Ах, полевые цветы,
разве вы в том виноваты,
что окропляете кровью ланы,
а не цветёте у хаты?..
2. Ушедшие в Ирий
Незабудки-синеглазки,
как из выдуманной сказки…
Как из дьявольской легенды,
где в избытке чёрной краски…
Незабудки-синеглазки…
Незабудки-кареочки
из той – невозврата – точки,
за которую в ненастье
ушли верные сыночки…
Незабудки-кареочки…
Незабудки – чёрны очи…
Звёздами с покровом ночи
смотрите с небес на Землю,
корчащуюся от порчи…
Синеглазки, кареочки, чёрны очи…
3. Параллели
В лоно мягкое южной ночки
погружает свой стан Тель-Авив
в облаков кружевной оторочке
под игривого плеска мотив.
Созерцать с высоты панораму
вышел в небо солист Орион.
Начал, выплеснув звёздную гамму,
репетировать арию он.
Через год, через пять, через сотни
будет реквием петь в эти дни
над Небесным Созвездием Сотни
Украинской Свободной Земли.
Мысли скрещивают параллели
в безмятежном покое небес.
Обнимают скворцы-менестрели
их дождавшийся пальмовый лес.
Рдеют неба свекольные щёчки
в предвкушении неги и сна,
наливаются силою почки —
с нетерпеньем любви ждёт Весна.
Украинский мотив
1
Кровью моей стали два цвета:
солнечный Жёлтый от щедрого лета
с хлебами и хмелем, от золота Лавры,
тот жёлтый, как мёд, как степные пожары,
и жара Стожара, Луны окаянной,
в ночной бесовщине разгульной и пьяной;
и цвет Голубой – от весеннего неба,
от льна голубого – полесского хлеба,
от голубя воли, свободы и мира,
от синего моря у Южной Пальмиры,
от света далёкой звезды одинокой,
что ярче всех звёзд той страны синеокой,
бездна которой, с рассветом бледнея,
цветёт синью нежной. Лазурная Гея
глядится в надзвёздные сферы зерцала —
в ней крови двухцветной исток и начало.
2
Когда б смогла я написать стих, но
на моей рiднiй украiнськiй мовi,
я б написала: мы тогда народ,
когда воспрянем с украинским словом.
Я бы сказала: мы тогда страна,
когда, владея мовой соловьиной,
прославим нашу Неньку, имена
семьи радушной, вольной и единой.
Вам говорю на языке чужом,
но из души – звук песен Украины…
Воскресни, Мово, и лунай дзвiнком
в сузiр'i мов – Великоi краiни!
3
Мне бунтарство моё —
что бродяге похмелье…
Разрази душу, гром,
в семикомнатной келье!