Оценить:
 Рейтинг: 4.67

Морские досуги №1

Жанр
Год написания книги
2018
<< 1 2 3 4 5 6 >>
На страницу:
4 из 6
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
…Позднее. Имела место дискуссия – кого выстреливать первыми.

Поскольку в случившемся косвенно виноваты кок и русский пленник, допустившие перерасход гидравлической жидкости, решено использовать их в качестве подопытных свинок. Ха-ха! Русскую свинью – в подопытные свинки! Смешно. Истинно германский юмор не оставляет нас даже в самые мрачные минуты… Итак, провинившихся выстрелят первыми, чтобы они разведали дорогу… Что-то в этом решении мне кажется нелогичным, но что – понять не могу…

…Позднее. Второй залп… третий залп… Вот оно что, я понял… Кто же будет стрелять последними, оставшимися на борту? И кто окажется этими последними? К сожалению, герра корветтен-капитанта… капитанента… и герра старшего помощника мы уже запустили: после тормозного шнапса эти бравые офицеры впали в некоторый ступор и не могли адекватно командовать… Так что традиционный подход уже неприменим…

Ах, неужели я больше никогда не увижу тебя, Лили Марлен…»

Прендергаст: концовка «Дневника» довольно загадочна и оставляет впечатление болезненного бреда. Но нельзя забывать, что где-то в это же время в Северном море норвежское судно «Скооль Скууль» действительно было торпедировано немецкими подводниками и получило лёгкие повреждения. При доковании в Скарборо выяснилось, что один подводник оставил лишь легкую вмятину, зато другой вошел в корпус судна буквально по пояс, вызвав серьёзную течь; а в винтах запутался краб от германской командирской фуражки.

Фоменко и Суворов (хором): итак, перед нами – явный анахронизм! Немцы Первой Мировой никак не могли знать и цитировать песню «Лили Марлен»! Очевидно, что документ написан не в 1916-м, а где-то около 1940— 41 гг…

(Фоменко соло): налицо очередное подтверждение моей теории исторических параллелизмов. Теперь каждому ясно, что никакой Первой Мировой войны не было, это лишь историческая аберрация, двойник так называемой «Второй» Мировой войны. Ну действительно: одни и те же враждующие стороны, одна и та же неограниченная подводная война…)

(Суворов соло): ничего не знаю ни про какую Первую Мировую. Нас этому в Академии ГРУ не обучали. Но зато мы видим лишнее доказательство подготовки Сталиным превентивного удара по Германии. Вы только представьте: всё Северное море усеяно плотиками с особистами, которые только и ждут, чтобы их взяла на борт доверчивая германская субмарина; а затем, в час X, они начинают действовать! Последствия красочно изображены в «Дневнике»…)

Переслегин: не анахронизм, но хроноклазм… Как уже говорилось, гештальт-топологические хронобары архетипизации во время военно-морских пертрубаций в состоянии порождать матричные псевдо-универсумы, где вполне возможна деполяризация и даже изотропизация темпоральных узлов)

АльБольных-ибн-Хазред: стык военной истории и психиатрии – видимо, крайне любопытная научная дисциплина. Но я в этом не специалист. Могу лишь отметить, что так называемый «анахронизм» опять-таки возник исключительно в воспалённом воображении сперва текстолога, потом наборщика, потом издателя, а потом и переводчика. Корректоры и переводчики – вот истинный бич нашего дела! Я не видел оригинала, но твёрдо уверен, что в действительности там весьма неразборчиво и с лакунами (а чего вы хотите от размокшей бумаги, написанной пьяным немцем на затонувшей субмарине?) написано «…не увижу тебя, ляля… Мар…». «Мар…» под шаловливыми ручонками текстоведов превратилось в «Марлен»; а на самом-то деле это значит всего лишь, что экипаж UE-007 пробыл на курорте Маргейт несколько дольше, чем можно вывести из «Дневника», и успел сблизиться с местными лялями…

Послесловие от Издателя

Как ни странно, автор дневника всё-таки выжил (если, конечно, считать, что он вообще существовал). При этом его дальнейшая судьба опять-таки загадочна и оставляет простор для самых разных толкований. По окончании войны британцы хотели судить его, как военного преступника, наряду с массой других подводников; но известно также, что в Германии он, напротив, разыскивался за дезертирство и злостное уклонение от военной службы. Наконец его арестовали в Голландии за бродяжничество и мелкое мошенничество (попытку продать в антикварную лавку портсигар фальшивого золота) – но вскоре выпустили под залог, внесённый каким-то русским эмигрантом. В годы Сухого закона он всплыл в США, где успешно торговал самогоном из самых неожиданных ингидиентов, а впоследствии женился на некоей певичке, приехавшей из Маргейта покорять Нью-Йорк.

