Кавказ. Выпуск XXX. Кавказский этикет

К подъезду его 16-этажного дома я подошел на 3 минуты раньше условленного времени, чтобы минута в минуту позвонить в дверь. Еще издали неожиданно для себя я увидел моего товарища: он стоял на ступеньках, а рядом с ним – жена с малюткой-дочкой на руках.

– Наверное, вышли подышать? – довольно беспечно сказал я после приветствия.

– Почему же, – спокойно пояснил мне Владимир Михайлович, – разве не принято гостя встречать у входа в дом.

Видимо, он за время недолгого знакомства со мной уже понял, что я не имею достаточного представления о культуре народов его родного региона и во избежание недоразумений очень деликатно, обыденным тоном стал вводить меня в курс:

– Знаешь ли, у нас прием гостя – это целый ритуал, который начинается встречей и вводом в жилище.

После этих слов я понял, что мне вряд ли удастся чем-то блеснуть, – дай Бог тут не опростоволоситься. У меня достало сообразительности время от времени спрашивать моих хозяев о том, что и как следует делать дальше. И, уверяю, я узнал немало важного и поучительного о взаимоотношениях гостя и хозяина, о расположении мест за столом, о последовательности застольных разговоров, о подаваемых блюдах, об обязательных в данной ситуации благопожеланиях. Это был не известный мне кавказский этикет в его модифицированной московской разновидности, а совсем иная, но такая же стройная и строгая система. Эта система была по-своему логична: она полностью соответствовала тому укладу, тем обстоятельствам, в которых веками жил в полном согласии с природой и всем окружающим миром нивхский народ, микроскопически маленький по численности, но такой же мыслящий, такой же талантливый и прекрасный, как и все другие на этой земле.

Поэтому, если говорить по справедливости и по сути, то на свете нет народов с низкой культурой. Есть, конечно же, народы, которые в силу обстоятельств оказали и оказывают огромное влияние на другие народы или же на все человечество, но, согласитесь, это происходит не только потому, что их культура выше. Культура каждого народа в основных своих проявлениях соответствует его истории, тем обстоятельствам, в которых этот народ жил и творил.

Из всего этого следует, что надо с одинаковым почтением относиться к любой незнакомой культуре, не удивляясь, если многое в ней для нас необычно, а может быть, даже противоречит нашим представлениям о разумном.

Не удержусь еще от одного отступления. Как, наверное, известно, в XIX веке, до 1864 года, на Кавказе шла война: стремительно набирающее мощь Российское государство, расширяя пределы своей империи, вело на протяжении почти ста лет истребительную войну с горцами. Не будем вдаваться в то, кто в этой войне был прав, а кто виноват – это дело, быть может, бесперспективное, ибо Российскому государству жизненно важно было прочно утвердиться на этой территории, а кавказцам, естественно, важно было защищать свою землю, свою жизнь и свободу. Речь я веду о другом – о методах ведения войны. Среди российских генералов, офицеров да и рядовых солдат было немало людей благородных и высококультурных. Но были и такие, которые всех кавказцев называли не иначе как бандитами, неисправимыми дикарями и пр. и пр. Одним из таковых был некий генерал Засс, немец по происхождению. Считая своих противников варварами, он использовал против них изощренные варварские способы – беспощадно выжигал аулы, всячески унижал человеческое достоинство горцев, насаживал на частокол и выставлял на всеобщее обозрение отсеченные головы убитых черкесов.

Черкесы же имели свое, рыцарское, представление о методах ведения войны, и они не раз давали знать о том «просвещенному» генералу. Однако их предупреждения не возымели никакого действия. Тогда двое смельчаков из черкесского воинства решили весьма своеобразным способом преподать ему урок. Смельчаки выкрали дочь генерала Засса и в течение долгого времени держали ее у себя. Какие бы ни предпринимались поиски, все было безуспешно. Но в один прекрасный день похитители сами известили русских, что в такое-то время они привезут генеральскую дочь прямо в дом отца. Как и обещали, они доставили ее домой, причем по всем правилам обхождения с девушкой знатного происхождения, принятым у кавказцев. К тому же она была хорошо ухожена, разодета в богатое черкесское платье и отнюдь не выглядела несчастной пленницей.

