Кавказ. Выпуск XXX. Кавказский этикет

А теперь обратимся к тем древним временам, когда еще полудикий человек не знал, как следует вести себя при встрече с себе подобными. Не сомневаюсь, что, возможно, он пробовал запустить в него камнем или чем-нибудь поувесистее. Но в ответ он получал скорее всего такой же камень, а быть может, и потяжелее. В самом обществе должен был накопиться немалый опыт, прежде чем человек мог прийти к выводу, что во избежание неприятностей следует встречного приветствовать не только словом, но еще и поднятием свободной от оружия правой руки – в знак полного благорасположения.

Может быть, такое было началом сложения норм и правил взаимного обхождения между людьми. А быть может, началом послужила какая-то другая, также часто повторяющаяся в жизни ситуация. В сознании человека со временем отложилось, в каких случаях как он поступал и что из этого получалось. То, что приносило успех, он повторял в другой аналогичной ситуации.

Так складывались первые «стандарты» общения человека с другими людьми. Вот такие «стандарты» и образуют то, что мы называем этикетом. Кажется, теперь можно попытаться сформулировать рабочее определение этого понятия:

Этикет – это исторически сложившиеся и функционирующие в обществе неписаные правила и нормы взаимоотношений между людьми.

О слове «неписаные»: это означает, что этикет не учреждается законодательно, никем сверху не навязывается, а складывается сам по себе, спонтанно, без волевого действия с какой-либо стороны.

Как мы можем судить, непременным условием возникновения и существования этикета является человеческое общение. Без этого невозможно появление правил и норм, регулирующих наше отношение к кому-либо или же чье-либо отношение к нам. Значит, этикет сам по себе – явление общественное.

Еще на одно обстоятельство хотелось бы обратить внимание. Вы, конечно, заметили, что непременным спутником этикета является приятность речи и обхождения. Если вы умеете быть деликатным, если вы в своей речи и поступках умеете сочетать правильность и красоту, то вы хотя бы поэтому можете считать себя в известной степени этикетным человеком. Конечно же, сказанное мной не означает, что следует быть льстивым и подобострастным. Как раз в этом случае вы были бы столь же бестактны, как и тот, который вместо приветствия рычит: «Пошел к черту!» Просто если человек умеет говорить и действовать одинаково красиво и уместно, то он не только знает правила этикета, но еще и обладает искусством общения. Вот поэтому можно считать, что в этикете изначально сочетаются практическое знание и искусство. Говоря иначе, этикет неизменно содержит элемент эстетики – науки о прекрасном. По сути, он и сам может быть назван наукой о прекрасном поведении.

Как здесь не завести разговор о связи этикета с внешним видом! Нередко бывает, что человек еще и рта не успел раскрыть, а просто вошел, но у нас уже складывается определенное мнение о нем. И для того чтобы это мнение было отрицательным, необязательно вошедшему быть грязным, оборванным и лохматым. Иногда отталкивающее впечатление может произвести и слишком изысканная внешность. Так, неприлично будет, если, отправляясь на природу, мы наденем бальное платье. Ведь одеваясь во что-то такое, чего ни у кого нет, мы стремимся показать (сознательно мы это делаем или нет – другое дело), что мы не такие, как все другие. Конечно, то же самое можно продемонстрировать и одеваясь в лохмотья, что и делается некоторыми молодыми людьми в знак непризнания общепринятых условностей. Я веду речь не о том, одобрять или осуждать тех или других, но замечу лишь одно: своей манерой одеваться люди желают обратить на себя внимание и добиваются иногда приятного к себе отношения или, напротив, скандальной известности. Хотя могут быть и всякого рода исключения.

