Актуальные проблемы Европы №1 / 2017

– Строительство транспортной, энергетической и информационной инфраструктур, от которых соперник будет зависеть стратегическим образом, создание инфраструктурных альянсов. Цель подобной политики состоит в том, чтобы «нанизать» экономику стран – объектов своей политики на собственную инфраструктуру (дороги, трубопроводы и прочее). В результате экономический рост и политическая независимость страны-объекта все в большей степени попадают в зависимость от допуска к такой инфраструктуре. В то же время такая форма внешней политики таит в себе потенциальную опасность национализации или захвата инфраструктуры политическим оппонентом.

– Использование в политических целях международной финансовой инфраструктуры, системы расчетов и частные сети типа VISA. В период роста политической напряженности между Западом и Россией звучали голоса с призывами отключить Россию от системы международных расчетов. Противодействием такой политике является политика создания национальной платежной системы.

– Навязывание правил использования киберпространства в интересах собственной экономики и финансовой модели. Киберпространство (Интернет) также можно рассматривать как инфраструктуру. В разрезе растущего соперничества на международной арене существенным является то, по каким правилам эта инфраструктура используется. Позволяют ли эти правила проводить информационные кампании на территории других стран, разрешают ли они проводить посреднические и другие бизнес-операции на территории других экономик – сегодня эти вопросы горячо дебатируются.

Информация

– Кибервойны, информационные войны, диверсии, подрыв репутации и инвестиционного климата соперника – все эти инструменты стали неотъемлемой частью международной политической борьбы.

– Важнейшим ресурсом соперничества государств является сбор и обработка информации о сопернике. Киберлидеры современного мира обладают запредельными компьютерными и коммуникационными мощностями, позволяющими им получать информационное преимущество над соперником.

Институты

– Создание собственных квазиглобализационных проектов «для своих», ограниченных географически и по политическим принципам. Примерами таких проектов являются американские ТТП и ТТИП, европейский ЕС, евразийский ЕАЭС. Задачей этих проектов является не столько наращивание внутренней торговли, как это было раньше, но в большей степени наращивание конкурентоспособности в глобальной экономике по отношению к другим блокам и неприсоединившимся странам. Подобные блоки призваны конкурировать за международный капитал, нормы и стандарты, международные правила торговли и инвестиций.

– Политизация существующих международных институтов, вроде МВФ.

– Создание параллельных международных институтов, вроде МБИИ. В условиях, когда традиционные международные институты находятся под контролем западных стран, а их реформа тормозится Соединенными Штатами, растущие великие державы приступили к созданию параллельных международных институтов, которые действовали бы в их интересах.

Отдельным инструментом использования взаимозависимостей на сегодня является использование потоков мигрантов для ослабления соперника или получения рычага политического воздействия на него.

Общие выводы

Нельзя разделять внешнюю политику и внешнеэкономическую политику. Не только в нашей стране, но и за рубежом принято разделять политику и экономику: политика, мол, построена на идее достижения безопасности и власти, а экономика – полезности и эффективности. В реальной жизни, особенно при выстраивании своего отношения к окружающему миру, страны вынуждены интегрировать оба подхода: государству нужны как безопасность и влияние, так и богатство. В результате решения в области внешнеэкономических связей (торговли, как принято это обозначать на Западе) принимаются с учетом соображений национальной безопасности, а внешнеполитические решения нередко преследуют цель повысить заработки национальной экономики на мировом рынке.

