Горький смысл этого вопроса становится тем более ясен, что, по мнению авторитетных исследователей, целые блоки петровских реформ, поглотившие в процессе реализации огромные финансовые затраты и человеческие усилия, были фактически ликвидированы вскоре после смерти реформатора как недееспособные. Старая московская система оказалась более живучей, чем представлялась Петру.
Н. П. Павлов-Сильванский писал: «Реформы Петра в области центрального и местного управления, как доказал П. Н. Милюков, тесно связывались с развитием московской Руси, и они уцелели только в той мере, в какой соответствовали требованиям развития; все же остальное, в чем Петр, в увлечении мнимою силою своих повелений, вышел за пределы дозволенного ходом развития, все это было или прямо отменено Меншиковым через год после его смерти, или же под новою скорлупою сохранило старое ядро. Так после смерти Петра I отменена была вся новая, оказавшаяся непомерно сложной и дорогой для страны провинциальная администрация»[49 - Павлов-Сильванский Н. 77. Феодализм в России. М., 1988. С. 145.].
Характерна и, безусловно, полна смысла формула: «В увлечении мнимою силою своих повелений». «Мнимою силою…»
Дело было не только в Меншикове. Решительной ревизией многих нововведений первого императора занялся Верховный тайный совет, в который входили вчерашние соратники Петра, в том числе и замешанные в «деле» царевича Алексея. Этот натиск контрреформ подробно проанализирован в уже цитированной монографии Е. В. Анисимова «Государственные преобразования и самодержавие Петра Великого». Проблемой контрреформ занималась целая плеяда историков – П. Н. Милюков, М. М. Богословский, А. А. Кизеветтер, Н. П. Павлов-Сильванский.
Можно сказать, что Е. В. Анисимов в названном исследовании подвел итог этому многолетнему процессу.
О Петре напряженно думали русские мыслители, оказавшиеся в эмиграции и пытавшиеся разрешить «загадку русской революции».
В 1946 году Бердяев писал: «Необычайный, взрывчатый динамизм русского народа обнаружился лишь от соприкосновения с Западом и после реформы Петра. Герцен говорил, что на реформу Петра русский народ ответил явлением Пушкина. Мы прибавим: не только Пушкина, но и самих славянофилов (отрицавших реформу Петра), но и Достоевского, и Л. Толстого, но и искателей правды, но и возникновением оригинальной русской мысли»[50 - Бердяев Н. А. Русская идея // Основные проблемы русской мысли XIX и начала XX века. Париж, 1946. С. 8.].
Но в работе «Истоки и смысл русского коммунизма» Бердяев утверждал: «Можно было бы сделать сравнение между Петром и Лениным, между переворотом петровским и переворотом большевистским. Та же грубость, насилие, навязанность народу известных принципов, та же прерывность органического развития, отрицание традиций, тот же этатизм, гипертрофия государства, то же создание привилегированного бюрократического слоя, тот же централизм, то же желание резко и радикально изменить тип цивилизации. Но большевистская революция путем страшных насилий освободила народные силы, призвала их к исторической активности, в этом ее значение. Переворот же Петра, усилив русское государство, толкнул Россию на путь западного и мирового просвещения, усилил раскол между народным и верхним культурным и правящим слоем. Петр секуляризировал православное царство…»[51 - Бердяев Н. А. Истоки и смысл русского коммунизма. М., 1990. С. 12.]
Бердяев писал это в середине 1930-х годов. А приблизительно в то же время – в 1934 году – И. А. Ильин выступил с лекцией «Творческая идея нашего будущего» в Риге, Берлине, Белграде и Праге, которую опубликовал в 1937 году, когда состоялась первая публикация сочинения Бердяева (на английском языке). Но подход к петровским преобразованиям у Ильина принципиально иной.
Он говорил: «От Феодосия Печерского до Сергия, Гермогена и Серафима Саровского; от Мономаха до Петра Великого и до Суворова, Столыпина и Врангеля <…> – вся история России есть победа русского духовного характера над трудностями, опасностями и врагами. Так было. Так и еще будет и впредь»[52 - Цит. По: Полторацкий Н. Иван Александрович Ильин. Жизнь, труды, мировоззрение. Нью-Йорк, 1989. С. 44.].
То, что для Бердяева насилие над народной душой, то для Ильина «победа русского духовного характера».
Спокойно-мудрый Г. П. Федотов в страшном 1918 году, находясь еще в России, в горьком и проникновенном эссе «Лицо России», перечисляя возможные ответы на вопрос «где лицо России?», писал: «В гении Петра и нечеловеческом труде его..»[53 - Федотов Г. 77. Лицо России. Париж, 1988. С. 51.]