Не случайно Пушкин изрек: «Быть можно дельным человеком и думать о красе ногтей». Можно быть человеком дельным и не забывать ни об одной детали своей внешности. Или, напротив: представим себе человека, настолько поглощенного какими-то важными делами, что ему почти безразлично, как он выглядит. Рассказывают даже, что один из выдающихся физиков нашего столетия однажды явился на заседание ученого совета… в пижаме. Такое случается нередко с людьми высокоодаренными. Другое дело, что никакое оригинальничанье не сделает таковым человека посредственного. Говоря иначе, у незаурядного человека могут проявляться свои странности, но далеко не всякий, кто со странностями, обладает талантом. Нам с вами лучше все-таки не забывать о своей внешности как части и нашей натуры, и нашего отношения к окружающим. Я знавал многих явно выдающихся людей, которые в общении были такими же обыкновенными, как мы все. Просто не следует превращаться в раба каких-то модных веяний или вещей. Такая болезнь особенно распространена среди людей пустых и маловоспитанных: они любят выпячивать свое превосходство, знания, материальное благополучие, поскольку духовно они ничтожны.

Здесь же хотел бы заметить, что быть аккуратным, красиво одеваться не только можно, но и нужно даже самому наиодаренному человеку. Вот как по этому поводу сказал один из самых культурных людей своего времени, английский лорд Честерфилд: «Воспитанность – это единственное, что может расположить к тебе людей с первого взгляда, ибо для того чтобы распознать в тебе большие способности, нужно больше времени» (Честерфилд. Письма к сыну. Л., 1971. С. 18). А вот кабардинская пословица на сей счет гласит: «ЦIыхум уазэрыхэхьэр уи лъапэщ, уакъызэрыхэкIыжыр уи напэщ» – «К людям выходишь – внешность, уходишь – содержание». Да и хорошо известная русская поговорка достаточно метка: «По одежке встречают, по уму провожают».

Спору нет, очень важно, что «по уму провожают», а вернее, всякого человека общество рано или поздно оценивает по его истинным достоинствам. Но ведь немаловажно и то, чтобы мы с первого раза могли оказать на людей благоприятное впечатление. Внешность и манеры человека оценить куда легче, чем его истинную сущность. В то же время наш внешний вид и умение держаться, умение вести разговор, обходиться с разными людьми – это тоже свидетельства нашего воспитания, нашей человеческой культуры. Если мы выглядим достойным образом и соответственно этому умеем общаться со старшими и младшими, со знакомыми и незнакомыми, с мужчинами и женщинами (а в общении с каждой категорией людей нужны какие-то свои тонкости), то независимо от нашего образования, от деловых качеств, от уровня компетентности в какой-то области мы уже оказываем на собеседника самые благоприятные впечатления.

Но что надо понимать под словами «выглядеть достойным образом»? Разобраться в этом тоже не так просто. Если вы попали на торжественный прием, где присутствуют люди с утонченными светскими манерами, вам будет приличествовать строгий классический костюм и определенный строгий стиль поведения. Это не означает, конечно, что весь вечер вы должны сидеть, насупившись. Отнюдь нет. В рамках приличия вам надо быть и свободным, и даже – где это надо – занятным, ибо скованность, как и развязность, есть признак недостаточно хорошего воспитания. Но преобладать все же должна строгость.

Если же мы собрались на свой школьный «капустник» или просто на занятия, следует выбрать и другой стиль поведения, да и одежду другую. Совсем не похоже ни на то, ни на другое будет, когда мы собираемся на субботник или же, например, мы собрались посетить людей, которые перенесли какое-то тяжелое потрясение. Вот и получается, что выбираемая нами модель правильного поведения и даже нашего внешнего вида зависит от ситуации и среды. Если мы не будем этого учитывать, то можем оказаться не просто смешными, но даже и неприличными. А вообще понятие о приличиях стоит особого разговора.

Расскажу здесь одну из многочисленных историй о знаменитом кабардинском мыслителе и общественном деятеле Жабаги Казаноко. Она очень короткая.

Однажды у Жабаги спросили:

– Скажи нам, как отличить приличное от неприличного?

– Если в ауле сто человек не имеет штанов, а один ходит в штанах, то неприлично надевать штаны, – ответил мудрый мыслитель.