Мировая торговля перераспределяет военно-политическую мощь, нужно относиться к ней соответственно. Международная торговля выгодна для всех ее участников, но выгодна им в неодинаковой степени. Одна страна накапливает богатство (а следовательно, и военно-политическую мощь) быстрее, чем другая. В результате меняется соотношение сил, что отражается на национальной безопасности стран – участниц торговли. Распределение выгод от торговли зависит от правил, по которым торговля ведется. Правила же пишутся политиками – так политическая мощь устанавливает правила международной торговли, которые влияют на перераспределение политической мощи и богатства в будущем. Политик, использующий экономическую мощь как оружие войны (в виде санкций против другой страны, например), жертвует краткосрочной эффективностью международной торговли своей страны для повышения ее долгосрочной эффективности. Другими словами, он объявляет санкции и принимает на свою экономику краткосрочные убытки, с тем чтобы ослабить оппонента экономически и политически и вынудить его принять в будущем систему политических и торговых правил, которые обеспечат стране политика долговременный выигрыш в безопасности и богатстве.

Страны собираются в команды, меняется природа регионализации. Меняется природа и характер глобализации. С одной стороны, она перестала быть либеральной. С другой стороны, глобализация теряет универсальность в части формирующих ее отношений и институтов. Она принимает форму интенсификации отношений, в том числе интеграционных, на региональном, двустороннем и «министороннем» (т.е. с относительно небольшим числом участников) уровнях. Обострение конкуренции, перераспределение сил в мире и общая уязвимость перед внешней средой толкают ключевых игроков к тому, чтобы стремиться к формированию вокруг себя благоприятного окружения хотя бы на уровне регионов. Формируются региональные экономические сообщества и сообщества безопасности, содействующие развитию и безопасности входящих в них стран, и прежде всего их лидеров. «Классические» региональные экономические группировки (ЕС, ЕАЭС, АСЕАН, МЕРКОСУР) вплетаются в более масштабные трансконтинентальные или трансокеанские сообщества. Причина – недостаточность «узких» региональных образований для поддержания конкурентоспособности в глобальном масштабе в условиях постоянно усиливающейся глобальной конкуренции. Новые «большие» сообщества не носят интеграционный характер, но предполагают более интенсивные режимы и общие правила торгово-экономического взаимодействия. Такие сообщества компенсируют странам-участницам их относительные слабости, возникающие в результате асимметрии взаимозависимости.

Выводы для политики России

Стратегические вопросы внешнеэкономических отношений, экономического курса, политики Центрального банка следует решать не только на основании экономической экспертизы, но и с привлечением экспертизы национальной безопасности, с тем чтобы определить, какие политические последствия может иметь то или иное экономическое решение. Политическая экспертиза необходима при подготовке и реализации крупных межгосударственных инфраструктурных проектов, в том числе проектов государственных и частных компаний.

Экономическая и промышленная политика страны должна ставить своей целью не только стимулирование экономического роста, но и ликвидацию внутренних уязвимостей страны, которые могут быть использованы для политического давления на нее. Внешнеполитические ведомства должны выступать с рекомендациями экономическим ведомствам по вопросу о том, зависимость каких стран от России следует повысить. И выходить в этом отношении с собственными предложениями.

Список литературы

Невоенные рычаги внешней политики России: Региональные и глобальные механизмы / М.В. Братерский (Ред.). – М.: Издательский дом ВШЭ, 2012. – 280 с.

Baldwin D.A. Economic statecraft. – Princeton, NJ: Princeton univ. press, 1985. – 410 p.

Buzan B., W?ver O., Wilde J. Security: A new framework for analysis. – Boulder, CO: Lynne Rienner publishers, 1998. – 240 p.

Connectivity wars: Why migration, finance and trade are the geo-economic battlegrounds of the future / M. Leonard (Ed.). – L.: European council on foreign relations, 2016. – 222 p.

Daoudi M.S., Dajani M.S. Economic sanctions: Ideals and experience. – L.: Routledge, 1983. – 264 p.

Economic sanctions reconsidered / Hufbauer G.C., Schott J.J., Elliott K.A., Oegg B. – Wash., DC: Peterson institute for international economics, 2007. – 234 p.

Golub Ph. Power, profit and prestige: A history of American imperial expansion. – L.: Pluto press, 2010. – 256 p.

