Бретонские легенды

– Да, да, отец мой, – сказал портной, – нас не надо уговаривать ни поесть, ни попеть.

Отойдя поодаль, портной шепнул Рене:

– Половник-то у него длинный, а ум короткий!

– Смотри, дочь Симона там…

Рене больше и слова проронить не мог. Портной усмехнулся.

– Пойдем, – позвал его Рене, – мне нужно поглядеть на нее.

Он резко поднялся из-за стола. Портной прихватил свой кафтан и пошел вслед за Рене в толпу, чтобы удержать его, если тот захочет слишком быстро решить дело.

Вокруг аббатства толпилось множество людей, одни из него выходили, а другие только еще шли туда, чтобы набить животы.

Возле часовни, до самого моря тоже была толпа. Богатые ставили красивые палатки. Там блистало золото и серебро конских сбруй и людских украшений.

Конюхи и слуги сновали туда-сюда, кто крутился возле лошадей, кто – вокруг господ. Смех доносился из палаток.

Народ снова начал собираться толпой. В этой толпе Рене увидел тех, кого искал: девушку и ее воздыхателя. Весь надутый от гордости, молодой человек угощал ее у какой-то лавки.

Рене вспомнил, что у него в кармане лежат три гроша, которые он собирался потратить на празднике. Но далеко ли уйдешь с тремя грошами? Да и то, когда он посмотрел внимательно, оказалось, что в кармане у него всего один грош, ведь по дороге он выпил кружку сидра и угостил портного. «Может, у портного и найдутся деньги? – подумал он. – Десяти–двенадцати грошей до конца дня вполне хватит».

– Фанш, – прошептал он на ухо приятелю, – у тебя не найдется денег дать мне взаймы?

– Найдется, а как же! Если хочешь, могу дать тебе шесть грошей.

– Только шесть! Ну ладно, давай сколько есть.

– А кстати, тебе же сегодня утром дала денег мать.

– Да, для пожертвования.

– Сказал тоже! Деньги для монахов! Что будут делать монахи с твоими четырьмя реалами? А тебе, представляешь, сколько удовольствия эти денежки доставят!

Говоря это, портной посмеивался, а Рене не знал, что и ответить.

– Мне нужно как-нибудь так устроить, чтобы поговорить с ней.

Он старался попасться на глаза девушке, а сам думал: «Тот-то небось уже все из своего кошелька выгреб. Если выложу перед ней эти четыре реала – он еще не решался говорить про себя "мои четыре реала", – она точно пойдет со мной».

Как он думал, так и случилось. Увидев серебряную монету, девушка распрощалась со своим поклонником, и весь остаток дня Рене, румяный от удовольствия, приосанившийся, водил ее от одной лавки к другой.

Стоит ли говорить, что скоро-скоро ничего не осталось ни от денег портного, ни от денег Девы Марии. Вечером Рене проводил девушку до дому. Там его приняли хорошо, ведь родители узнали от дочери, как она провела день. И все-таки, когда наступила ночь и Рене пошел обратно в Кервезен, ему было невесело.

– Хорошо ты денек провел, – сказал ему портной.

– Хорошо, по-твоему?

– А чем плохо? Лучше и не бывает. Если и дальше так продолжать будешь, то скоро в Кервезене свадьбу сыграют.

– Тебе-то хорошо говорить «если и дальше так продолжать». Ты всегда мне деньги давать будешь?

– Ты сам знаешь, у кого самый большой кошелек. Ты что, не помнишь, что я тебе говорил недавно вечером? Смотри, куда ты сам себя завел. Вспять не повернешь, над тобой все смеяться будут. Ты с ней сегодня слишком далеко зашел. Чтобы дальше идти, тебе нужны только деньги. И они у тебя будут, стоит только захотеть, для этого не надо будет ни воровать, ни убивать, ни работать. Я тебе так скажу: уж взялся за гуж, не говори, что не дюж.

