Тайная стража России. Очерки истории отечественных органов госбезопасности. Книга 2

Придерживаясь подобной структуры, постараемся на примерах показать цели, методы, принципы и результаты деятельности специальных служб Российской империи в 1890-е годы и в первые годы XX века.

Военно-ученый комитет Главного штаба

Высочайшим манифестом Императора Александра I от 25 июня 1811 г. было объявлено об издании «Общего учреждения министерств». 27 января 1812 г. было создано особое «Учреждение военного министерства». Тогда же появилась необходимость в создании особого учреждения при военном министерстве, которое могло бы рассматривать целый комплекс вопросов, связанных с законодательным обеспечением, анализом, высшим военным обучением и планированием, стратегическим развитием военного ведомства. В качестве такового учреждения был создан Совет военного министра, который в той или иной форме, с некоторыми отличиями в функциях, существовал в течение ста лет. В 1815 г. был создан Главный штаб Его Императорского Величества.

Для обсуждения вопросов, относящихся до педагогической части военно-учебных заведений, 16 февраля 1863 г. был создан Главный военно-учебный комитет. С 29 марта 1867 г. состоял при Военном совете. Непременными членами комитета были начальник военно-учебных заведений, его помощник и начальники Николаевской академии Генерального штаба, Михайловской артиллерийской и Николаевской инженерной академий (с 1869 г. также Военно-юридической и Медико-хирургической академий). Комитет бы упразднен 7 января 1884 г. с передачей его функций в Главное управление военно-учебных заведений.

В ходе реформ 1860-х – 1870-х гг., боясь получить в лице Главного штаба соперника в управлении военным ведомством, генерал Д. А. Милютин деформировал идею создания Главного штаба по образцу Германии. По его инициативе вместо полноценного центра подготовки к войне был создан подконтрольный совещательный орган – Военно-ученый комитет. Военно-ученому комитету был поручен сбор данных об иностранных государствах. Основные усилия работы Военно-ученого комитета были сосредоточены на Европе. В зависимости от изменения внешнеполитической обстановки Комитет переключался и на азиатское направление. Сбором информации об Азии занималась также Азиатская часть Главного штаба. Таким образом, можно утверждать, что генезис организованной военной разведки в Российской империи происходил как одно из направлений служебной деятельности Главного штаба.

В 1890 году, по аналогии с 1869–1874 гг., была создана Главная распорядительная комиссия по перевооружению армии, которая функционировала до 1897 года. Председателями Комиссии являлись военные министры. На Комиссию было возложено распределение и расходование денежных сумм на изготовление ружей и металлических патронов для русской армии; разрешения всех заготовлений оружия в России и за границей, изменение по соглашению с контрагентами первоначально назначенных цен и сроков исполнения военных заказов и прочее. В отношении разведывательной деятельности важно то, что именно через эту комиссию проходило финансирование расходов, связанных с проведением специальных мероприятий и деятельностью военных агентов[55 - РГВИА. Ф. 401. Оп. 5/929. Д. 15. Л. 18–19.].

В 1890-е годы в числе главных задач центра анализа и управления сбора разведывательных данных были определение стратегических направлений деятельности, анализ информации и принятие государственных решений в области военного дела, организация и координация деятельности отдельных направлений и особых заданий.

Не будет преувеличением сказать, что многие решения принимались вполне конкретными руководителями, а не коллегиально. Вместе с тем следует подчеркнуть, что сложившаяся система создавала определенную преемственность, что снижало степень зависимости от ошибок конкретных исполнителей.

Военные агенты

Основным звеном в сборе военной информации на территории зарубежных стран являлись военные агенты Российской империи в странах пребывания.

Военные агенты или «лица, их замещающие» были приписаны к Генеральному штабу. Как правило, это были старшие офицеры. Многие из них являлись представителями аристократических кругов Российской империи, так в ряде стран военные агенты выполняли и особые представительские функции.

Р. фон Траубенберг

Л. А. Фредерикс

Д. В. Путята

Как правило, военный агент являлся официальным представителем Российской империи в стране пребывания. Его деятельность была направлена как на представительские функции по военной части, так и на сбор необходимой информации военно-политического характера. Среди корреспондентов военного агента были и нелегальные агенты, услуги которых оплачивались. Существенным усилением этого направления были прикомандированные сотрудники, которые выполняли особые поручения по профилю своей деятельности.

Для небольшой характеристики военных агентов приведем списки военных агентов Российской империи по состоянию на 1891 г. Всего на довольствии по линии военных агентов и лиц, к ним приравненных, состояло 16 человек[56 - Там же. Л. 14, 132, 168, 214.].