Helms J. What sanctions epidemic? U.S. business’ curious crusade // Foreign affairs / Council on foreign relations. – N.Y., 1999. – Vol. 78, Issue 1. – P. 2–8.

Kagan R. The world America made. – N.Y.: Alfred Knopf publishing, 2012. – 160 p.

Keohane R.O., Nye J.S. Power and interdependence revisited // International organization. – Cambridge: Cambridge univ. press, 1987. – Vol. 41, Issue 4. – P. 725–753.

Oxenstierna S., Olsson P. The economic sanctions against Russia: Impact and prospects of success / FOI Swedish defence research agency. – Stockholm, 2015. – 90 p.

Power and the purse: Economic statecraft, interdependence, and national security / J.-M.F. Blanchard, E.D. Mansfield, N.M. Ripsman (Eds.). – L.: Frank Cass publishing, 2000. – 344 p.

Халифат как мера всех вещей: к вопросу об изучении теории международных отношений через призму исламской религиозной традиции

    С.В. Демиденко

Аннотация. Статья посвящена изучению проблемы теории международных отношений через призму исламской религии. Автор анализирует различные аспекты данной темы в широком историческом контексте. В центре исследования – идея создания идеального исламского государства – халифата. Особое внимание уделяется подходам к теории международных отношений представителей исламских конфессий – шиитов различных направлений, радикальных и умеренных суннитов. Проводится прямая связь между традиционными религиозными теориями и современной ситуацией на Ближнем Востоке, где экстремисты пытаются воплотить в жизнь концепцию мирового халифата. Кроме того, значительное место отводится левой, «социалистической», доктрине, приверженцы которой также разработали свой специфический подход к теории международных отношений.

Abstract. The article focuses on the problem of Islamic view on the theory of international relations. Author analyses different aspects of this problem in the wide historical context. The research is focused on the idea of Caliphate, the worldwide Islamic state. The special attention is paid to different approaches to the idea of Caliphate: the approach of the Shia, the approach of the moderate and the radical Sunnis. Author sees the direct connection between medieval religious theories and contemporary situation in the Middle East, where radical Sunni try to create perfect Islamic state in Iraq and Syria. Besides, in this article considerable attention is paid to the Arabic socialist doctrine, which developed a special view on the theory of international relations.

Ключевые слова: международные отношения, исламский мир, халифат, религия, Ближний Восток, геополитика.

Keywords: international relations, Islamic world, Caliphate, religion, the Near East, geopolitics.

При анализе геополитической ситуации, сложившейся в регионе Ближнего и Среднего Востока (так называемый Большой Ближний Восток), любой исследователь сталкивается с весьма важной и сложной проблемой, а именно – с отсутствием специфической, самобытной исламской теории международных отношений.

Как правило, арабские и иные исследователи – выходцы из исламских стран для анализа политической ситуации на субконтиненте пользуются хорошо известными во всем мире концептами, которые принято отождествлять с европейской политической мыслью.

Так можно ли в принципе говорить о существовании традиционной исламской концепции теории международных отношений? По всей видимости, да. Хотя сразу следует оговориться, что в данном случае речь идет о не вполне самостоятельном, испытывающем на себе огромное влияние религии конгломерате идей и взглядов. Именно последний пункт коренным образом отличает мусульманский подход к изучению международной политики от широко известных в мировых научных кругах «западных» концепций – идеализма, плюрализма, рационализма и т.д.

Политическая мысль Ближнего и Среднего Востока религиозна (по крайней мере в видимой своей части) и опирается на представление о божественной сути всего происходящего в мире, о предопределенности. Примат религии над практикой обозначен в качестве ключевого положения во внешнеполитических концепциях ведущих мусульманских держав – Ирана и Саудовской Аравии (две эти страны на сегодняшний день являются – или хотят являться – лидерами всего мусульманского мира; их противостояние во многом определяет политический облик всего субконтинента) (см., напр.: [Ministry’s vision, 2014; The Constitution.., 1995]).

