Политическая наука №2/ 2018

Sunstein C.R. After the rights revolution: Reconceiving the regulatory state. – Cambridge: Harvard univ. press, 1990. – 284 p.

White S. Property-owning democracy and republican citizenship // Property-owning democracy: Rawls and beyond / M. O’Neill, T. Williamson (eds). – Oxford: Wiley-Blackwell, 2012. – P. 129–146.

Делиберация как фактор конституирования поля современной политики

    Т.В. Павлова[15 - Павлова Тамара Владимировна, кандидат исторических наук, ведущий научный сотрудник Института социологии Федерального научно-исследовательского социологического центра Российской академии наук (Москва, Россия), e-mail: tamarapavlova@mail.ruPavlova Tamara, Institute of Sociology of the Federal Center of Theoretical and Applied Sociology of the Russian Academy of Sciences (Moscow, Russia), e-mail: tamarapavlova@mail.ru]

Аннотация. В статье анализируются основные теоретические подходы к исследованию делиберации и делиберативной демократии как новой парадигмы современной демократической теории и политической теории в целом. В статье рассмотрены основные нормативные принципы делиберации как нового способа политического участия, сделан вывод о том, что делиберация является моделью современной политики; также сформулированы условия, при которых возможна имплементация данной модели в современной России.

Ключевые слова: делиберация; демократия; делиберативная среда; рефлексирующий моральный индивид; делиберативная модель политики.

T.V. Pavlova

Deliberation as the constitution factor of modern politics field

Abstract. The article analyzes the main theoretical approaches to the study of deliberation and deliberative democracy as a new paradigm of modern democratic theory and political theory in general. The article considers the main normative principles of the deliberation as a new mode of political participation and concludes that the deliberation is a model of modern politics; the conditions under which the implementation of such a model is possible in contemporary Russia are formulated as well.

Keywords: deliberation; democracy; deliberative environment; reflective moral individual; deliberative model of politics.

Данная статья является частью коллективного исследования, посвященного формированию политического поля в современной России. В своем анализе мы исходим из понимания политического поля как «публичного пространства институционализированных взаимодействий (диалога и конфликта, протеста и поддержки, сотрудничества и борьбы) по поводу значимых проблем в рамках наличного и альтернативных проектов общих целей и стратегических решений для общества» [Павлова, Патрушев, Филиппова, 2017]. В задачи исследования входит анализ того, кто может быть актором поля политики в современной России и по каким правилам они могут действовать. Попытаемся ответить на этот вопрос, исходя из той модели политики, которая сложилась в эпоху модерна и постмодерна, обратившись, в частности, к такому сравнительно новому фактору в политике, как делиберация.

Изменения в современной политике. Появление новых акторов

Характеристики современной политики, под которой мы понимаем политику эпохи модерна, естественным образом отражают глобальные социетальные изменения последних десятилетий: все возрастающую сложность, дифференциацию и фрагментацию западного общества, радикальные сдвиги в его социальной структуре, ослабление социальных норм, тенденцию ко все большей индивидуализации. Эти глубокие и стремительные трансформации дали ведущим социологам основание для таких определений, как «индивидуализированное общество», «растекающаяся модернити» [Бауман, 2002], «общество риска», «рефлексивная модернизация» [Бек, 2000].

В контексте радикальных социетальных трансформаций произошли изменения в содержании и характере политики, которой все в большей мере присущи такие черты и процессы, как индивидуализация, дифференциация (появление сфер субполитики), размывание границ политики, связанное с появлениями новых носителей политического (новых социальных движений других, в том числе и индивидуальных акторов), децентрализация политики, деполитизация государственного управления, растущее отчуждение граждан от политики.

Феномен индивидуализации по-разному оценивается исследователями. По мнению многих из них, усиление социальной дифференциации и сложности современного общества, индивидуализация сознания, а также рост неопределенности и нестабильности в жизни людей приводят к тому, что субъекты «все сильнее руководствуются стремлением к индивидуальному самовыражению и индивидуальному действию» [Дзоло, 2010, с. 126], все в меньшей степени стремятся к солидарности и созданию коллективных общностей, что лишает коллективное измерение политической жизни легитимности [там же, с. 127].

