Традиции & Авангард. №4 (19) 2023 г.

После восьмого класса пошёл поступать в цирковое училище на отделение клоунады. Хотел стать клоуном. Таким, как Енгибаров. Или лучше. Тоньше и мощнее. Мне кажется, я был бы великим клоуном. Не взяли из-за проблем со зрением. Всему виной книжки или хоккей, в который играют настоящие мужчины. Смеюсь.

6 августа, после обеда

Малыш приготовил вкусный обед. Картошка, курица, морковь, лук, чеснок, щавель. Щавель с огорода.

Остальное куплено на солдатские гроши. В таверну солдаты не ходят. На мой взгляд, с ней глупая затея вышла. Одно дело приготовить еду на пять человек, а другое – на большое количество. Невозможно есть. Командиры, скорее всего, пытаются экономить. Пайки теперь не выдают. В результате солдаты питаются на свои.

С едой зимой было лучше, несмотря на то что, как нам говорили, Минобороны месяц не могло поставить нас на довольствие. Еду привозили постоянно. Хорошая тушёнка, конина, «ножки Буша» – были. Когда не хватало мяса, Калаш ходил на жирного зайца. Ош с Кочевником разделывали его и варили мясной супец.

Здесь зайцев нет. С мясом катастрофа. Для меня ситуация критична. Потому что по природе мясоед. Не могу жить (существовать) без мяса. Сладкого тоже мало. Единственное спасение – местные магазины и рынки. У кого есть деньги, будет сыт. Но деньги есть не у всех, потому что проблемы со связью. Интернета нет. Обналичить невозможно (возможно с трудом за 7-10 %), а рынок и магазины работают за наличные. Никак иначе.

Еда, одежда, экипировка – солдат покупает сам, при этом командиры помельче позволяют себе упрекать простого солдата в том, что он пришёл на войну срубить бабла. Верх невежества.

Никак не могу понять, почему нам выдают тяжелейшие каски или те, которые полегче, но времён Второй мировой, которые не держатся на голове и сползают на глаза, перекрывая обзор. Броня тяжёлая и неэффективная. Есть же лёгкая и прочная. Обувь ужасающая. Больные ноги у всех. Парни сами покупают ночники и теплаки. Сами!

Я не пишу о ситуации по всей линии фронта. Только о том, с чем сталкивался.

6 августа, к вечеру

Слушаю радио. Говорят о наших победах и потерях нацистов, дескать, взято такое-то количество опорников и уничтожена рота нацистов. Но сколько полегло наших парней за эти опорники и роту нацистов не говорят ни слова. Не понимаю. Я мало чего понимаю. Спрашиваю у Малыша:

– Почему так происходит?

– Не знаю. Я в госпитале после ранения давал подписку не говорить о наших потерях.

Он тоже не понимает. Это данность.

7 августа, утро

Вчера вечером думал, встану с утра, надену броню, возьму автомат и пробегусь, чтобы мышцы не застаивались.

На жаре нас никуда не водят (занятий на полигоне нет). Сидим по домам. За ноги переживаю. Могут не потянуть нагрузку «выхода». Поэтому занимаюсь приседаниями. В день по несколько подходов. Хотя бы так.

Утром встал – и тело ломит. Не до пробежки. Опять ограничился приседаниями. Стараюсь дисциплинировать себя. Но природная лень берёт своё.

7 августа, десять тридцать утра

Инстинкт самосохранения работает. Пересилил природную лень. Дал хорошую физическую нагрузку на тело. Принял холодный душ. Стало легко и спокойно.

Относительно спокойно. Мандраж есть. Боюсь не справиться с поставленными задачами. Мандраж не такой критичный. Тяжесть ответственности, не более того.

Бахает слишком близко к базе. Уши плохо воспринимают звук. Не могу разобрать – выход или заход. Прилёт, в смысле.

7 августа, после обеда

Поругался на таверну, и она тут же исправилась. Рутул – он заведует поварской частью – раздобыл где-то баранину. Сава пошёл ему помогать, и они на пару сварганили замечательный суп.