Как правило, военные агенты служили в стране пребывания по 5 лет, после чего производилась плановая замена. Военные агенты Российской империи были во всех странах мира, с которыми были связаны интересы России – это были ведущие страны Европы, а также страны Азии.

Так, военным агентом в Берлине был Бутаков. Прикомандированным при нем был коллежский асессор Токарев, состоявший при свите прусского короля в распоряжении генерал-майора графа Голенищева-Кутузова. Военным агентом в Вене был полковник Зуев; прикомандированным при нем был чиновник особых поручений VIII класса Мятлев.

Военным агентом в Париже являлся генерал-майор Фредерикс; в Афинах – барон Рауш фон Траубенберг; в Бухаресте и Белграде – подполковник барон фон Таубе, в Брюсселе и Гааге (Гаге) – полковник Чигасов; в Константинополе – полковник Пешков и находящийся в его распоряжении полковник Калинин; в Копенгагене – полковник Блюм; в Берне – подполковник Бертельс и состоящий в гвардии пехоты подполковник Овсяный. В далеком Пекине военным агентом был полковник Путята.

В январе 1891 г. военным агентом в Лондоне стал подполковник Генерального штаба подполковник Николай Сергеевич Ермолов (1853–1924). Военным агентом в Англии он пробыл до 1905 года. 20 февраля 1907 года был вновь назначен военным агентом в Великобританию, где и остался после Октябрьской революции.

Заслуги военных агентов отмечались наградами. Так, 30 августа 1891 года военный агент в Берлине Бутаков был награжден орденом св. Анны II степени. Грамоту к ордену он получил в Берлине 6 декабря того же года, заверив ее получение подписью.

Помимо государственного содержания, для военных агентов существовала касса офицерского вспомогательного капитала. Военные агенты имели право обратиться в нее при возникновении проблем личного характера. Так, военный агент в Брюсселе и Гааге полковник Чигасов задолжал в офицерский вспомогательный капитал с 1887 по 1890 г. сумму 183 руб. 54 коп. Ему было официально предписано погасить долг. Задержку по оплате взносов Чигасов объяснил тем, что он оплатил 2706 франков на поездки и выполнение поручений из собственных средств, которые ему так и не были компенсированы. Он просил вычесть деньги из его образовавшейся задолженности и компенсировать потраченные личные средства[57 - Там же. Л. 15.].

Много или мало потратил полковник Чигасов? В соответствии с приказом № 248 от 1889 года офицерам Генерального штаба при выполнении поручений за рубежом компенсировались порционные деньги (суточные) и проезд в поездах первого класса. Порционные деньги были определены: для генералов – 40 франков в день, для штаб-офицеров – 30 франков, для обер-офицеров – 20 франков[58 - Там же. Л. 18–19.]. Таким образом, как полковник, Чигасов из личных средств потратил порционные деньги на 3 месяца.

Чем занимались военные агенты Российской империи? Приведем несколько кратких примеров, каждый из которых сам по себе достоин отдельного повествования.

В феврале 1891 г. военный министр поставил задачу сбора информации о скоростях и давлении артиллерийских орудий армий западных стран при стрельбе бездымным порохом. В марте 1891 г. для этих целей от Главного управления Военного министерства в страны Европы был командирован капитан Шмидт фон дер Лауниц – всем военным агентам предписывалось оказывать ему всестороннюю помощь. Для скорейшего достижения целей по сбору научно-технической информации об инновациях в артиллерии военным агентам отпускались специальные средства[59 - Там же. Л. 18, 19, 63, 97, 98.]. Сбор информации об артиллерийских системах стал одной из приоритетных задач для военных агентов всех стран Европы.

Военный агент в Пекине полковник Дмитрий Васильевич Путята (1855–1915) сыграл выдающуюся роль в расширении российского присутствия на Дальнем Востоке и в странах Азии. После участия в русско-турецкой войне, где он отличился, 17 ноября 1878 г. зачислен в Николаевскую академию Генерального штаба. По окончании курса академии в 1881 г. по первому разряду был причислен к Генеральному штабу и назначен в Туркестанский военный округ.

С 18 января 1886 г. подполковник Путята является помощником заведующего Азиатской частью Главного штаба Военного министерства. 23 октября 1886 года он назначается военным агентом в Китае с оставлением в Генштабе. За пять лет службы в Китае получил высшие и лестные оценки от командования, главная и наиболее емкая из которых – «всесторонне изучил Китай»[60 - Там же. Ф. 401. Оп. 5/929. Д. 15. Л. 142–144.].