Этот ответ не надо понимать в прямом смысле: в народе принято использовать преувеличения и парадоксы, чтобы назидание надолго запомнилось. Если говорить об истинной сути ответа, то она содержится в том, что человек и своим поведением, и даже внешним видом должен в определенной степени сообразовываться с обстоятельствами, с тем окружением, в которое он попал или рассчитывал попасть, с тем родом деятельности, которая ему предстоит. Если, например, мы идем к людям, пострадавшим и сильно нуждающимся, конечно же, не следует непременно облачаться в какой-нибудь хлам. Но одеться все же надо не в яркие, кричащие наряды, а скромно и строго. Да и с людьми говорить будет прилично не в светском тоне, а с теплотой и участием.

Наши предки достаточно владели искусством общения с людьми в разных ситуациях. Одна из важных особенностей кавказского этикета заключается в предписываемой каждому человеку, кто бы он ни был, скромности. Она в немалой степени сглаживала различия. Всяческое желание выделиться во время беседы признавалось знаком дурного воспитания. Особенно не поощрялось, если кто-то выделялся манерами, которые считались негативными (как, например, бахвальство) или неуместными.

Таким же пороком признавалось нашими предками многословие. Здесь кавказский этикет, кажется, весьма родствен законам жизни древних спартанцев. Но, сказать по правде, излишнее многословие не поощрялось, пожалуй, ни в одном обществе.

«Глупость всегда хочет говорить, – писал французский писатель и философ Гельвеций, – но никогда не имеет что сказать» (Гельвеций. Счастье. М., 1987. С. 277).

Многие авторы, которые в XIX веке и ранее писали о нравах народов Кавказа, отмечают, что здесь самые знаменитые джигиты бывают в общении необычайно скромными людьми. Они никогда не бахвалятся, не претендуют на особое к себе отношение, не выделяются из общей среды ни поведением, ни внешним видом. Разве что строже других соблюдают правила и нормы поведения, при необходимости демонстрируя примеры сдержанности, почтения к собеседнику.

Также многие авторы пишут о том, что знатные люди у нас не любили выходить в общество в богатых нарядах. А если бывало, что кому-либо из собеседников понравится какая-то его вещь, князь или знатный дворянин тут же отдавал эту вещь ему.

«Если уорк (уорк (уэркъ) – это дворянин не очень высокого звания; выше всех были князья (пщы), за ними следовали тлеколеши и уорки первой степени (лIэкъуэлIэш. – А. Г.) увидит на владельце хорошее платье (имеется в виду, разумеется, не женское платье, а вообще верхняя одежда. – А. Г.), шапку или другое и пожелает иметь эту вещь, то владелец не вправе ему в том отказать», – отмечал Шора Ногма, один из самых больших знатоков истории своего народа (Ногмов Ш. Б. История адыгейского народа. 9-е изд. Нальчик, 1994. С. 74). О том же писали и многие другие авторы. Но нам сейчас непросто дать убедительное разъяснение тому, почему же человек высокого звания должен был так поступать. Возможно, что здесь и следует учитывать традиционные этикетные нормы кавказского общества, предписывающие всякому проявлять скромность независимо от положения в обществе и от заслуг.

О любителях выделиться народ сказал лаконично: «Щауэ хуэмыху – хьэзыр Iупэхущ» – «Парень посредственный – газыри белые», т. е. нарядные.

Уважающий себя кавказец ни за что на свете не стал бы хвастаться своими подвигами. О нем должны были рассказывать другие, и тогда это была бы поистине достойная слава. Даже в случае необходимости рассказать самому о блестяще выполненном поручении или даже о подвиге, он ограничивался каким-либо иносказательным намеком, но не вдавался в подробное описание своих действий.

Делалось это отнюдь не из ложной скромности, а, напротив, из желания прославиться, ибо быть мужественным мало, требуется еще быть и благородным – это долг каждого, а долгом общества было замечать и отмечать благородные поступки и подвиги.