Второе брать не стал. Там свалявшаяся гречка, а дома Малыш, утратив веру в способности таверны, сделал ещё один обед. Места для него хватит. В моём узеньким животе.

7 августа, к ночи

Сверчки голосистые. Стрекочут во всё своё насекомье горло, радуются вечерней прохладе, зелёной траве, вкусной пище и тёплому дому.

Беззаботные. Не знают, что находятся вместе со мной на войне, где каждая секунда тишины ценится на вес золота. А может, и нет никаких сверчков? Это у меня в ушах стрекочет от пережитого и переживаемого.

Бовка и Жьяко на глаза не показываются. Давно. После возвращения не видел их. Свои дела у парней. Некогда навещать меня.

Госпожа Ро так и осталась загадкой. Кто она? Чем занимается? Придумать могу. Но хочется немного всамделешнего, настоящего. Чтобы фантазии было от чего оттолкнуться.

8 августа, раннее утро

Уснуть долго не мог и проснулся рано. Сны странные снятся. Сумбурные, где всё перемешивается со всем. Утром тяжесть неимоверная от них. Толковать невозможно, да и вряд ли перескажешь. Будто рассыпанная мозаика, пазлы от разных картинок. Не стыкуются между собой.

Сделал зарядку, разбудил тело. Парни потихоньку вылезают из своих нор. Хромающие, скрипящие. Двор наполняется стонами и вздохами. Мы не говорим о патриотизме, о чувстве Родины, о женщинах. Чаще о боли, которая здесь, как наваждение, преследует каждого.

Малыш с пробитыми ногами и животом, с вырезанными кишками. Тело усыпано ранами от осколков.

Контуженный Сава, который при каждом взрыве закрывает руками уши, потому что начинаются боли в голове. Колено перетянуто жгутом.

Молчаливый Давинчи никогда не говорит о том, как ему больно. Но глядя на него, легко представить демонов, грызущих его тело. Поначалу он был разговорчивее. Сейчас уходит в себя чаще.

Разговоры сводятся к работе. О том, как и что лучше приготовить на выход. Говорим о еде и сигаретах. Иногда о детях. С Давинчи. Сава и Малыш бездетные.

Литературы здесь нет. В том виде, в котором привыкли видеть её на большой земле. На страницах книг. Само существование здесь – это и есть литература. Её высшее проявление.

8 августа, 16:25

Солдатское радио принесло инфу о том, что Кубань просится назад, на основную базу, чтобы ходить на боевые.

На своём первом выходе он бросил оружие и отказался идти в Пасть к Дракону. Его отправляли на работы к автобату. Как раз там его видел, когда брал деньги для Китайца.

Радио говорит, что совесть замучила. Стыдно. Такое бывает. Мы не всегда знаем, как поведёт себя мозг в экстремальной ситуации. Отвага и горячее сердце вроде у всех. Но происходит щелчок в голове – и может случиться всякое.

Ступор, отказывают ноги, сердце бешено колотится, дыхание сбивается так, что кажется, будто задыхаешься от недостатка воздуха. Трусостью вряд ли назовёшь. Мы не знаем себя, мы не знаем, как организм отреагирует на опасность.

Мы добровольцы. Не профессиональные бойцы с багажом в десяток войн, а простые люди, которые не смогли сидеть дома на диване, понимая, в какой опасности Отечество, будущее детей.

Мы вышли на войну с теми, кто торгует могилами наших предков.

9 августа, утро

Думаю о себе как о человеке, который находится дома и представляет себя солдатом, сидящим в окопе под миномётным обстрелом нацистов.

9 августа, всё ещё утро

Ровно неделю нам дали отдохнуть после похода на Дракона. Не дёргали на посты, работы и полигон. Нечто странное. Пугает. Были только занятия по тактической медицине.

Мы по большей части молчим. Редко разговариваем. Каждый в своих мыслях. Иногда перекинемся словом-двумя и опять погружаемся в себя. Внутри нас (меня – уж точно) ревёт море. Снаружи мы спокойные, слегка медлительные и ленивые.