Можно было бы множить мнения лучших русских умов, но и приведенного достаточно, чтобы понять – сколь сложна объективная оценка того, что произошло с Россией волею первого императора. При этом надо иметь в виду, что и Пушкин, и Толстой, и Достоевский, и Бердяев, и Ильин, и Федотов, мучительно размышлявшие над судьбой страны, были абсолютно искренни – как в своих оценках, так и в перемене позиции.
Тексты, вошедшие в этот том, подобраны по схожему принципу. Их авторам не было нужды кривить душой. Они пытались воссоздать российскую жизнь такой, какой она им представлялась. И потому она приобретает яркие и, насколько это возможно, объективные черты.
Это относится и к личности главного героя.
Воссозданная этими текстами историческая картина, надеемся, даст читателю богатый материал для размышлений о судьбе нашего Отечества и возможность сделать собственные выводы.
При публикации материалов, вошедших в этот том, мы придерживались позиции, предложенной Ю. М. Лотманом и Б. А. Успенским, справедливо заметившим в одной из совместных работ, что издание произведений XVIII века «требует в каждом отдельном случае поисков оптимальных именно для данного текста решений»[54 - Лотман Ю. М., Успенский Б. А. Текстологические принципы издания // Карамзин Н. М. Письма русского путешественника. Л., 1987. С. 524.].
Так в текстах Б. И. Куракина и И. А. Желябужского были сохранены все особенности авторского написания (по нормам старой орфографии и в некоторых случаях пунктуации), так как это позволяет сохранить авторскую манеру и передать дух эпохи.
В тех случаях, когда это затрудняло бы восприятие написанного, орфография дана по современным правилам; частично проведена унификация написания.
В переводных текстах орфография и пунктуация также даны по современным нормам, но лексика по возможности соответствует времени создания текстов.
Многоточием в угловых скобках показаны опущенные фрагменты текстов, а также в угловых скобках приведены необходимые пояснения (как прежних издателей, так и составителя). В квадратных скобках восстановлены смысловые пропуски и сокращения (прежде всего там, где это необходимо для понимания текста; в случае если по контексту смысл написанного ясен, сокращения не раскрываются), многоточием в квадратных скобках показаны пропуски в оригинале.
Знаком сноски (арабскими цифрами) в каждом материале обозначены номера примечаний, расположенных в конце настоящего издания.
Гистория о царе Петре Алексеевиче и ближних к нему людях. 1682–1694 гг
Б. И. Куракин
Князь Борис Иванович Куракин (1676–1727) как личность был уникальным порождением петровской эпохи. Человек европейской культуры, получивший образование в Италии, он с глубоким уважением относился к культуре и традициям старины. Разумеется, в этом отношении он был не одинок. Нечто подобное можно сказать о князе Дмитрии Михайловиче Голицыне, авторе конституционного проекта 1730 года. Но особость эпохи, формировавшей таких людей, в князе Борисе Ивановиче выразилась особенно ярко.
Аристократ, потомок двух древних родов – князей Куракиных и князей Одоевских, – свояк Петра I, женатый на Ксении Лопухиной, сестре первой жены царя Евдокии, он и вырос рядом с Петром в Преображенском, где после кровавого мятежа стрельцов в 1682 году жила вдовствующая царица Наталья Кирилловна с сыном и ближними людьми.
Родившийся в 1676 году, будучи на четыре года младше Петра, он прошел рядом с юным царем все этапы до приобретения Петром абсолютной власти. В частности, с самого начала служил в потешных войсках, превратившихся в мощную боевую силу – петровскую гвардию. Его военная карьера связана была с Семеновским полком. Болезненный юноша, он тем не менее проявлял незаурядную храбрость. В автобиографическом сочинении «Жизнь князя Бориса Ивановича Куракина, им самим описанная» он рассказывал о своем участии в отчаянной контратаке во время первого Азовского похода: «…И я со знаменем белым был, от первой роты своего регимента, на которой вылазке в бою, аж до самого вечера, то у меня в руках знамя пробили с города два раза из пушки, и мне кафтан под левую пазуху прострелили и рубашку, только что мало тела не захватили».
В Полтавской битве князь Борис Иванович командовал Семеновским полком. Но Петр разглядел в нем иные таланты. Князь Куракин стал одним из лучших русских дипломатов своего времени, чья деятельность была высоко профессиональной и эффективной. С 1711 года и до конца жизни он представлял Россию в ключевых европейских странах – в Англии, Голландии, Франции. И умер в 1727 году в Париже.