Когда после первых минут радостной встречи жестокий генерал приказал, было, схватить дерзких похитителей, неожиданно для всех за них вступилась их бывшая пленница. Она заявила отцу, что за все время пребывания у горцев ее ни в чем не унижали, а, напротив, воздавали почести, достойные ее сана. Также она рассказала, что во время пребывания среди черкесов ее обучали утонченным правилам обхождения, занятиям, достойным знатных особ, языку и обычаям; из всего этого она вынесла заключение, что черкесы отнюдь не дикое племя, а народ с высокой культурой, которая ее поразила и по-настоящему пленила. А если кто и проявляет дикость, так это те, кто в войне с ними использует глубоко чуждые человеческой морали варварские методы.

Не знаю, насколько этот урок возымел действие, но для нас это еще одно подтверждение того, что не следует никогда высокомерно относиться к чужому только потому, что оно не похоже на наше.

Хочу теперь сказать о другой стороне затронутой темы – о моральной ответственности человека за свою среду. Что двигало ретивым немцем Зассом, который, став российским генералом, решился воевать неподобающими способами? Видимо, ограниченность мышления и жажда карьеры. Но вместе с нею еще и порок, заложенный воспитанием: его не научили уважать чужое и стремиться к познанию чужого. Я уверен, что доведись ему это, с немцами он воевал бы не такими методами, ибо они были носителями одной с ним культуры. А поскольку он был не научен понимать «земли чужой язык и нравы», то допускал, что здесь дозволено все. Между тем здоровые этические правила любого народа осуждают бессмысленную жестокость, ибо проявляющий ее, прежде всего, бросает тень на истинное благородство своих воспитателей. Недостойные поступки унижают, прежде всего, тех, кто их совершает, но не тех, против кого они совершаются. Закон «Я сильный, потому и прав!» – это закон бандитов с большой дороги. Как известно, бандит снимает с себя всяческие моральные обязательства, но для всех других их поступки есть выраженная, демонстрируемая культура той среды, к которой они принадлежат. Если я где-то струсил, солгал, сделал пакость, то мой поступок характеризует не меня одного, но также: моих предков – ибо от них я унаследовал порок, проявившийся во мне; моих соплеменников – ибо если хоть один способен на бесчестный поступок, значит, вся среда не столь уж хороша; моих потомков – ибо и они становятся наследниками не только славы предков, но и их позора; значит, я обрекаю их на позор.

Поэтому в своем поступке я ответствен не только перед самим собой, не только перед каким-то одним человеком, а и перед своими предками, современниками и потомками, на которых я бросаю тень.

Конечно же, мы глубоко не правы, когда при виде одного недостойного человека или небольшой компании мерзавцев судим о целом народе: «Все они такие!» Слава Богу, что не все «такие», но все же одного «такого» с лихвой достаточно для позора.

У Жабаги Казаноко однажды спросили:

– Сколько у тебя детей?

– Один сын.

– Одного мало, – с сожалением произнес спрашивающий, на что Жабаги изрек:

– Ничего, если он будет таким, как надо, мне одного хватит, а если станет каким-нибудь негодяем, его одного хватит на всю Кабарду!

Адыгейцы не зря говорят: «Добро лишним не бывает, в избытке бывает только зло».

Одна из самых противоречивых фигур нашего столетия, В. И. Ленин, по этому поводу безапелляционно замечает: «Жить в обществе и быть свободным от общества нельзя». Пусть кто-то совершенно не приемлет автора этих слов, а кто-то готов сложить за него голову на плахе, – независимо от споров вокруг самого Ленина, смею утверждать, что это его изречение глубоко верно. Мы, явившиеся в этот мир чьими-то наследниками и связанные в этой жизни тысячами нитей с тысячами человек, не только ответственны перед предками, современниками и потомками, мы еще ответственны за «ошибки отцов» (говоря словами Лермонтова) и заблуждения потомков. В первом случае нам надлежит смыть печать позора со своего рода, во втором – ответствовать за то, что мы же не додали своим младшим достойных человеческих качеств.

