Кошки и люди. Истории любви

Меня же по-прежнему тянуло к четвероногим. Рискуя навлечь на себя праведный мамин гнев и неделю домашнего ареста, я стремилась погладить каждое встречаемое мной животное, приласкать всех в округе кошек и собак.

Когда мне исполнилось двенадцать, в семье неожиданно появилась собака. Настолько неожиданно, что мама забыла про ряд неизлечимых страшных болезней, которыми собака могла заразить всех и каждого. Собака стала любимой, а мама превратилась в гордую собачницу, выгуливающую на поводке красивого эрдельтерьера.

Отношение к кошкам у мамы оставалось прежним. Они продолжали быть в ее глазах исчадьями ада, ниспосланными на землю, дабы заразить человечество, в лучшем случае, глистами и лишаем. Я же втайне мечтала о настоящей полной семье, где помимо собаки имеется еще и кот.

Прошло еще три года. Мы, как обычно, проводили лето в деревне всей семьей, включая собаку. Она вставала раньше всех, просилась на улицу и, сделав свои ежедневные собачьи дела, предавалась сельским радостям. Каталась по нескошенной траве, грызла палочку и гоняла соседских кур.

В то утро мы неожиданно проснулись около шести утра от лая собаки. Лай был какой-то нетипичный. Монотонный и нескончаемый. Строго выдерживая одну ноту, собака неустанно повторяла: «Гау-гау-гау-гау. Гау-гау-гау-гау».

Спать под такую арию точно было невозможно. Мы вышли во двор. Тут же увидели причину необычного собачьего поведения. Причина сидела на двухметровом заборном столбе и жалобно мяукала.

Это был полосатый котенок, совсем недавно открывший глаза. Худой, грязный, с гноящимися глазками и каким-то неприглядным непотребством под тощим хвостом. Как он очутился у нашего стоящего на отшибе дома и как сумел забраться на высоченный для него столб – загадка и по сей день.

Увидев сие явление, мама побледнела, закричала и тут же приказала папе надеть строительные рукавицы и унести «эту пакость» подальше от жилища. На проселочную дорогу. Мы с братом взмолились. Его же там деревенские злые собаки загрызут! Или трактор раздавит и не заметит. Решено было дождаться бабушку. Она обладала в семье решающим голосом и должна была вот-вот приехать из города.

Бабушка прибыла к обеду. Собака продолжала ту же песню, заняв охотничью стойку у столба с котенком. Скудность собственного репертуара ее не беспокоила.

Бабушка сказала, что ни на какую дорогу котенка нести не надо. Его надо помыть и поселить в дровянике. Может, и хозяева найдутся.

Мы вооружились строительными рукавицами, резиновыми перчатками, самым непригодным медным тазиком и самым старым куском хозяйственного мыла, выданными грозной мамой. Сняли котенка со столба и понесли купать. Собака к тому времени слегка подустала и отправилась подремать.

Котенка искупали, вытерли и определили во временное убежище. В дровянике среди аккуратно сложенных поленниц дров поставили коробку, постелили на дно кусок войлока. В кастрюльку из моего кукольного сервиза положили свежего творога, а в пустую баночку из-под йогурта налили воды. Дровяник закрыли снаружи на замок, чтобы никто не стащил вместе с дровами еще и коробку с чистым котенком. Наступила ночь и все, включая собаку, отправились спать.

На следующее утро стало понятно, что легко сдаваться собака не собиралась. Поняв, что источник вчерашнего волнения находится в дровянике, она встала в наступательную позу и завела привычное «Гау-гау-гау-гау». Осознав, что сам котенок из дровяника не выйдет, собака вспомнила, что является охотничьим норным терьером. Начала рыть подкоп под хранилище дров. Ее упорству можно было позавидовать. К обеду была вырыта яма размером с хороший партизанский окоп. Мы с братом ее закопали обратно. Через день собака вырыла подкоп снова. Мы снова зарыли. Этот сизифов труд продолжался неделю.

Котенок тем временем набирался сил, охотно пил свежее коровье молочко, ел творог и учился самостоятельно выбираться из коробки. Упражнялся в лазании по уложенным доверху дровам.

