– Наш палач как всегда перестарался, – глубокомысленно изрек Джабраил, – мне опять будет некого судить, до утра этот несчастный не доживет.
Кади пнул заклинателя змей, но тот только замычал в ответ. Арестанту дали попить и усадили, прислонив к стене. Мутные глаза Садыка ничего не выражали. Назим, скрестив руки на груди, с презрением смотрел на убийцу. Кади принесли удобное кресло, и тот сел, опершись на суковатую палку, которая была его верной помощницей.
– Садык, – начал он, – от тебя зависит, умрешь ли ты быстрой смертью, или будешь подыхать мучительно.
Садык закашлялся, вытирая рот грязным рукавом.
– Знаешь ли ты, в чем твоя вина, нечестивец? – спросил кади.
– Моя вина в том, что я заклинатель змей, а Сану укусила змея, – медленно, с остановками произнес он.
– Ты подбросил змею в гарем к Сане? – спросил кади.
Садык качнул головой.
– Нет, для чего мне это?
– Может, ты ее вожделел и стал ревновать? – ухмыльнулся Назим.
– У меня был шанс стать соперником султана? – Садык выплюнул сгусток крови себе под ноги.
Кади бросил взгляд на начальника дворцовой стражи и махнул рукой, Назим вышел, оставив кади с арестованным и палачом. Кади Джабраил продолжил допрос.
– Ты и Сана, оба родом из Самарканда. Так ли это?
– Самарканд – огромен. Всех я там не знаю. А последние три года я кочую из города в город.
– При тебе нашли её шелковый платок. Откуда он взялся?
– Я не знаю, о чем ты говоришь, почтенный судья. Оставь меня, я хочу спокойно помолиться перед смертью.
– Ответь мне на последний вопрос: почему у твоей змеи не были вырваны ядовитые зубы? – спросил кади, теряя терпение.
– Это была не моя змея, почтенный судья. Себе я не враг. Страшнее гюрзы только кобра, а зубы я у всех вырываю. Но о том публике знать не обязательно.
– О чем ты говорил с наложницей султана после представления?
– Я говорил не с ней, а с наследником. Он спрашивал, какая змея самая опасная. Это разве запрет? Сана просто стояла рядом.
«Каков упрямец!», – подумал кади, покидая зиндан.
Ночь прошла беспокойно. Кади Джабраил не любил, когда обвиняемые отрицали вину, зная о непременной казни. Кади боялся предстать с ответом за невинно загубленного правоверного перед Аллахом на Киямат[2 - Киямат – Судный день у мусульман.]. Но еще больше он боялся, что не сможет разгадать головоломку, которую ему подкинула змея в гареме.
По утру за кади прислали паланкин султана Абу-Али.
Султан был огорчен, но отметил расторопность Назима и преданность Аниса. В благодарность за службу он подарил кади свой перстень.
– О, правитель, – сказал смущенный кади, вертя на пальце новый подарок султана, – но я вовсе не считаю законченным мое расследование. Арестант не признался в преступлении. И я до сих пор не нашел ответа на несколько вопросов.
Султан поднял на кади глаза, полные горя.
– Не знаю, о чем ты говоришь, мой преданный друг, но закончи свои поиски и дай мне предаться положенной скорби.
– Как заклинатель змей проник в гарем да еще и пронес громадную ядовитую змею? Где прятался до совершения убийства? Это первый вопрос. Если же змея выползла из корзины заклинателя и случайно ужалила прекрасную Сану, то как она выждала время, не напав ни на кого в гареме? Это второй вопрос. И третий вопрос: для чего нечестивцу Садыку синий, расшитый бисером платок Саны, который вы подарили ей? – словно не слыша султана, продолжил кади.
– Какой синий платок? – удивился султан, шмыгнув носом как простолюдин, и вытирая слезы, – я не дарил платка Сане.
– Вопросов много, а ответов нет, да благословит Аллах вашу памятливость.
– Ты хочешь продолжить расследование? Но что тебе нужно от меня, о кади.
– Я хочу поговорить с госпожой Фирузой и другими…
Султан прервал просьбу кади гневным окриком.
– Этому не бывать!
Кади умолк, поклонился и направился к двери, но султан окликнул его, словно извиняясь за вспышку гнева: «Почтенный кади, я прошу вас найти время для старого друга и прийти на ужин сегодня». Кади церемонно принял приглашение.
По дороге из дворца Джабраил встретил евнуха Аниса. Облагодетельствованный султаном, евнух шел с довольным видом. Кади властным жестом остановил его и задал невинный вопрос:
– Султан хорошо принял меня, и пригласил на ужин. Какие сласти любит госпожа Фируза?
– Наследник гуляет у фонтана, досточтимый кади. Спросите его.
Кади кивнул и поторопился к фонтану.
– Салям алейкум, досточтимый молодой господин, – начал он торопливо, но как всегда многословно, – что за человек этот ваш начальник дворцовой стражи Назим? Я бы хотел отблагодарить Назима за расторопность в поимке преступника.
– Ваалейкум ас салам, досточтимый кади, – ответил ломким голосом мальчик, – чем он мог вам понравиться? Назим суров и груб.
– Суров? – переспросил кади.
– Да, и даже жесток. После представления заклинателя змей, я и Сана подошли к бродяге и стали спрашивать о гадюках и гюрзе. Назим оттащил Сану, а потом… Он ударил ее по лицу, когда никто не видел. Правда, потом опомнился и на коленях просил у нее прощения. Добрая Сана… Она пообещала, что не расскажет никому.
– Ты это видел сам?
– Видел. Мы играли в прятки, и я залез за полку с посудой. В кухне. Я там вовсе не ожидал встретить Сану и Назима. Никто не видел меня, но я видел их обоих. И то, как Назим подарил ей платок.
– Может, ты нарочно следил за ними, юноша? – строго спросил кади, надеясь выудить еще что-то.
– Меня уже наказала за это Хуснийя, – покраснел мальчик, – Сказала, что я предаю отца, заглядываясь на его наложницу.
– Раскаяние растворяет грех, как вода – каменную соль, досточтимый юный господин, – кади погладил мальчика по голове и прикинул, а не вернуться ли к султану с докладом.
Но подумав, что его сочтут навязчивым, Джабраил решил повременить до вечера.
В приподнятом настроении, держа в руках пакет со свежей пахлавой, кади качался в паланкине. Совсем недавно он узнал о заморском обычае делать подношения хозяйке дома и надеялся прослыть просвещенным в глазах султана и его окружения. Этот вечер был важен для кади, ведь он ожидал своего триумфа, мысленно смакуя подготовленную речь. Тридцать лет кади служил Риштану, и никто не мог усомниться в его проницательности, мудрости и неподкупности. Жаль, конечно, что заклинатель змей скончался и вину перед смертью не признал. Но… Кади волновала только истина. А истину он видел в справедливой и заслуженной каре для виновного.