Я говорю об этом не просто для информации, а еще потому, что мы в наше время уж очень стремимся выделиться. Мы опасаемся, что нас не заметят, смешают с общей массой нашу единственную и неповторимую индивидуальность, а потому всячески выпячиваем себя. Но давайте пораскинем умом, вспомним, кого мы станем выделять для себя из нашего круга: ведь далеко не всегда того, который больше других говорит, кричит и суетится, а чаще всего того, кто спокоен, уравновешен, немногословен, не спешит лезть на глаза всем. Мы ведь его замечаем! Вот и получается, что и в нашей жизни более заметным оказывается именно тот, кто будто бы и не стремится быть замеченным. А крикун-горлопан хорош в большой компании – чтобы скучно не было, чтобы он нас всех развлекал, но доверять ему свои сокровенные тайны мало кто рискнет.

Значит, наши предки давно заметили это и взяли себе за правило – не выделяться или, если сказать точнее, выделяться своей скромностью!

В этой маленькой главе мы не сможем охватить всего, о чем надо было бы сказать, но подведем некоторые итоги.

Итак, мы знаем, что этикет – это явление общественное, возникающее в процессе взаимообщения людей. Он во многом облегчает наше общение и даже скрашивает его, придавая ему некоторые черты искусства. Знание его – один из признаков хорошего воспитания человека. Между тем даже тонкое владение искусством общения с людьми еще никак не свидетельствует о столь же высоких умственных способностях и о душевной доброте человека. Можно не очень хорошо знать этикет и в то же время быть по натуре добрым и хорошим человеком. Может случиться и так, что человек, знающий многие тонкости этикета, окажется не очень хорошим. Но все же этикетность – это часть нашего воспитания, в нем заключены правила и нормы поведения, которые испытаны многовековым опытом всего общества. Лучшие, самые умные и талантливые люди своим поведением, своим умом и опытом обогащали эти нормы и правила. Поэтому знание их поможет всякому стать хоть на немного лучше, чем мы есть. Даже очень хорошим людям это знание поможет достойным образом проявить свои лучшие человеческие качества, а быть может, стать еще лучше.

О межнациональных отношениях

У нас уже заходила речь о многоязычии и многонациональности Кавказа. Говорили мы и о том, что народы Кавказа жили в дружбе и взаимопонимании многие столетия. И если в нынешние времена обществу, а вернее будет сказать – некоторым лицам, которые вышли на арену политической жизни, недостает именно этих качеств, то вполне возможно, что причиной тому забвение старых добрых правил, которые в свое время выработали наши деды и прадеды и оберегали их, как самое большое богатство. В этой главе мы поговорим об этом несколько подробнее.

Но сначала я хочу задать каждому из читателей небольшую задачу: порасспросите ваших отцов, матерей, дедушек и бабушек о вашей родословной. Раньше в нашем крае каждый уважающий себя горец должен был знать свою родословную до седьмого колена. Другими словами – следовало знать имя и происхождение своих предков, начиная с отца и матери (это только первое колено), затем следовали их отцы и матери (ваши дедушки и бабушки – их всего четверо, и они составляют второе колено) и далее, пока не получится семь поколений. Конечно, далеко не все из вас смогут восстановить полные семь колен родословного древа (так оно называется, потому что, если изобразить его на бумаге, получается рисунок, очень похожий на дерево), но я уверен, что и того малого, что вы можете узнать, будет достаточно для одного очень важного для нас вывода: хоть каждый из нас и указывает в графе «национальность» название какого-либо одного народа, на самом деле в родословной большинства из нас окажутся имена людей, говоривших на самых разных языках. Я думаю, что «чистокровные» представители какой-либо национальности в нашем обществе так же редки, как и люди с неимоверно большим смешением разных кровей. По большей же части в жилах кавказца течет кровь не одного, а двух и трех народов. Я смею это утверждать, опираясь на очевидные для меня факты. Так, например, чуть ли не в каждом классе каждой школы без труда найдутся трое-четверо учащихся, у которых родители разной национальности. А если обратиться к дедушкам, бабушкам и далее к прадедам? Разве кто-нибудь удивляется, приняв за диковинку, когда кабардинец женится на балкарке, балкарец приводит в дом осетинку, осетин – русскую, грузин женится на армянке и т. д.? Нет, конечно. И это началось не в последние годы или десятилетия: так было всегда. Да и не только на Кавказе: вспомним, что в крови великого Пушкина текла даже негритянская кровь его прадеда Ибрагима (Абрама) Петровича Ганнибала, а Лермонтов происходил из старинного шотландского рода Лермонт. Многие самые древние русские дворянские фамилии имеют варяжское, польское, немецкое, татарское, черкесское происхождение.