Однако, поскольку все эти сведения исходят не из военно-морских архивов и не из адмиральских мемуаров, а из источников низменных, – ни один уважающий себя военный историк не придаёт им никакого значения.

Курков Пётр Петрович (1964 – 2012)

Закончил Московский Литературный институт, писатель-фантаст, активный деятель ролевого движения. работал литературным и ведущим редактором в различных периодических журналах

Александр Курышин

Пассажирка

Обычно постороннему человеку попасть на грузовое судно почти невозможно. Но с тех пор, как разразился экономический кризис, это стало проще. Некоторые судовладельцы нашли для себя возможность небольшого дополнительного дохода и стали брать на грузовые суда пассажиров.

Туристов завлекали так называемыми «техно-турами», обещая возможность посмотреть как устроен и как работает настоящей грузовой "пароход".

Довелось мне как-то поработать на таком судне. Это был среднего размера контейнеровоз. Судно стояло на линии – несколько портов Испании, Марокко и Канарские острова. Весь круг занимал ровно 2 недели, и почти каждый круг мы брали нового пассажира. Люди садились покататься совершенно разные.

Чаще всего это были любители техники. Они с открытыми от удивления ртами ходили по машинному отделению, фотографировались на фоне главного "монстродвигателя", расспрашивали о всевозможных характеристиках и нюансах работы механизмов. Часами смотрели как обманчиво легко и быстро "летают" многотонные контейнеры при грузовых операциях. Стоя тихонько в стороне на мостике, наблюдали как судно заходит в порт и швартуется к причалу. Такие туристы обычно не доставляли хлопот экипажу и уезжали домой довольные. Да и мне всегда было приятно пообщаться с искренне интересующимися морской жизнью людьми.

Иногда попадались "профессиональные туристы" – обычно это были довольно обеспеченные люди, которые уже побывали на всех более-менее популярных курортах, неоднократно совершали круизы на пассажирских лайнерах и садились к нам просто для разнообразия. С такими всегда были проблемы: то им каюта маленькая, то кормежка плохая, то двигатель слишком громко работает, то развлечений никаких нет. А что они хотели? У нас не круизный лайнер с ресторанами, бассейнами и концертными залами. При строительстве грузовых судов об удобстве экипажа думают в последнюю очередь. Главное – это вместить побольше груза.

А если еще и с погодой не повезло… то бывало, что такие привереды сходили в первом же порту. Но изредка случались и совершено необычные пассажиры. Об одном таком пассажире, точнее пассажирке, я и хочу рассказать.

Её звали Моника. Она села к нам в порту Бильбао. Когда я увидел её, поднимающуюся по трапу, я подумал – у нас будут проблемы. Это была миниатюрная, "метр с кепкой в прыжке" ростом, худенькая старушка. Тонюсенькие ручки и ножки обтягивала дряблая, в старческих пятнах кожа. Круглое личико с мелкими чертами и необыкновенно живыми глазами обрамляла копна кудрявых, совершенно белых волос. Ну чисто классическая "бабушка – божий одуванчик".

Как я потом выяснил по списку пассажиров – ей было 79 лет.

Я ошибся. Старушка оказалась совершенно непривередливая, вежливая, и к тому же очень общительная. Уже через пару дней мы знали о ней практически всё. Она жила в какой-то глубинке в Германии, работала всю жизнь учительницей английского языка в школе и почти никогда никуда не выезжала из родного городка. Зато любила читать романы про моряков и про путешествия. И вот внуки подарили ей в честь приближающегося юбилея этот тур. Почему не на пассажирский лайнер? Потому что так интереснее!