«Ну хорошо, – скажете вы, дорогой читатель, – но при чем здесь межнациональное отношения?» А при том, я хочу сказать, что, строя свои взаимоотношения с людьми многих национальностей, мы обязаны совмещать в своем активном сознании гордость за славу наших предков, а эту славу приумножить своими делами, ответственность за себя и своих потомков перед теми, кто эту славу заслуживал, боль за прошлые ошибки и искреннее стремление эти ошибки (чьими бы они ни были – нашими ли собственными или наших далеких предков) исправить.

На Кавказе всегда обращалось внимание на происхождение человека, который чем-то проявил себя, и слава его или позор становились славой или позором не только его семьи и фамилии, а всего народа. Надо сказать, что в первую очередь внимание все же обращалось на лучшее в людях.

Каждый народ, конечно же, сохранял представление о своем высоком достоинстве. В то же время каждый считал своим долгом отметить лучшее в своем соседе. Так, в чеченских историко-героических песнях илли главный герой, – чаще всего, конечно, это чеченец – имеет верного друга – грузина, кумыка, аварца или кабардинца. В свою очередь, кабардинцы слагали песни о чеченском абреке Зелимхане, ингуше Агурби из рода Гатагаж, карачаевцах братьях Канамате и Касбулате. Балкарцы и карачаевцы пели о трагической участи рода кабардинских князей Жансоховых и пр. и пр. Таких примеров множество, и свидетельствуют они о том, что Кавказ в сознании людей представлялся не просто местом случайной встречи чужих друг другу людей, а сообществом разных народов.

Сама природа позаботилась о том, чтобы люди у нас нуждались друг в друге. Здесь, на территории сравнительно небольшой, представлены многие климатические зоны – от полупустыни до вечных снегов. Здесь и плодородная равнина, и знойная степь, и лесостепь, и могучий пояс дремучих лесов, и альпийские луга. Когда в одной местности год складывается неблагоприятно, в относительной близи есть благополучные места, откуда можно получить поддержку. В следующем году может все сложиться наоборот…

В предгорной зоне природа благоприятствует земледелию, а в горах земли мало да и климат не позволяет получить достаточно урожая. Зато в горах раздолье для скотоводства. Многообразие климатических условий делало жителей разных регионов нужными друг другу. Поэтому издревле у кавказских народов авторитетом пользуется человек, имеющий друзей, а еще лучше родственников, которые живут на далеком расстоянии от него или принадлежат к другому народу. У кабардинцев изобилие в нашем крае традиционно связывалось с балкарцами, у которых всегда было много скота и, значит, продуктов животноводства. Я хорошо помню, как в годы, когда балкарцы были выселены с Кавказа, мой дед повторял одну фразу: «Все равно, пока балкарцы не вернутся, на нашей земле изобилия не будет!». Так говорили или думали все разумные люди в те времена. Интересно, что и у балкарцев благополучие и изобилие связывались с Кабардой, о чем есть даже небольшая притча, записанная еще в XIX веке.

Я уже говорил, что кавказские народы редко когда воевали друг с другом; вражда между отдельными народами была явлением исключительным и непродолжительным. В то же время перед лицом большой угрозы извне наши народы умели объединяться и оказывать друг другу поистине братскую помощь. Предание о Каракашкатауской битве гласит, что одно из нашествий крымского войска чуть было не закончилось трагедией для кабардинского народа: силы обеих сторон в битве были истощены; к исходу третьего дня непрерывных сражений крымцы даже стали в некоторых местах теснить обороняющихся. Но в решающий момент со стороны гор явилось ополчение горцев. Свежие силы решили судьбу жестокого сражения, и крымское войско было разгромлено. Об этом пишет и Шора Ногма в своей «Истории…». В свою очередь, кабардинская конница не раз выступала в поход по тревожному сигналу грузинских царей, на землю которых нападали турки и персы.

Таким образом, взаимосвязи между разными народами стимулировались многими обстоятельствами.