Если принять во внимание, что на Кавказе межнациональные смешения были делом намного более обычным, чем в России, то вообще трудно будет найти у нас человека, у которого все предки хотя бы до пятого-шестого колена являлись бы людьми одной национальности. Мне часто приходится вспоминать в связи с этим мое родное село Аушигер. Это село кабардинское, старинное. Но в нем, считая себя кабардинцами, живут потомки русских прародителей (род Урусовых); балкарских (роды Жабоевых, Токмаевых, Чочаевых, Чеченовых, Кушховых и др.), турецких (Юсуповы), армянских (Казаровы), татар (Хайдуковы) и др.

Есть фамилии, ведущие свое происхождение из Причерноморья, Дагестана, Осетии, Грузии, Калмыкии. Притом это линии, без особых усилий восстанавливаемые, и то лишь по отцовскому роду. Если же копнуть немного глубже в историю, да еще прибавить сюда и женскую линию родословной, то у нас получится не просто дерево, а, боюсь, целый разноплеменный таежный лес!

К чему я это говорю? А к тому, что примерно такая же картина нам представится, если мы станем рассматривать всякое другое селение. Какой из этого вывод? Во-первых, мы должны определить национальность не только (иногда и не столько) судя по родословной, но еще и по той среде, в которой человек формировался, на языке которой он воспринимает мир и язык которой считает для себя родным. Это, конечно, не значит, что национальностей как таковых нет. Они есть, но просто между разными национальностями нет такой очень уж большой разницы, особенно – если народы живут на близком расстоянии друг от друга и представители их часто контактируют. Хочу быть правильно понятым и потому прошу учесть, что я никак не отрицаю национальной специфики ни одного народа. Я просто хочу сказать, что никакими китайскими стенами мы друг от друга не отгородимся ни в своей культуре, ни в истории, ни даже в своем языке.

Кстати о языке: кто из вас хотя бы держал в руках словарь иностранных слов, употребляемых в русском языке? Есть такая толстенная книга, которая постоянно дополняется и переиздается через несколько лет. У меня этот словарь двенадцатого издания (1979). В нем, как указано в аннотации, «около 19 тысяч слов, в разное время заимствованных русским языком из других языков, а также слов, образованных из элементов древнегреческого и латинского языков». Со времени выхода этой книги в свет русский язык несомненно пополнился многими иноязычными словами; их оказалось так много, что появилась еще одна книга. В свою очередь, и сам он пополнил некоторыми исконно русскими словами какие-то другие языки мира. И это неудивительно, ибо взаимодействие, взаимообщение, взаимопроникновение языков и культур – это один из важнейших признаков полнокровной жизни общества.

Однако мы отвлеклись от нашей темы. Давайте разберем вот такую ситуацию: я кабардинец (варианты – русский, балкарец, осетин, грузин, еврей, абхаз и пр. и пр.) – должен ли я гордиться этим и радоваться тому, что я принадлежу именно к этой национальности, а не к какой-либо другой? Быть может, я, напротив, должен тяготиться этим, чувствовать свою неполноценность? Или же я, считая все народы абсолютно равноправными, буду безразличен к своей национальной принадлежности?

Оставим на время вопрос о том, как должно быть, и посмотрим на то, как дело обстоит в действительности. А в действительности дело обстоит так, что большинство людей, как правило, вполне довольны своей национальной принадлежностью, если не сказать, что вопрос о том, быть или не быть довольным, для них и не возникает. Почему же не возникает? А потому, что человек обычно воспринимает свое происхождение как данность, не зависящую от него.