На судне её интересовало абсолютно всё. Не смотря на свой возраст и кажущуюся немощность, она облазила всё судно с бака до кормы и с мостика до машины. Не в каждом подростке я видел столько энергии и любознательности как в этой старушке. С широко открытыми от изумления глазами Моника слушала наши пояснения и рассказы о морской жизни. Сидя в шезлонге на палубе она часами любовалась океаном и её это не надоедало. Примерно через неделю наше судно попало в сильный ночной шторм.

Стихия разбушевалась не на шутку. Наш почти трехсотметровый контейнеровоз кренило и кидало как пушинку. Ветер свистел так, что было слышно даже в машине. Дождь стоял стеной. Молнии сверкали как стробоскоп на дискотеке, а от грохота вздрагивало всё судно. Экипаж всю ночь боролся со стихией, стараясь удержать судно на курсе и, честно говоря, мы позабыли про нашу пассажирку. Вспомнили про неё только на рассвете, когда погода неожиданно быстро успокоилась почти до полного штиля.

Я уже хотел идти к Монике в каюту, чтобы проверить как старушка пережила этот ночной катаклизм, но она сама поднялась на мостик.

Вид у неё был помятый. Во все стороны торчали лохматые космы седых волос, на плече наливался фиолетовым огромный синяк, но на усталом лице просто лучились счастьем глаза.

На наши обеспокоенные вопросы – Как Вы провели ночь? – она ответила, что просто ужасно!

– Я не смогла заснуть ни на минуту, меня три раза выбрасывало качкой из кровати, я чуть не сломала руку, я почти ослепла и оглохла от молний, но при этом… я совершенно счастлива!

На мой изумленный вопрос: – Почему? – она ответила, что всю жизнь мечтала увидеть безбрежность океана, ощутить дикую мощь стихии и увидеть резвящихся на свободе дельфинов.

И тут, словно кто-то свыше услышал её желания – судно вошло в полосу миграции дельфинов. Со стороны только начавшего подниматься над горизонтом багрового солнца двигались нам наперерез тысячи чёрных изящных созданий, выпрыгивающих из воды и пускающих фонтанчики.

Дельфины быстро окружили наш контейнеровоз и плыли параллельно ходу судна, легко его обгоняя. Я никогда не видел такого количества дельфинов -лоснящиеся спины занимали всё пространство от корабля до горизонта.

Наше совместное путешествие продолжалось несколько часов. Дельфины резвились и играли вокруг судна, потом стая свернула в сторону и скрылась за горизонтом. Моника была счастлива, как бывают счастливы только маленькие дети – абсолютно и искренне! И мы, вроде бы бывалые и уставшие за ночь моряки, смотря на неё, улыбались так же по-детски как она.

Вскоре мы снова пришвартовались в Бильбао и Моника уехала домой. Мы расстались с ней очень тепло. За эти две недели мы по-настоящему подружились. Провожать её вышел весь экипаж. Она оставила нам свои координаты с приглашением навестить её. И даже немного всплакнула, когда спускалась по трапу к ожидающему такси. Нас тоже охватило чувство какой-то светлой грусти, и мы махали ей вслед пока такси не скрылось из виду.

С тех пор прошло много лет, я не знаю, жива ли еще эта жизнерадостная старушка. Но когда мне доводится наблюдать чудесные и необычные явления вроде яркого, люминесцентного свечения в океане или стену песка песчаной бури, надвигающейся из глубин Сахары, или просто необычно красивый рассвет – я вспоминаю Монику. Жаль, что она этого сейчас не видит – она бы это оценила.

Курышин Александр Владимирович (https://www.litres.ru/aleksandr-kuryshin/ob-avtore/)

Начал ходить в моря в далеком 1990 году и до сих пор продолжает работать на торговом флоте, пройдя путь от моториста до старшего механика. Много всего смешного и грустного, забавного и страшного, интересного и необычного довелось повидать и пережить в путешествиях по всему миру.

