И не надо даже
Полцарства.
Ток несётся, бежит
По венам.
Я нектаром любви
Вдохновенна…
Наш роман – недопетая песня
Наш роман – недопетая песня,
И не сыграна роль до конца
У любви. Не дописана пьеса
Оказалась для нас у Творца.
Что задумано – мы не ведаем,
Почему разделила судьба.
По дорогам, землям неведанным
Бродят души. И где та тропа,
Что смогла бы свести, пусть временно, —
Вновь обнять, заглянуть в глаза?
Но гудит ночью ветер демоном,
Свет скорбящей луны – слеза
Пронзит сердце, вскрыв одиночество,
Половодьем нахлынет тоска,
И ночами бессонница топчется
На пороге, всегда – не легка.
Встрепенутся воспоминания,
К небу вольными птицами взмыв,
И застынет немой крик отчаянья
Перед Господом боль обнажив.
Вад. Пан
С 1998 года – активный участник Р. Ж. и прочих форумов (понятия «блогер» еще не было).
С 2007-го – автор портала «Проза. ру», публикации в журнале «Край городов».
2008 г. – первая версия повести, издание книги «Дети питерских улиц».
2010 г. – диплом конкурса «Белая скрижаль».
2011 г. – лауреат конкурса «Лито. ру», призовая публикация в журнале «Контрабанда».
2019 г. – вторая версия повести, издание книги «Дети гранитных улиц».
2020 г. – лауреат Московской литературной премии.
Стерва
Многие состояния души имеют свои логичные определения.
Стервозность не из их числа. Это проявление слишком неоднозначно, даже двойственно. Подобная двойственность знакома входящему в класс учителю, которому возвышенные гуманистические принципы так же близки, как приемы дрессуры, и так же далеки, как идеи эпохи Просвещения, возносящие эго встречающих его чад в центр мироздания!
Двойственность – самое сложное, с чем приходится примирять сознание.
Покинувшей высокий начальственный кабинет женщине это было известно лучше многих. Легкой походкой миновала она приемную. Свое сознание Марине приходилось примирять не только с этим!
– Сука! – сдавленным рокотом извергался избыток чувств за оставленной за спиной дверью. Эмоции хозяина кабинета резко контрастировали с образом ответственного работника.
Впорхнувшая вслед за посетительницей секретарша остановилась перед руководителем как вкопанная, опешив, потеребила пальцами принесенные листы и предпочла ретироваться обратно. Ей еще не доводилось видеть начальника в таком состоянии. Тот и сам уже не помнил, что еще может так раздражать, как собственная жена!
– Сволочь, змея!.. Точно змея! – продолжал бушевать он наедине с собой. – Ну за что мне такое?! В чем я так нагрешил?! – взмолился, наконец, мужчина, воздев руки к потолку.
– Это кто у Сивкова был? Я тут с распечатками бегала, прихожу, а он там сам не свой… – затараторила молодая секретарша в ухо сидящей рядом даме.
– Это его жена приходила! – фыркнула в ответ соседка. – Знаешь ведь, Цой погиб? Совещание собирали, они там, в Ленинграде, к похоронам готовятся… Тоже мне семейка! Муж в Москве, жена в Ленинграде…
– А жена-то здесь при чем?! – удивилась секретарша. – Говорили же, она в Питере литературу в старших классах преподает?!
– Ну, понимаешь… училка училкой, но, во-первых, она жена Сивкова… и в Питере, в комитете по законности и правопорядку… А организацию похорон Ленсовет спихнул на ее комитет, так что и Цоя ей хоронить!
– М-да… не повезло бабе, – сочувственно протянула секретарша.
– …Этой?! Эта кого хочешь похоронит!
– Меня ни для кого нет! – раздался в трансляторе знакомый голос начальника.
Сивков откинулся в кресле, разминая отходящие от дрожи руки.
– …Да! Нервишки ни к черту! И как ей это удается?! Нет, давно с этим надо кончать! Бывают же и нормальные жены… – рассуждал он, доставая бутылку.
– А не боишься?! – всплыла в памяти сквозь коньячный янтарь наполненного бокала дерзкая усмешка Марины. – Я же змея… Сможешь жить со змеей?.. Я кусаюсь! – так когда-то ответила юная кокетка на предложение мажора. Но Сивков ни черта не боялся. Он вообще не видел особой разницы в представительницах прекрасного пола. По его теории, с тем же успехом он мог встать у метро и делать предложение руки и сердца каждой встречной, до первой согласившейся… лишь бы угодить отцу, имевшему на него свои планы.
…Но угодить отцу с «первой встречной» было нереально. Его и отправили в ленинградскую «ссылку» потому, что отцу не нравилось московское окружение отпрыска. Возвращение на предначертанный путь Сивкова-младшего пролегало лишь через подтверждение собственной серьезности и состоятельности, и вступить на него он мог только под руку с достойной женой из приличной семьи…
И Марина для этого вполне подходила! Профессорская дочь, филолог, из семьи потомственных искусствоведов… Это должно было удовлетворить папашу. А сын в качестве бонуса получал еще и миниатюрную очаровашку с чудной фигуркой и милой мордочкой, чего тут было думать?!!
Марина приняла предложенную ей сделку. Только привычного Сивковым почтения к фамилии сталинского героя, легендарного координатора «рельсовой войны» от этой семейки ждать не стоило.
– Надо же было за кого-то выходить?! – без обиняков пожимала плечами Марина на укоры мужа: «Зачем она вообще согласилась на этот брак?!!». Того раздражала не в меру активная общественная деятельность, развернутая супругой в Ленсовете.
– Нет, я многое могу понять, хочешь жить на помойке – черт с тобой, живи! Ползай по бомжатням, возись со своими сирыми да убогими… Я уже ко всему привык. Но объясни, что у тебя с этой поэтессой Татьяной Ёж?! Почему каждая собака с ехидной рожей лезет ко мне выяснять, правда ли, что моя жена – лесбиянка?!!
– Мне еще и сыну героя СМЕРШа объяснять, что «так надо»?! – издевалась супруга. – У папы спроси: что такое оперативная работа?! Пойми, что профиль моей работы – это поэты, художники и прочие неформалы… А посмотри на меня… – Марина вытянулась, выпятив полуобнаженную грудь, соблазнительно приглаживая обтягивающее стройное тело облачение. – Неужели не ясно, где приходится бывать, с какими людьми общаться… и не то чтобы не совсем нормальными, а иногда просто чокнутыми!
…Там быть лесбиянкой безопасней!