Наконец, собаке удалось прорваться в дровяник через подземный лаз. Котенок уже ловко умел забираться на самый верх поленницы. Собака глянула на него снизу вверх, поняла, что тягаться в искусстве лазать ей с этой полосатой мелочью не стоит. В качестве утешения съела кошачью еду из мисочек.

С тех пор я стала ставить еду на дрова, вне досягаемости собаки.

Прошел месяц, решено было дать нашему полосатому котенку имя. Путем нехитрого кидания жребия, было выбрано имя Том.

Том рос, наедал животик. Начал выходить погулять на травку во двор.

Тут и состоялся первый мирный контакт кошки с собакой. Сначала они просто смотрели друг на друга. Затем собака сделала шаг вперед. Том упал на травку и начал кататься прямо перед носом удивленной собаки. Она наклонилась, понюхала его и начала облизывать сначала брюшко Тома, а затем каждый из подставляемых полосатых бочков.

Так начиналась их дружба.

Лето подходило к концу, ночи становились холодными. Было решено переселить Тома из дровяника в дом, в сени. Тем более, что где-то под полом уже с неделю пищала мышь. А мышей мама боялась еще больше кошек.

Том спал возле рукомойника в сенях в непосредственной близости мисок с собачьей едой. Периодически он забирался на внушительный пень, служащий собаке столом. Прогуливался между необъятных по размеру мисок с собачьей едой и водой. Время от времени отъедал часть чужой пайки строго по краю. Осмелел и делал это уже в присутствии собаки. Она не возражала.

Лето закончилось, мы уехали в город вместе с собакой. Том остался в деревне на весь сентябрь вместе с бабушкой и дядей. Сентябрь был месяц их традиционного господства в деревенском доме. В лесу как раз пошли клюква и брусника. После окончания ягодного сезона дом закрыли на зиму, а Том переехал в городскую бабушкину квартиру. На семейном совете было решено животных поделить. Зиму Том жил у бабушки, а лето проводил с нами. Также он переезжал на школьные каникулы пообщаться с нами и с собакой.

Перемещения Тома по городу происходили преимущественно на метро. Никаких специальных переносок тогда не было. Для транспортировки кота бабушка приспособила добротную корзинку для грибов. Тома чрезвычайно интересовало все, что происходит вокруг. Он ездил в корзинке с гордо поднятой головой, которая была прикрыта предохранительной сеткой-авоськой. Напоминал он при этом почтенного старичка, нахлобучившего перед сном сеточку для волос.

Накануне Нового Года бабушка с дядей привезли нам несколько коробок и корзинок деревенских даров. Замороженную клюкву, сушеные грибы, банки с солеными огурцами… Семь или восемь коробок и корзинок. В одной из корзинок сидел Том, приехавший встретить с нами зимние праздники.

Поклажу подняли на наш десятый этаж и уже приготовились звонить в дверь. В этот момент откуда-то из темного угла выскочил некто в темной куртке с капюшоном. Схватил первую стоящую к нему корзинку, самую большую и красивую, и пустился с ней прочь по лестнице вниз.

– Отдай котенка! Котенка верни, бандит! Поставь корзинку, не то убью! – кричала бабушка, бросившаяся в погоню за вором по лестнице, забыв про свой артрит.

– Я на лифте на первый этаж! – крикнул дядя, – перехвачу его внизу.

Поняв, что попал в западню, а, может, осознав, что в украденной корзинке был всего лишь полосатый кот, не представлявший особой материальной ценности, вор оставил Тома между седьмым и шестым этажами.

В тот вечер мы все, не в силах сразу отойти от возможного печального исхода событий, по очереди не спускали нашего общего полосатого котика-подростка с колен. Он не возражал.

Характер у Тома был самый что ни есть кошачий. Он сидел на коленях лишь когда сам того хотел. Специально никогда не искал ласки, но против поглаживаний и почесываний не возражал. Свято ценил собственную независимость. Спал в одиночестве на самом настоящем кресле, куда никто, кроме него, не смел садиться. Даже наши дорогие гости.