Как писал наш выдающийся поэт Алим Кешоков, никто не спрашивает у человека, когда он хотел бы явиться на этот свет, кого бы хотел избрать себе в родители, наклонности к каким занятиям он хотел бы иметь. Да, действительно, никто не волен выбирать время и место своего рождения, не волен выбирать себе национальность и отчество. А если бы вдруг представилась возможность все это поменять на любое другое, то сомневаюсь, чтобы нашлось много таких людей, которые бы выбрали не своих, а других родителей и другую национальность. Подумайте сами и признайтесь себе: хотели бы вы поменять свое происхождение – отца и мать, фамилию, национальность? Если да, то кого бы выбрали себе в родители, какую фамилию взяли бы и какая национальность вам больше по душе, чем ваша? Думаю, охотников найдется совсем немного, и не исключено, что таковых среди вас и вовсе не окажется. По большому счету, не всякий захочет быть сыном даже английской королевы, если для этого непременно надо будет отказаться от родной матери.

Конечно, мы конфликтуем со своими домашними, мы порою бываем невысокого мнения о нашей бытовой культуре, мы сильно раздражаемся при виде отдельных неприятных сцен нашей обыденной жизни. Но будем перед собой честны: разве мы можем из-за этого полюбить чужое больше, чем свое родное? Нет, конечно. Так уж устроено наше сознание, что мы одинаково ясно ощущаем близость родного и достоинства чего-то чужого, но менять их местами не захотим.

В связи с этим я предлагаю отступить от темы разговора еще на один шаг и немного пофилософствовать. Каждый человек, каким бы необъективным он ни был, все-таки не может скрыть удовольствия, когда он слышит добрые слова о своих предках. Уж во всяком случае, это ему доставляет больше удовольствия, чем упоминание об их пороках. Нам нравится слышать и знать, какими мудрыми или сильными и смелыми были наши деды и прадеды, как много было в них благородства и могущества. Конечно, не всем доводится родиться от всемирно известных знаменитостей, и не каждому выпадает честь быть представителем великой нации, оказывающей решающее влияние на судьбы всей планеты. Но каждый находит в своих родных корнях образцы для поддержания высокого духа. Я уже упоминал, что я кабардинец, происхожу из простой кабардинской семьи. Чем же мне гордиться? Я горд, что принадлежу к народу, на языке которого созданы потрясающей красоты звучания и глубокого содержания песни, величественный нартский эпос, чарующие мелодии. Это все – мое достояние, мое духовное богатство, доставшееся мне по наследству. Мне досталась по наследству слава знаменитых воинов-черкесов, которые известны миру громкими победами и высоким благородством. Кто-то из них возглавлял войско российского царя, кто-то – турецкого султана или египетского правителя. Кстати, черкесы правили в средневековом Египте на протяжении целого века с четвертью; да и после этого оказывали важнейшее влияние на политическую жизнь этой древней страны. Мои соплеменники известны как участники прогрессивных и национально-освободительных движений во многих странах. Кроме России здесь надо назвать Турцию, страны Ближнего Востока и Северной Африки. Предметом моей национальной гордости являются люди, оказавшие или оказывающие влияние на те или иные стороны духовной и интеллектуальной культуры современности – выдающийся поэт и писатель Алим Кешоков, великий дирижер Юрий Темирканов, уникально талантливый физик Мурадин Кумахов. Первый из них своими стихами и романами внес вклад в прогрессивное развитие советской и российской литературы, второй стал одним из величайших музыкантов нашего времени, третий совершил открытие, позволяющее мировой науке сделать качественно новый шаг в своем развитии. Есть немало других людей, быть может, менее знаменитых, но также достойных, талантливых, сильных, честных, умелых, которые позволяют мне с гордостью говорить, что мой народ талантлив и прекрасен. И я счастлив тем, что принадлежу к одной с ними национальности. Не в меньшей степени я горжусь своей фамилией. Правда, она не царская, мои предки – простые люди, жившие своим трудом и разумением. Но среди них были достойные воины и сказители, кузнецы и земледельцы. И разве мало этого, чтобы испытывать чувство собственного достоинства за свое происхождение?