Венцом китайской миссии Д. В. Путяты стала организация экспедиции на Большой Хинган, для организации которой ему было выделено 6 тыс. руб. из средств Тибетской экспедиции. За успешную организацию экспедиции и достигнутые результаты он был 21 марта 1892 г. пожалован пожизненной пенсией в 500 руб. – очень серьезная, исключительная награда по тем временам. В последующем служил на различных крупных должностях. В 1902–1906 гг. военный губернатор Амурской области.

Необходимо отметить, что деятельность Путяты является образцом преемственности. Точкой отсчета в активизации интереса Санкт-Петербурга к странам Восточной Азии является Кульджинский кризис 1879–1881 гг., когда пришло понимание необходимости считаться с появлением на Дальнем Востоке новых потенциальных военных противников – Китайской и Японской империй.

В качестве примера специальной работы по сбору и анализу военных данных о вооруженных силах вероятного противника мы приведем выдержки из рапорта прикомандированного в Вену как гражданское лицо корнета запаса Мятлева об австрийской коннице[61 - Там же. Ф. 401. Оп. 5/929. Д. 15. Л. 152–155.].

Фактически Мятлев осуществлял свою деятельность «под прикрытием», официально являясь гражданским человеком. Он являлся представителем дворянских кругов российской империи, владел имениями. В 1890 году он был зачислен с кавалерийской службы в запас и был оформлен в гражданскую службу в качестве чиновника для особых поручений VIII класса (всего было 9 классов)[62 - Там же. Л. 158, 210.]. Напомним, что чиновники по особым поручениям состояли при министрах, губернаторах и других начальниках высокого уровня. В должностные обязанности чиновника по особым поручениям могли входить контрольно-инспекторские функции, обязанности, не распределенные между другими чиновниками аппарата управления того или иного ведомства или учреждения. То есть в государственной иерархии, несмотря на скромное армейское звание, Мятлев был далеко не последний человек.

Записка Мятлева является примером всестороннего анализа и длительных по времени наблюдений за одним из главных родов войск Австро-Венгерской империи – кавалерией. Корнет вычленяет два главных слагаемых австрийской конницы – всадника и лошадь, а также анализирует различные аспекты боевой, строевой, тактической подготовки, вооружения, тылового обеспечения кавалерийских частей. Структура записки такова, что в начале каждого тезиса отмечаются преимущества составных частей австро-венгерской кавалерии, а потом дается их критическая оценка. В конце анализа Мятлев особенно отметил то, что ему не удалось в полном объеме и так, как хотелось, наблюдать походную и сторожевую службу австро-венгерских кавалерийских частей.

Очень хорошо отзываясь о качестве австрийских «высокорослых, легких, выносливых» лошадях, российский специалист критично замечает, что в армейские части лошади приходят «сырыми», а не «из кадра». Это неизбежно сказывается на поведении лошади, которой необходимо достаточное время для адаптации.

В целом положительные отзывы Мятлев дает всадникам – «всадник сидит крепко, управляет недурно». Высшие оценки он дает офицерскому корпусу: «Офицеры ездят превосходно, любители этого дела и всего, что этого касается. Выше среднего контингента наших офицеров, но езда их скорее любительская, а не военная»[63 - Там же. Л. 152, 154 об.].

Говоря об управлении кавалерией, наш наблюдатель замечает, что все равнение в строю идет только на офицера, что делает австрийскую конницу организационно уязвимой в случае выбытия офицера. Мятлев невысоко оценивает тактическую подготовку австро-венгерских кавалерийских частей. «Учения всегда проводятся на очень большой площади. Мне кажется, что приказание произвести ломку фронта на незначительном пространстве поставило бы в затруднение командиров соответствующих частей». Именно поэтому индивидуальная езда лучше фронтовой.

В качестве еще одного недостатка отмечается то, что при повышении по службе офицер не остается в полку, где служил, а переводится в другой полк. Все это негативно сказывается на знании сослуживцев и выработке товарищеского взаимодействия.

Невысокое мнение чиновник особых поручений составил о нижних чинах австро-венгерской кавалерии. В качестве двух главных причин он указал отсутствие опытных унтер-офицеров, чем всегда славилась австрийская кавалерия, и молодость рядового состава («не солдаты, а дети»). «Смотр при императоре происходит только при сведении в полк лучших эскадронов».

Русскому агенту бросилось в глаза то, что сигналы управления в эскадронах подаются редко. «Спешиванию не придают важного значения и производят его беспорядочно и неумело, равно как и стрельбу; видно, что дело это непривычное»[64 - Там же. Л. 153.].

Лестных слов заслужило вооружение австро-венгерских конных частей. Особое значение придавалось использованию пики, которая себя хорошо зарекомендовала в уланских частях и планировалась и для дальнейшего оснащения кавалерийских частей. Основным вооружением всадника были сабля и карабин.