Он обладал несомненным литературным дарованием и много писал. Свое жизнеописание он начал так: «Принужден был совестью своею всегда описать то выявленное…» Но главным его замыслом была русская история с древних времен до петровского царствования включительно. Эту задачу он определил себе в том же описании, сочиненном в 1705 году. Свидетельствовать о виденном он считал непременным долгом. По разным причинам им была выполнена лишь небольшая часть этого грандиозного замысла, осуществлять который он начал только в последние годы жизни. Но «Гистория о царе Петре Алексеевиче и ближних к нему людях. 1682–1694 гг.», несмотря на ограниченный временной охват, оказалась драгоценным источником для понимания не только и не столько фактической стороны дела, сколько для осознания человеческой драмы верного сподвижника царя – преобразователя, понимавшего необходимость реформ, но в глубине души не принимающего его самовластный стиль и безжалостную ломку вековой традиции.
«Гистория» – сочинение бесстрашно правдивое. И главная ценность его в том, что в нем сквозит боль и горечь истинного патриота. Боль и горечь, которых не могло быть и не было в мемуарах даже самых осведомленных и наблюдательных иностранцев.
Публикуется по изданию: Архив князя Ф. А. Куракина.
Кн. 1 / Под ред. М. И. Семевского. СПб., 1890.
1727 г. 7/18 майя
В помощи Вышняго и в надеянии Его святой милости продолжение веку моего и во исцеление от моей болезни, начинаю сей увраж <сочинение, труд (ouvrage – франц.), давно от меня намеренной, в пользу моего отечества, Всероссийской империи и в угодность публичную, прося Вышняго, дабы благословил мне, по моему желанию, ко окончанию [сей увраж] привести.
Понеже Российская империя от давняго времени славу свою имеет, как чрез дела военныя, так и чрез распростра[не]ние великое своих земель; славу же свою издревле так имела, что народ славянороссийской оттого свое имя восприял и назван славянороссийской народ, то есть от славных своих дел военных.
Но доныне еще справедливаго описания гистории о сей империи не явилося, того ради понужден сей увраж учинить – гисторию о сей империи, собрав из многих рукописанных ведомостей так пространно, сколько мог быть в состоянии собрать, присовокупля при том о всех делех политических всего царствования Петра Великаго, императора Всероссийскаго, также и о всей войне противу Швеции, начатой [в] 1700 году; также и о всех негоциациях <переговорах> с другими потенциями <возможностями>, а особливо которыя происходили чрез меня во всю мою бытность в посольствах при чужестранных дворех, начав с 1707 году, первой моей комиссии при дворе римском и по се число последующих, как при республике Венецкой, при дворе цесарском
с вольном городом Гамбурхом, при дворе курфистра гановерскаго, при дворе агленском, при Статах генеральных седми провинций
, при дворе прусском и дацском, при дворе французском.
И разделяю сей мой увраж на части для лутчего вразумления читателю.
Первая часть – гистория славянороссийской империи, древняя, от начала и по царство Михаила Федоровича, перваго сей царствующей фамилии Романовых.
Вторая – гистория с царства царя Михаила Федоровича и по се число.
Третья часть – особливо о войне с Швецией.
Четвертая часть – о всех придворных интригах, происходящих во время царствования Петра Великаго, понеже я тому сам свидетелем был, и от младенчества лет моих воспитан был при дворе, и всегда неотступно при нем был во всю войну и даже в самую баталию Полтавскую по 1709 год. А потом отлучился от двора отправлением моим ко двору гановерскому и в Англию. И с того числа по се время отлучился [от] двора и, при помощи Вышняго, продолжал мое время в политических делех. Однако ж, хотя и отлучен был, но сколько мог сведом быть, во отбытность мою, о интригах, при дворе происходящих, по самую смерть Петра Великаго и по нем, по се число, не оставлю ж объявить.
Четвертая часть о всех негоциациях, происходящих чрез меня при всех дворех моей комиссии
.
Сей мой увраж начал с помощию Вышняго в слабом моем здоровье, уповая на Его святую милость благополучно ко окончанию в добром здравии привести.
При сем же не хощу оставить и не дать знать читателю, чтоб понимал так, что сия гистория и все описание есть полное о сей империи, понеже все, что мог собрать, и к моему ведению есть, то объявил, и за верное имеет принять.
Но полную гисторию ожидать надобно чрез других, кто в том впредь труд свой также имеет приложить.
Но прошу моего читателя в настоящее время сим удовольствоваться, а на предбудущее от других к своему удовольству ожидать.
7190 году, от Рождества 1682 г., его величество государь царь Федор Алексеевич преселился в вечное блаженство марта месяца […]