Сергей Литовкин

Военморкор

(Лица, события и обстоятельства изменены, но факты, несомненно, имели место быть)

Году, кажется, в семьдесят пятом или около того отправили меня в очередную экспедицию на эсминце ЧФ " B-вый". Был я в то время младшим научным сотрудником одной военной исследовательской организации в старлейском звании и готовности к "бою и походу". Снабдили меня четырнадцатью ящиками аппаратуры, которую надо было проверить в экстремальных условиях морского похода, и помощником – мичманом, мгновенно исчезающим из виду при малейшем намеке на потребность в выполнении любой работы. Прикомандирование на корабль перед походом на боевую службу (БС) редко обходилось без проблем и разногласий.

Командир эсминца – пожилой (в моем тогдашнем восприятии), среднего роста, полноватый капитан второго ранга тяжело вздохнул, понимая, что отделаться от меня он не сможет (есть директива сверху), а для размещения железяк и двух человек требуются помещения, каюты, места за столом и дополнительные пайки на камбузе. Он поинтересовался – будет-ли какая польза от нас и нашей техники, кроме очевидного вреда. Я пообещал разбиться в лепешку, но показать на практике преимущества перспективной аппаратуры для облегчения военной службы.

– Ага, – сказал командир, – слыхали: нажимаешь кнопку – рюкзак на спине и никаких проблем.

– У нас с собой новые приборы локации. Сядем на хвост американцам – не скроются. Наверняка, половину похода корабль на слежении будут держать.

– Ну-ну, – скептически ответил он и, вызвав старпома, поручил ему вздорное дело по размещению нашей группы. Моего мичмана Валентина сравнительно безболезненно удалось внедрить в каюту к двум баталерам -продовольственнику и финансисту. Эти мичмана были, как бы, представителями отдельной касты и не допускали к проживанию в своей трехместной каюте членов других гильдий. Валентин, как человек со стороны, был допущен в узкий ограниченный круг. Аппаратуру пристроили в небольшую каптерку на надстройке, удалив оттуда запасы какой-то заплесневелой парусины. Боцман очень удивился, обнаружив это в своем хозяйстве. Старпом же, пользуясь его смущением экспроприировал помещение в мою пользу. Когда была предпринята попытка моего внедрения в каюту командира БЧ-2 при выдворении оттуда бычка – три, разразился скандал. Командир БЧ-3 капитан-лейтенант Михаил Врубель заявил, что скорее зарядит собой торпедный аппарат левого борта, чем покинет родную каюту. Он убедительно сообщил, что видал нас всех последовательно в одном и том же гробу, а ему срочно нужно готовиться к экзаменам в академию, что возможно осуществить только в своей каюте. А академия крайне необходима для того, чтобы покинуть, наконец, задолбанный плавсостав, наделать детей и жить по-человечески. Становилось ясно, что жена грозилась его бросить при невыполнении этой программы. Свою речь он завершил аксиомой, что жизнь дается один раз и прожить ее надо в Питере. Решение нашлось компромиссное. Мне выделили соседнюю, ужасно тесную одноместную каюту без умывальника и с малюсеньким, с ладошку ребенка, навечно заваренным иллюминатором. Но предоставили право посещения соседей для выполнения процедур самообслуживания и личной гигиены. Мое новое жилище корабельный врач старлей Женя ранее использовал как филиал амбулатории для хранения медикаментов и неприкосновенного запаса спирта – шила. Поэтому дверь в каюту была особо усиленной и оснащенной двумя внутренними запорами и одним навесным замком. При этом, доктор уверял, что шило кто-то ворует, разбавляя НЗ водой. Перебазируя свои запасы в другое секретное место, он для убедительности дал всем попробовать по двадцать граммов. Мы согласились, что продукт жидковат, но пить, все же, можно. Продолжить дегустацию старпом запретил, легонько всех обматерил для порядка и, с чувством выполненного долга, отправился на мостик – готовить корабль к убытию на БС.

Не успел я осмотреться на новом месте, как появился Валентин и сообщил, что хочет припрятать у меня в каюте некоторые продукты, которыми с ним поделились баталеры. Я попробовал возразить, но мичман уверенно заявил, что к себе следует тащить все, кроме болезней. Было бы наивностью -пытаться это оспорить, теряя в его глазах авторитет и вызывая сомнения в своих умственных способностях. Скрепя сердце, я согласился. Тем более, что после предложенного доктором шила-аперитива очень хотелось чего-нибудь съесть.

***

<< 1 2 3 4 5 6 >>
На страницу:
4 из 6