Для традиционного мусульманского понимания системы международных отношений характерны представления об умме – некой общности народов, исповедующих эту религию, и в контексте этих представлений ведется речь о создании халифата – общеисламского государства во главе с избранным (или принявшим власть по наследству по линии кровного родства с Пророком Мухаммадом) имамом. Именно такой взгляд на систему международных отношений следует считать традиционно исламским.

Что же такое халифат?

Халифат на протяжении всей истории исламского мира воспринимался как некая высшая стадия политического развития уммы: потерянный рай аравийских кочевников – время, когда ислам был важнейшим фактором, определяющим основные тенденции развития глобальной политики и экономики.

В период формирования халифата появился не только арабский мир в нынешних его границах, но и основные, «правильные», с точки зрения консервативных адептов, концепции управления идеальным исламским государством. Именно поэтому данный период имеет такую огромную идейную ценность для всех без исключения мусульманских мыслителей, рассуждающих на тему «особого» политического пути мировой уммы.

На самом же деле арабский халифат никогда не был мифической «землей пресвитера Иоанна», а был классической кочевой империей, которая стала разваливаться практически сразу, как только иссяк завоевательный порыв формировавших ее народов.

Принято считать, что поступательное движение арабских племен сначала на север, в ближневосточные провинции Византийской империи и в сасанидский Иран, а потом на запад – в Африку, где в первой половине VII в. был захвачен Египет, а позже, в начале VIII в., – территории, составляющие современные Ливию, Алжир, Тунис и Марокко, было остановлено франкской пехотой Карла Мартелла под Пуатье (732 г.). Фактически сразу после этого начался долгий период разрушения зыбкой структуры племенного конгломерата арабских завоевателей. Точнее будет сказать, что история халифата в период с VIII по XIII в. (1258 г. – завоевание Багдада монголами и появление легенды о бегстве последнего аббасидского халифа в аюбидский Египет, где его последователи потом «передали корону» османам) следовала печальной тенденции, наметившейся еще в период так называемой первой смуты, которая началась убийством халифа Усмана (644–656) и закончилась смертью халифа Али (656–661). После этого халифат на время обрел стабильность благодаря хитрости и дипломатии Муавийи ибн Абу-Суфьяна (661–680), основателя династии Омейядов, однако просуществовал в таком состоянии весьма недолго – после прихода к власти Аббасидов (750 г.) от страны откололась значительная часть в виде испанских владений, где воцарились потомки поверженных омейядов.

Время халифата Аббасидов считается временем процветания ислама, его высшего величия, апофеозом культурного и экономического развития. При этом, если в культуре и экономике мусульманская часть мира именно тогда достигла существенных успехов, в плане политическом на этот период пришлись децентрализация и окончательный распад уммы на суннитов и шиитов. По факту, уже в X в., когда в 945 г. Багдад был захвачен Буидами, закончилась самостоятельная история создателей халифата – непосредственно арабов и началась история народов, деливших и перекраивавших бывшие арабские территории в соответствии со своими захватническими устремлениями.

В X в. от империи были отторгнуты североафриканские территории, которые попали сначала под власть Фатимидов, а затем Аюбидов (Египет). В отдельные периоды значительные части государства на протяжении десятилетий контролировались вышедшими из-под контроля столицы эмирами (Аглабиды, Саманиды, Саффариды и т.д.) или даже повстанческими формированиями (карматы, зинджи).

В 1055 г. в Багдаде воцарились сельджуки. Волны все новых и новых завоевателей захлестывали «исконно мусульманские» земли, однако в политическом хаосе оставался один относительно незыблемый ориентир – религиозная власть багдадского халифа. Потеряв все возможности для реального управления делами в своем государстве, правитель лишь осенял захватчиков, появлявшихся перед воротами его столицы, духовным авторитетом. Халиф «даровал» завоевателям благословление на то, что они и так уже получили силой оружия.