. – М., 1993. – № 1. – С. 44–51.

Бенхабиб С. Притязания культуры. Равенство и разнообразие в глобальную эру / Пер. с англ.; под ред. В.И. Иноземцева. – М.: Логос, 2003. – 350 с.

Большаков А.Г. Политический конфликт: академические исследовательские традиции: Курс лекций. – Изд. 2?е, доп. – Казань: Центр инновационных технологий, 2010. – 230 с.

Большаков А.Г. Этнические вооруженные конфликты посткоммунистических государств европейской периферии [Текст]. – Казань: Казан. гос. ун-т им. В.И. Ульянова-Ленина, 2009. – 466 с.

Бурдье П. Оппозиции современной социологии // Социологические исследования. – М., 1996. – № 5. – С. 36–50.

Бурдье П. Социология политики. – М.: Socio-Logos, 1993. – 333 с.

Василенко И.А. Политические переговоры: Учебное пособие. – М.: Гардарики, 2006. – 271 с.

Галтунг Й. Йохан – гражданин мира. По пути к миру через земной шар / Пер. с норвежск. С.В. Карпушиной. – М.: Прогресс-Традиция, 2004. – 336 с.

Глухова А.В., Рахманин В.С. Политическая конфликтология: Учебное пособие. – Воронеж: Воронежский гос. ун-т, 2002. – 295 с.

Глухова А.В. Политические конфликты: основания, типология, динамика (теоретико-методологический анализ). – М.: Эдиториал УРСС, 2000. – 280 с.

Дарендорф Р. Размышления о революции в Европе // Путь: Международный философский журнал. – М., 1994 а. – № 6. – С. 37–127.

Дарендорф Р. Современный социальный конфликт: Очерк политики свободы / Пер. с нем. – М.: РОССПЭН, 2002. – 288 с.

Дарендорф Р. Элементы теории социального конфликта // Социологические исследования. – М., 1994 б. – № 5. – С. 142–147.