Сабля и седловка отмечаются как соответствующие российским. Оценочное суждение австрийского конного карабина очень лестное – «8,5 мм, очень легкий и дальнобойный, прикладистый». Особо наш агент обращает внимание на использование австрийцами второго ремня для крепления карабина за спиной – это практически исключает передвижение карабина за спиной и исключает удары по спине скачущего всадника. Вместе с тем второй ремень не только не мешает снятию оружия, но делает его более удобным в условиях интенсивного движения всадника на лошади.

Как элемент вооружения Мятлев отмечает использование каждым конником специального ножа «ret-stock», который находится в голенище сапога – левом или правом, в зависимости от того, какая рука является ведущей для конкретного всадника.

«Рубка и фланкировка не отличаются особенной системой и легкостью. Особенно первая, которая сводится к маханию саблей по воздуху, без понятия о защите и правильности удара, вследствие редкого упражнения в рубке чучел на разных аллюрах»[65 - Там же. Л. 154об.].

Как примитивная оценивается подготовка кавалеристов для преодоления препятствий. В основном в качестве препятствий для тренировок использовались бревно или канава, что явно обедняло возможные препятствия, которые могли встретиться в боевых условиях.

Главным же недостатком австро-венгерской кавалерии Мятлев считает межнациональные и социальные отношения в австро-венгерской армии. «Еще большее различие представляется в отношениях офицера к солдату в нравственном смысле. О причинах нечего говорить; они общи по всей австро-венгерско-чешско-польско-хорватской армии: разноплеменность, разноязыкость, разноверие». Вместе с тем, оценивая возможности потенциального противника, российский наблюдатель делал вывод о том, что австрийская конница «может явить чудеса храбрости»[66 - Там же.].

Военный агент в Турции подполковник Пешков, помимо сбора военно-политической информации, на протяжении нескольких лет занимался картографической съемкой прибрежной полосы на азиатском берегу Средиземного моря. Для этой работы были привлечены профессиональные военные топографы. Среди них Пешков отметил закавказского татарина мусульманина капитана Вехилова, «человека простого, скромного, непритязательного»[67 - Там же. Ф. 401. Оп. 5/929. Д. 15. Л. 280–283.].

В целях отработки рекомендаций по использованию подручных средств на средиземноморском театре военных действий Пешков выписал из Турции бамбуковые пики и шесты[68 - Там же. Л. 135.].

Военный агент князь генерал-лейтенант Михаил Алексеевич Кантакузин в записке от 31 августа 1894 года сообщал о беспорядках, организованных офицерами афинского гарнизона 20 августа 1894 г.

Причиной беспорядков стала статья в газете «Акрополис», в которой журналисты в очень резких выражениях возмущались тем, что трое офицеров гарнизона избили и «отодрали хлыстами» одного штатского. При этом газетчики не указали того факта, что у штатского отобрали оружие, а при попытке задержания он оказал сопротивление. «Акрополис» и до этого отличался крайне нелестными публикациями в адрес греческих военных, но эта публикация сыграла роль бикфордова шнура. Характеризуя сложившуюся ситуацию, российский военный агент делает особое заключение о том, что вся эта ситуация является прямым следствием того, что в Греции отсутствует прокурорский надзор за деятельностью прессы и что, если бы он был, многих недоразумений можно было легко избежать.

Тон и антиофицерская направленность публикации в «Акрополисе» вызвали возмущение среди офицеров Афинского гарнизона. 20 августа 102 греческих офицера, в числе которых было 11 капитанов, пошли к редакции. За офицерами под командованием унтер-офицеров двигалось около 100 нижних чинов, которые были вооружены дубинками и топорами. Военный агент отметил, что офицеры специально выбрали для движения время сиесты, с 12 до 16 часов дня, когда городские улицы пустынны, чтобы не допустить случайных столкновений. Колонна людей в форме без происшествий добралась до редакции «Акрополиса» и учинила там полный разгром. В редакции никого не было, кроме сторожа. Сам сторож не пострадал. После погрома военные организовано ушли к месту квартирования, а сами офицеры самостоятельно пришли в отделение полиции и назвали свои имена.

Военный министр Греции возбудил следствие по этому инциденту. Редакция «Акрополиса» выставила счет на возмещение убытков в 200 тыс. греческих драхм (ок. 115 тыс. франков), которые все посчитали чрезмерно и бессовестно завышенными. В течение нескольких дней офицеры Афинского гарнизона получили письма поддержки своим действиям из других гарнизонов греческих городов и мест дислокации регулярных частей.