Середина девяностых была не самым сытым временем, но котик наш должен был питаться отменно. Мы ежемесячно выдавали бабушке прибавку к пенсии для покупки диковинной в ту пору вещи – специальной кошачьей еды. По выходным в любую погоду, повязав видавший виды пуховый платок и вооружившись сумкой-тележкой, бабушка отправлялась на известный каждому петербуржцу Сенной рынок. Закупив продуктов на неделю, она принималась искать затерянный среди многочисленных лотков, палаток и ларьков единственный на рынке киоск с необычной надписью «Товары для животных».

– Не подскажете, где тут для кошек и для собак питание продают? – спрашивала бабушка у хмурых покупателей товаров первой необходимости.

– Бабка, тут самим скоро жрать будет нечего, а ты для кошек и собак еду покупаешь! – как-то отчитал бабушку продавец ножек Буша.

Том вырос и превратился в крупного полосатого кота роскошной наружности. Он по-прежнему гостил у нас на каникулах, воспринимая нашу квартиру как одну из своих многочисленных царских резиденций.

Время шло, и с нами жила уже другая собака. Ей Том живо объяснил, кто главный и каково ее место в жизни. Подошел и со всего размаху влепил когтистой лапой по немаленькому собачьему носу. Собака расстановку сил поняла и в присутствии Тома ходила по стеночке, поджав хвост.

Однажды не стало и нашей бабушки. Том превратился для мамы в самую главную бабушкину память, ее любимца, выжившего благодаря ее воле. Она попросила дядю отдать нам кота навсегда. Но дядя, к тому времени женившийся и обзаведшийся ребенком, Тома отдавать категорически не желал. Жена и ребенок были солидарны и готовы были отстаивать права на кота до последнего. В семье назревали нешуточные, шекспировские страсти.

Договорились увеличить пребывание Тома в нашем доме.

Старел Том красиво. Благородный характер его не испортился, роскошная полосатая шубка не потускнела. Вот только иногда все-таки сказывались без малого семнадцать прожитых лет.

В последний год своей жизни он вдруг перестал посещать собственный лоток. Мы удивились, ибо с туалетом у кота никогда проблем не было. В доме бабушки он даже пользовался человеческим унитазом и тянулся лапкой к кнопке слива. В нашей квартире сантехника была не очень удобной конфигурации, и Том исправно пользовался лотком.

Заметив, что вот уже которую неделю кошачий туалет остается нетронут и чист, мы принялись искать по углам отложенные сюрпризы. Все было чисто. Ни малейшего намека на запах. Но через несколько дней завяла наша заморская полутораметровая пальма в фарфоровой кадке. Когда мы несли увядшее растение на помойку, в недрах кадки обнаружили то, что должно было быть в кошачьем лотке. Очевидно, Том под старость вспомнил месяцы в деревне, где так приятно было находить уголки задумчивости под кустами смородины. А заморская пальма не вынесла такого напора натуральных удобрений.

Том угас за неделю. Ему было восемнадцать лет. Последние дни он не вставал даже попить водички, лежал под капельницей. Он ушел от нас и вопреки всем христианским традициям нашел свое последнее пристанище рядом с могилой бабушки, на человеческом кладбище.

Мы верим, что где-то далеко они сейчас гуляют по кущам райских садов и Том, распушив свой полосатый хвост, гоняется за райскими птичками, взирая на нас с высоты облаков мудрыми зелеными глазами.

А знаете ли вы, что…

В столице Турции, Стамбуле, кошки – полноправные жители города, которых прикармливают и о которых постоянно заботятся, оставляя миски с едой и водой. Культ кошек начался во времена Пророка Мухаммеда, кошка – его самое любимое животное. Кошкам было разрешено заходить в мечети. Считалось, что в месте, где живет кошка, нет нечисти и враждебности. В исламе нет священных животных, но кошек запрещено бить и издеваться над ними. Мухаммад запретил продавать котов за деньги или обменивать на товары. Есть такая поговорка «Если ты убил кота, ты должен построить мечеть и просить прощения у Бога».