Действительно, в поле современной политики коллективные акторы (партии, профсоюзы и другие организации) в значительной мере утрачивают ту роль, которую они играли прежде. Западные исследователи практически единодушны в признании того, что политические институты современных демократий, прежде всего институты представительства, переживают кризис и нуждаются в обновлении и качественном развитии [Crosier, Huntington, Watanuki, 1975; Citizens… 1995; Pharr, Putnam, 2000; Dalton, 2004].

Представляется, однако, что «стремление к индивидуальному самовыражению и индивидуальному действию» вовсе не обязательно ведет к отрицанию коллективного измерения политики, как полагает Д. Дзоло. Скорее, речь должна идти о новых формах этого измерения в условиях современного общества – коммуникации и взаимодействии индивидов как граждан, ориентированных на достижение не только своих личных и групповых целей, но и общего блага. Кристиан Вельцель в своей книге «Рождение свободы»[16 - Английское издание книги Freedom Rising: Human Empowerment and the Quest for Emancipation.], касаясь дискуссии о позитивных и негативных аспектах индивидуализма, которая ведется социологами и психологами, отмечает, что он и его коллега и соавтор Рональд Инглхарт [Inglehart, Welzel, 2005, p. 141–144, 293–295] не согласны с отождествлением рядом исследователей индивидуализма с эгоизмом и трактовкой его как деструктивного фактора, ведущего к «потере сообщества», распаду социальных связей. Выступая сторонниками «позитивного индивидуализма», они определяют его «как ориентацию, которая рассматривает каждого человека как, прежде всего, ценную автономную личность» [Вельцель, 2017, с. 209], а индивидуализацию – как процесс эмпауэрмента человека. При этом индивидуализация «вовсе не отменяет склонность людей объединяться с себе подобными – напротив, она дает свободу объединяться или отделяться согласно выбору людей. В результате социальные отношения, преданность группе, коллективные аффилиации в большей степени соответствуют желаниям людей» [там же, с. 211]. Эмансипативные ценности, которые в концепции Вельцеля являются главным предметом анализа, «представляют собой гражданственную, просоциальную форму индивидуализма, связанную с неэгоистической, доверительной и гуманистической ориентациями» [там же]. Именно такой индивидуализм может, как нам представляется, стать основой для новых форм политики, в частности делиберативной.

«Делиберативный поворот» в политической теории

В контексте дискуссии о связи гражданственности с индивидуализацией становится очевидной востребованность тех моделей демократии, которые предполагают участие рядовых граждан в политике не только посредством участия в выборах и в работе политических организаций, но и в различных формах прямого участия и действия. Не случайно поэтому значительное развитие в последние десятилетия получили концепции демократической делиберации как существенно расширяющей возможности активного включения граждан в политику [Хелд, 2014, с. 413].

Сдвиг в демократической теории, получивший название «делиберативный поворот» [Dryzek, 2000, p. 5][17 - Шанталь Муфф называет обращение к тематике делиберации «новой парадигмой демократии», оговариваясь, что «основная идея – “при демократической форме правления политические решения должны приниматься в ходе обсуждения их свободными и равными гражданами” – сопутствовала демократии с самого ее рождения в Афинах пятого века до нашей эры» [Муфф, 2004, с. 180].], произошел в конце 80?х – начале 90?х годов прошлого века и был, прежде всего, ответом на кризис демократии, рост недоверия к политике в целом, в частности, к ее представительным институтам. Поворот состоял главным образом в том, что суть демократии стали усматривать не в голосовании и агрегации интересов, а в процессе публичной коммуникации между гражданами по поводу касающихся их политических решений.