Все сказанное, начиная со слов «Чем же мне гордиться?», наверное, может сказать о себе любой из моих родственников. Может то же сказать и любой кабардинец. Так что же, я могу теперь воскликнуть: «Как здорово, что я кабардинец»? И я могу сказать другому: «Я кабардинец, поэтому я лучше тебя»?

И могу, мотивируя этим, утверждать свое превосходство во всем?

И могу повелевать другими?

Разберем сначала такое обстоятельство. На место слова «кабардинец» поставим «грузин», «чеченец», «балкарец», «осетин», «аварец», «ногаец», «абхаз» или любое другое слово из этого ряда. Что же у нас получится, если мы хорошо знакомы с историей того народа, название которого мы взяли? А получится то, что каждый раз мы будем обнаруживать и образцы величия, мужества и доброты, выносливости и мудрости, красоты и высокой духовности. Это все – независимо от национальной и фамильной принадлежности и от всяческих особенностей родословного древа. Нет народа, не имеющего своей славы. Получается, что каждый человек имеет моральное право сказать: «Как хорошо, что я такой-то национальности!» Но никто не вправе добавить: «…а не такой-то».

Дело не только в том, что, например, история Грузии, Осетии, Дагестана не менее богата страницами проявления замечательного народного духа или же выдающимися личностями. Здесь надо учитывать и другое обстоятельство: очень многое, что составляет национальное достояние одного народа, связано своими корнями с явлениями иного происхождения. Так, например, я называл имя Юрия Темирканова. Он кабардинец, сын кабардинца и кабардинки. Но одним из его первых учителей-наставников был композитор и педагог Трувор Шейблер, еврей по национальности. Нет сомнений, что этот человек оказал большое влияние на формирование музыкальной культуры будущего выдающегося дирижера. В свою очередь, сам Шейблер представлял русскую классическую школу в музыкальном искусстве, поэтому он обязан своим знанием и умением великой русской музыкальной традиции. Да и сам Темирканов тоже получил музыкальное образование именно в традициях этой школы, которая – опять же в свою очередь – является ветвью европейской и мировой музыкальной классической школы. Вот и разберите теперь, кто может гордиться искусством этого замечательного дирижера: скорее всего все вместе, без учета национальности: он – общее драгоценнейшее достояние всех, кто любит музыку и искусство. И это не исключительный случай, а закономерность, когда выходец из одного народа сложился как личность благодаря знаниям, опыту, традициям не только своего, но и других народов. Поэтому все мы по своей сути в известной степени интернациональны, вернее – принадлежим многим национальностям, что никак не мешает нам быть выразителями своего национального духа.

Я намеренно меньше говорю или совсем не говорю о великих народах, вклад которых в мировую культуру очевиден. Но даже у самых малочисленных народов есть и своя история, и свой исторический опыт, которые составляют его безусловное достояние. Нет народов отсталых в духовном отношении, есть народы, культуру которых мы пока еще плохо знаем и плохо понимаем. Не могу не рассказать об одном поучительном уроке, который я получил много лет назад, еще в годы учебы в Москве в аспирантуре.

На Дальнем Востоке обитает один из самых малочисленных народов нашей страны, нивхи. Из этого народа происходит замечательный российский писатель Владимир Михайлович Санги. В аспирантские годы – а это было в начале семидесятых – мне довелось близко познакомиться с ним и увидеть, насколько богата душа не только его самого, но и маленького народа, достойным сыном которого он является. Как раз к этому времени Владимир Михайлович получил в Москве квартиру и однажды пригласил меня к себе в гости. Я с удовольствием принял приглашение и, как-то не осознавая комичности своего намерения, решился показать ему, что такое истинно кавказский этикет. На стипендию аспиранта особо не разгонишься, но я все-таки купил букет цветов – его жене, игрушку – для дочери и шампанское – для символического скрепления дружбы. Легкомысленно решив, что в приложение к этому моей глупой болтовни будет достаточно, я направился в гости.