Долго говорили они, пока шли от Дисплег до Кервезена. Открывая калитку, Рене сказал приятелю перед тем, как попрощаться:

– Ну ладно, сделаем мы это в воскресенье ночью…

* * *

В то воскресенье Рене поднялся рано утром. Не лежалось ему, не спалось. Он дал корма лошадям, а потом только и делал, что ходил туда-сюда: то в дом, то из дома, – и все ждал вечерней службы.

Когда пробило девять, он оделся и пошел к ближайшему городку. Навстречу ему попались несколько приятелей, которые завели его в кабак. Там он немного повеселел, и, когда он вошел в церковь под зазывный звон, глаза у него блестели, а лицо покраснело.

Господин священник в тот день читал проповедь по Евангелию. А в Евангелии шла речь об искушении Господа в пустыне.

– Смотрите, – говорил священник, – какова цена души человека! Она стоит больше, чем все блага на земле, больше, чем жизнь тела. Лучше жить в бедности, лучше тысячу раз умереть от голода, чем жить в богатстве, но с потерянной душой. Все, что сотворено, должно умереть, рассыпаться золой. Только душа никогда не умрет.

И много еще других красивых вещей говорил священник о том, как велика и как ценна душа.

Все внимательно слушали наставления, данные самим Богом, и только двое посмеивались в кулак: портной и Рене. Они сидели рядышком и всю проповедь и всю службу только и делали, что улыбались и перешептывались.

И все-таки Рене был неплохим парнем. Только похож он был на теленка, который идет за каждым, кто его за веревочку потянет. Вот портной и ухватился за эту веревочку и не отпускал ее. После мессы Фанш отвел Рене в кабачок, а оттуда взялся проводить домой, когда настал вечер.

Портной жил один в своем доме, крытом соломой, который он построил неподалеку от Кервезена. Там они с Рене очутились в одиннадцать вечера. В очаге горел слабый огонек, дымил светильник, укрепленный на деревяшке у камина.

Рене сидел, не смея поднять головы… Фанш Торшенн, не спуская горящих глаз с приятеля, говорил тихо, хотя, кроме них двоих, в хижине никого не было.

– Тебе ничего не нужно делать, только напиши на клочке бумаги имя, которым тебя окрестили, и в полночь принеси его к подножию креста. А на следующий день, тоже в полночь, придешь и увидишь там вместо своей бумажки кошелек с золотом. И с этим кошельком тут же станешь богачом.

Рене поднял глаза и посмотрел в лицо портному, разом протрезвев. Бедного парня так и трясло от страха, но в то же время он чувствовал, как в нем просыпается странное желание попробовать сделать это, хоть и не очень верил он словам портного.

– Ну будь ты мужчиной хоть раз в жизни! – убеждал портной, – да я говорю тебе, надо только руку протянуть – и ты схватишь счастье и богатство. И это будет действительно жизнь, а не какое-то там прозябание – всю жизнь то у одного в поле горбатиться, то у другого. Будь мужчиной, я тебе говорю, переплюнь всех, и будет у тебя награда!

Но Рене-то знал, о какой награде шла речь.

– Ладно, – сказал он, – дай мне подумать до завтра.

– Да послушай ты меня! – горячился портной (а уже пробило одиннадцать). – Напиши свое имя вот на этой бумажке, и в полночь мы будем уже в Дисплег.

И так стал убеждать Рене, друзья мои, что тот согласился и написал имя, которым его крестили, и пошли они вдвоем к кресту, который стоял в Дисплег.

Было темно, на луну то и дело набегали черные облака.

– Поторапливайся, – повторял портной, – по-моему, время уже подходит.

Они молча шагали рядом, иногда Рене оглядывался по сторонам: то куст пошевелится от ветра, то собственная тень побежит по придорожной насыпи, когда проглянет луна, и каждый раз вздрагивал от страха. Бедный парень весь взмок, хоть и дрожал от холода, будто его лихорадило.