Внимание теоретиков демократии в этот период смещается от политического представительства к социальным процессам, к повседневной жизни индивида [Chandler, 2013; Stears, 2011]. На первый план выходит проблема индивидуальных когнитивных и социальных способностей, ответственности индивидов за себя и свои сообщества. Политические проблемы решаются через демократизацию повседневной жизни, в которой политические субъекты встраиваются в дифференцированные, плюралистичные и пересекающие границы друг друга социальные и когнитивные сообщества: семью, трудовые коллективы, школы, соседские и досуговые организации. А сама демократизация происходит путем наделения властью (social empowerment) как сообществ, так и индивидов, которые становятся ключевыми фигурами в процессе принятия решений. Именно в этой логике выстроена теория делиберативной (дискурсивной) демократии.

Важно отметить, что «делиберативный поворот» коснулся не только теории демократии, но и оказал масштабное влияние на всю современную политическую теорию [Dryzek, 2000; Ganuza, 2012]. Делиберация обозначила «новый политический горизонт, в свете которого моделируются многие из классических проблем современной теории политики: равенство, распределение власти, участие и влияние» [Ibid., p. 19]. В теории делиберации речь идет фактически о новом понимании политики – не в логике государство-центризма и политического представительства, а в логике социального эмпауэрмента, связанного со способностями «рефлексивных граждан» принимать разумные и ответственные решения в своей повседневной жизни.

Понятие делиберации и теоретические истоки делиберативной теории

Исследователи отмечают, что не существует единого, устраивающего всех определения делиберации [Deliberative politics… 1999; Mendelberg, 2002]. Однако большинство из них считают главными идеи о том, что политические решения, сказывающиеся на жизни граждан, должны приниматься самими гражданами, и что участвующие в процессе делиберации люди основываются на аргументах, отражающих потребности или принципы каждого, кого касается обсуждаемая проблема [Gutmann, Thompson, 1996; Habermas, 1989; Rawls, 1996].

Словарь «Мерриам-Вебстер» дает следующий перевод термина deliberation: «дискуссия или обсуждение группой лиц (таких, как жюри или законодательное собрание) аргументов за или против какого-либо действия» [Deliberation, 2018].

Основные постулаты данного направления в политической теории, отмечается в статье в энциклопедии Британника, посвященной делиберативной (дискурсивной) демократии[18 - Вряд ли можно согласиться с переводом данного термина на русский язык как «совещательная демократия», который используется в ряде изданий по теории демократии (см., например: [Хелд, 2014]), поскольку в таком случае ускользает смысл термина, связанный с латинским глаголом delibero – взвешивать (мысленно), обсуждать, обдумывать. На это справедливо указывает известный исследователь американской демократии Э.Я. Баталов [Баталов, 2010, с. 269].], состоят в следующем: «политические решения должны быть результатом честной и аргументированной дискуссии и дебатов между гражданами. В делиберации граждане обмениваются аргументами и обсуждают различные утверждения, конструируемые с целью обеспечить общее благо. В процессе этого обсуждения граждане могут прийти к соглашению относительно того, какая процедура, какое действие или политика будут лучше всего способствовать общему благу» [Eagan].

Впервые термин «делиберативная демократия» был использован в работе американского автора Джозефа Бессета, опубликованной в 1980 г. [Bessette, 1980], хотя еще ранее идеи «демократии обсуждения» развивал американский философ Джон Дьюи [Dewey, 1954].

Наибольшее влияние на формирование теории делиберативной демократии оказали известные философы Юрген Хабермас и Джон Ролз. Шанталь Муфф, анализировавшая концепции этих мыслителей, справедливо видит их заслугу в том, что они вернулись к проблемам морали и справедливости в политике [Муфф, 2004].

