Легион ужастиков

– Хан.

Повелитель Неба коротко кивнул. Его лицо не выражало ничего – не пугало, не обнадёживало. Он был здесь всегда, задолго до первых людей. Он знал всё, больше, чем человек когда-то сможет узнать. Наверное, он понимал тех, кто приходил к нему. И отпускал. Но не всегда.

– Их отпусти.

Было всё ещё невозможно вспомнить, кого «их». Но Повелитель кивнул. Он знал. И он не жесток. Лишь суров с теми, кто слишком самоуверен, кто считает себя здесь хозяином, покорителем, а не гостем. Сознание пыталось понять, так ли всё было, но концентрации хватало лишь на пару секунд. Единственный вопрос бился в голове, ответ на него казался самым важным.

– Хан, это не обман? Цвета правда есть? Синий?

Повелитель медленно покачал головой. В его глазах промелькнула грусть. Хотелось поднять руку, чтобы показать ему на небо, мелькнувшее всего несколько секунд назад, но тело было сковано и не слушалось. Только губы ещё шевелились.

– Жёлтый?

Вновь отрицание. Конечно, нет. Всё это лишь выдумка, попытка облегчить страдания умирающего.

– Может, серый?

Вместо ответа вернулись белые. Даже Хан не мог сдерживать их, и они продолжили кусать и терзать то, что ещё оставалось живым.

– Хотя бы чёрный?

Повелитель нахмурился и запахнул плотнее свою хламиду, скрывая всё, кроме белого. Губы дрожали. Тело прошивало словно разрядами тока. Глухо, как из-под воды, ещё слышались голоса.

– Хватит, уходим!

– Здесь его оставим?

– Мы ему не поможем, только сами погибнем, Катя! Спасатели сейчас не придут. Подбери его рюкзак, вон, красный. И вперёд. Лагерь по траверсу ближе на сотню метров, в просветах мелькали жёлтые палатки.

– Здесь его оставим?! – настойчиво повторил голос, но ответ остался неслышен.

Уходите. Если вы и правда их видите, если способны, то уходите. Даже если это обман или дьявольская шутка. Обманываться хорошо. Просто мне уже известна правда. Нет никаких других цветов. Есть только один. Белый.

Хан наклонился над самым лицом.

Белый.

Протянул руку и провёл ладонью по глазам.

Белый.

Осталась только пелена. Вечная пелена.

Бе…

Охотник на бумажных птиц

Ксения Еленец

Ветер пронёсся по крыше, подхватил принесённые на подошвах ботинок листья. Егор поплотнее укутался в куртку, открутил крышку термоса и сделал большой глоток. Кофе плескался на самом донышке и практически остыл.

Листья – жёлтые, ломкие – сделали пару вальсовых па и сорвались вниз. Смотреть, как они планируют с высоты тринадцатого этажа, Егор не стал. Он старался без нужды не подходить к краю крыши – копошение крошечных фигурок внизу скручивало внутренности в тугой ком. И манило. Щекотало сознание сладостным ужасом. Звало шагнуть за край.

Нить на запястье натянулась, отвлекая от раздумий. Значит, пора готовиться.

Егор приложил ладонь козырьком к глазам, прячась от солнца.

Птица плясала в вышине белой кляксой.

Вторую Егор разглядел не сразу. Она была маленькой и какой-то неуклюжей. Петляла странными зигзагами, замирала в нерешительности. Но на приманку клюнула.

Егор потянул за нитку, заставляя свою птицу медленно снижаться. Вторая, мелкая, бездумно полетела следом. Нитка в несколько мотков обвила запястье, заставляя птицу сесть на подставленную ладонь. Егор в очередной раз подивился, какая она странная. Совершенно лишённая цвета. Белый клюв, белые бусинки глаз, белые, шуршащие – будто бумажные – перья. Белые лапки, в несколько петель оплетённые красной нитью.

Мелкая птичка – точно такая же – безбоязненно опустилась на вторую ладонь, и Егор сомкнул пальцы. Пойманная птица затрепетала, шурша бумажными пёрышками, но сил вырваться у неё не хватило.

Егор развязал горловину сумки, просунул кулак внутрь и разжал пальцы, позволяя добыче упасть на дно. Внутренности сумки беспокойно закопошились.

– Как успехи? – Егор вздрогнул. Жнец оказался за спиной неожиданно, будто из воздуха возник.

Егор молча продемонстрировал сумку. Птиц внутри было мало – не больше десятка.

– Хреновый ты работник, Егорка, – жнец сокрушённо покачал головой. – Вернуть тебя, что ли, в больницу?

Егор сглотнул резко пересохшим горлом. В больницу он не хотел. Больница остро пахла лекарством, болью и безысходностью. Разрывала барабанные перепонки писком приборов и стонами умирающих.

Егор ещё помнил, каково это – умирать. Нырять в чернильное небытие, барахтаться там, захлёбываясь от ужаса. И не было никаких тоннелей с белым просветом. Были минуты, когда Егору удавалось вынырнуть в реальность, но и там не ждало ничего, кроме боли. Проникающей в каждую клетку тела, изнуряющей.

Ещё там ждал жнец. Тёмная бесполая, лишённая возраста фигура, которая раз за разом предлагала сделку. Спасение. И Егор сдался.

– Я наловлю ещё! Много! – пробормотал он, разматывая нить. Его птица расправила крылья, и прежде, чем она взмыла в небеса, Егор с ужасом обнаружил чёрную кайму на хвостовом пере. Жнец раздосадовано цокнул языком:

– Недолго осталось. Почернеет, другие перестанут к ней подлетать.

Испугаться Егор не успел. Где-то внизу раздался хлопок, завыли сигналки машин. В воздух взвились клубы черного дыма. Егор осторожно перегнулся через край крыши. Город лежал как на ладони – крошечный и суетливый. Пламя плясало на груде камней, оставшейся от жилого дома. Со всех сторон уже начали стягиваться мигающие маячками машины спецслужб.

– Готовься, – жнец хищно потёр ладони, – сейчас попрут.

Черные клубы дыма расползались по округе, застилали небо, словно грозовые тучи.

Первая птичка вынырнула из дымного облака и закружилась, потерянная. Следом за ней появилась ещё одна. И ещё. Первые уже заметили товарку с красной нитью на лапке, парившую над крышей многоэтажки.

Клин белоснежных птиц, шурша бумажными крыльями, двинулся к приманке.

Наоборот

Антон Олейников

Юншэн рисует. В подполе тесно, а крошки света едва просачиваются между рассохшихся половиц. Хочется забиться в угол и заплакать. И конфету. Но для конфеты ещё рано, а отец говорит, что страх не должен побеждать, поэтому Юншэн дрожит и рисует монстра.