Вклад Хабермаса состоит прежде всего в разработанной им теории коммуникативного действия. Под коммуникативным действием он понимает такое взаимодействие, интеракцию по крайней мере двух индивидов, которое упорядочивается согласно нормам, принимаемым за обязательные. Целью коммуникативного действия, в отличие от инструментального, ориентированного на успех, является у Хабермаса взаимопонимание действующих индивидов, их рационально достигаемый консенсус. Такой консенсус предполагает координацию тех усилий людей, которые направлены именно на взаимопонимание и взаимодействие. «Коммуникативными я называю такие интеракции, в которых их участники согласуют и координируют планы своих действий; при этом достигнутое в том или ином случае согласие измеряется интерсубъективным признанием притязаний на значимость» [Хабермас, 2001, с. 91]. Обосновывая свои притязания на истинность и правильность, участник коммуникации «приводит рациональные аргументы в качестве гарантии, т.е. дискурсивным путем добивается признания слушателей и тем самым обеспечивает объединение планов действий различных людей» [Марков, 2006, с. 336–337].

Коммуникация происходит в соответствии с обязательными правилами, которые «укоренены в структурах самой аргументации и не нуждаются в каком-либо внешнем авторитете, ибо признаются любым компетентным субъектом, включающимся в процесс общения» [там же, с. 333].

Коммуникация между индивидами строится, согласно Хабермасу, на диалогическом принципе. «При этом диалог понимается им как свободное взаимодействие индивидов, в котором индивидуальность не подавляется, а, напротив, проявляется во всем ее богатстве» [Зайцев, 2012].

Важным аспектом коммуникации является у Хабермаса признание общезначимости моральных норм, для чего необходима процедура их легитимации, т.е. «обоснования и оправдания с точки зрения справедливости» [Марков, 2006, с. 337], что реализуется коллективными, совместными усилиями участников коммуникации. Хабермас вводит понятие «этики дискурса», которая включает принципы как справедливости, так и солидарности. Он подчеркивает, что «согласно этике дискурса, та или иная норма лишь в том случае может претендовать на значимость, если все, до кого она имеет касательство, как участники практического дискурса достигают (или могли бы достичь) согласия в том, что эта норма имеет силу» [Хабермас, 2001, с. 104].

Ключевым понятием у Хабермаса является понятие публичности, публичной сферы. «Публичность (Offentlichkeit) – сфера, в которой происходит презентация участниками общественной коммуникации своих частных интересов и мнений, которые интерпретируются и получают признание в качестве общественно значимых» [Назарчук, 2011].

Свою трактовку делиберативной политики Хабермас называет «процедуралистской» [Хабермас, 2008, с. 381], сопоставляя ее как с либеральной, так и с республиканской концепциями политики. Согласно либеральной концепции процесс формирования политической воли осуществляется через компромисс интересов, реализуемый через процедуры представительства. В республиканской концепции формирование политической воли осуществляется в форме «этического самосогласия», в основе которого лежит «фоновый консенсус граждан» относительно республиканских принципов. «Теория дискурса воспринимает элементы обеих сторон и интегрирует их в понятии идеальной процедуры совещания и принятия решений. Эта демократическая процедура устанавливает внутреннюю связь между переговорами, дискурсами самосогласия и справедливости и обосновывает предположение, что при таких условиях достигаются разумные и, соответственно, честные результаты» [там же, с. 392].

Однако, в отличие от республиканизма, теория дискурса «делает осуществление делиберативной политики зависимым не от коллективно дееспособной совокупности граждан, но от институционализации соответствующих процедур… Там совокупность граждан рассматривается как коллективный актор, рефлексирующий над целым и действующий ради него; здесь отдельные акторы функционируют как зависимые переменные во властных процессах, осуществляющихся вслепую, ибо по ту сторону актов индивидуального выбора не может быть никаких осознанно осуществляемых коллективных решений…» [там же, с. 395].

Таким образом, Хабермас подчеркивает роль индивидуальных акторов в реализации делиберативной политики, индивидов, которые сами делают выбор относительно своих позиций и следуют определенным процедурным правилам.

Реализация делиберативной политики зависит в трактовке Хабермаса от процесса институционализации процедур коммуникации, которые осуществляются как в форме совещаний парламентского корпуса, так и в сети коммуникаций в публичной сфере и которые «образуют арену, где может происходить более или менее рациональное формирование общественного мнения и политической воли по поводу значимых для всего общества тем и нуждающихся в регулировании дел» [Хабермас, 2008, с. 396]. Таким образом возникает коммуникативно производимая власть, которая через влияние общественного мнения на институционализированные формы (выборы, законодательство) трансформируется в административно применяемую власть [там же].

Оценивая перспективы делиберативной политики, Хабермас отмечает, что эта политика, присущие ей способы политической коммуникации зависят от «ресурсов жизненного мира – от свободолюбивой политической культуры и от просвещенных форм политической социализации, прежде всего от инициатив ассоциаций, где формируются мнения…» [там же, с. 400–401].

Хабермас, со ссылкой на американского автора Майклмана, вводит понятие «делиберативности», под которой он понимает установку на социальное сотрудничество, открытость, готовность к дискуссии, и «делиберативной среды», т.е. условий для обмена мнениями и для влияния этих мнений в обобщенном виде на принятие решений. Он отмечает, что «спор мнений, вынесенный на политическую арену, обладает легитимирующей силой не только в смысле предоставления доступа к властным позициям; скорее, последовательно проводимый политический курс обладает обязательной силой также и в отношении способа осуществления политического господства» [там же, с. 389]. И далее он делает важный вывод, касающийся легитимного функционирования власти: «Административная власть может применяться только на политической основе и в рамках законов, создаваемых в ходе демократического процесса» [там же].

Джон Ролз, автор известного фундаментального труда по «теории справедливости», вышедшего в 1975 г. [Ролз, 1995], так же, как и Хабермас, внес существенный вклад в обоснование важных постулатов делиберативной теории. Ролз сформулировал свою концепцию справедливости, в которой он видел «моральный базис демократического общества» [там же, с. 15], как альтернативу концепциям утилитаризма, в русле договорной теории – теории общественного договора Дж. Локка, Ж-Ж. Руссо и И. Канта.

Основная идея Ролза состоит в том, что «принципы справедливости для базисной структуры общества являются объектами исходного соглашения. Это такие принципы, которые свободные и рациональные индивиды, преследующие свои интересы, в исходном положении равенства примут в качестве определяющих фундаментальные соглашения по поводу своего объединения. Эти принципы должны регулировать все остальные соглашения; они специфицируют виды социальной кооперации, которые могут возникнуть, и формы правления, которые могут быть установлены. Этот способ рассмотрения принципов справедливости я буду называть справедливость как честность» [Ролз, 1995, с. 25].

Люди, занятые в социальной кооперации, должны, согласно Ролзу, «решить заранее, как они будут регулировать свои притязания друг к другу и какова должна быть основная хартия их общества. Точно так же, как каждая личность должна решить путем рациональных размышлений, что составляет благо, т.е. систему целей, рациональную для их преследования, так и группа людей должна решить раз и навсегда, что считать справедливым и несправедливым. Выбор, который должен был бы сделать рациональный человек в этой гипотетической ситуации равной свободы, определяет принципы справедливости» [там же].

Концепция справедливости как честности подразумевает у Ролза некую гипотетическую ситуацию (аналогичную естественному состоянию в традиционной теории общественного договора), при которой все индивиды имеют исходно равное положение и выбирают принципы справедливости за «вуалью неведения» (veil of ignorance), т.е. пребывая в неведении относительно своего социального положения, роли в обществе и не имея собственных концепций блага. А поскольку «все имеют одинаковое положение и никто не способен изобрести принципы для улучшения своих конкретных условий, принципы справедливости становятся результатом честного соглашения или торга» [там же, с. 25–26]. Таким образом, Ролз определяет участвующих в заключении общественного договора индивидов как равных моральных и рациональных личностей, имеющих определенные представления о справедливости и способность к пониманию блага.

Идеал общества, основанного на таком договоре, принимает у Ролза очертания «справедливой системы кооперации… между гражданами как свободными и равными личностями». Речь идет об обществе, где обеспечено честное равенство возможностей в сфере экономики и где действующие институты «поддерживают справедливую ценность политических свобод» [Ролз, 1995, с. 12].