Султан Хан-Гирей писал в «Записках о Черкесии»: «Каждый старается иметь кунака в отдаленной стране и прибегает к нему в случае нужды, а посредством связей, каковые всякий имеет в чужой земле, сближаются между собою все народы или, по крайней мере, есть возможность к взаимному их сообщению. Лучший и весьма употребительный способ обеспечить себя от разбоев на случай переезда из одного места в другое состоит в приискании надежного кунака…» (с. 304).

Добавим к этому, что Кавказ не обходился без изделий дагестанских златокузнецов, гончаров и других мастеровых людей, без изделий адыгских мастериц златошвейного дела, без ногайских и балкаро-карачаевских шерстяных ковров-кийизов, без татов «коробейников». Поэтому принципы человечности и этикетности имели и свои довольно веские материальные основания.

У нас, кавказцев, говорят так: «Покатишь по дороге камень – с ним же и повстречаешься». Это примерно соответствует русскому: «Каков привет, таков будет и ответ». Две сотни лет назад появились в Кабарде таты, или, как их называют, горские евреи. Очень быстро многие из них выучили кабардинский и балкарский языки и наладили мелкую торговлю: с небольшой поклажей на спине или нехитрым своим товаром на осликах они заходили во все самые отдаленные аулы, доставляя людям жизненно важные для натурального хозяйства вещицы – отрезы материи, нитки, иголки, посуду, другую хозяйственную мелочь, без которой трудно было обойтись крестьянину. Их принимали с радостью и радушием, давали заказы к следующему приезду (которые непременно выполнялись), с удовольствием оставляли у себя на ночлег. Одним словом, они органично вписывались в быт кабардинцев и балкарцев. И совсем неудивительно, что в дни фашистской оккупации нашей республики ни одного из горских евреев наши соплеменники не выдали немцам. Это была благодарность кабардинцев за то добро, которое таты делали им.

Все это, – и далекое и сравнительно близкое, – теперь уже история, из источника которой нам предстоит черпать уроки мудрости и человечности.

Этикет кавказских народов не содержит конкретных предписаний о том, как и что следует делать при встрече и продолжительных контактах именно с людьми иной национальности. Видимо, это не по причине недостаточной разработанности этикета, а потому, что люди не ощущали в том особой необходимости, ибо национальный признак не был столь существенным, как, например, возрастной. Правила взаимоотношений между старшими и младшими разработаны у нас довольно обстоятельно, так же, как и правила взаимоотношений между мужчинами и женщинами или же между гостем и хозяином.

Возможно, наши предки не проводили между людьми особо резких границ по национальной принадлежности. Все народы Кавказа осознавались как некое большое сообщество, в котором ни одному из народов не было тесно для проявления своих особенностей. Без этого, наверное, было бы невозможно возникновение знаменитого кавказского костюма, сходного у многих народов Кавказа, танцев и танцевальных мелодий, сходных обычаев и правил этикета.

Я не специалист в области истории одежды или в области истории хореографии и музыки, поэтому не могу взять на себя смелость судить о том, у какого из кавказских народов впервые появилась черкеска с газырями (хотя многие говорят, что именно у черкесов), у какого появились тонкие мужские пояса, украшенные серебром, у какого – горячий танец под названием «лезгинка», а у какого та или иная замечательная мелодия. Боюсь, что и специалисты, знающие во много раз больше меня и больше любого гражданина, не будут в этих вопросах единодушны. Не только потому, что они не хотят признавать истину и будут упрямо твердить свое, а потому, что найти такие доказательства, с которыми вынуждены будут согласиться все спорщики, очень и очень трудно, если вообще возможно. Наверное, это и не очень уж плохо, потому что многое из того, что стало по праву именоваться общекавказским, создавалось совместным творчеством не только разных людей, но и разных народов, населяющих наш благословенный край. И если происхождение многого из того, что мы называем словом «кавказский», молва приписывает моему народу, то она не дает мне право кичиться этим. Напротив, на плечи мои ложится больше ответственности за репутацию моих предков, за необходимость быть достойным их чести и приумножить их добрую славу. Это очень непросто, потому что если я не окажусь на должном уровне, то навлеку позор и на себя, и на потомков. А на Кавказе, как известно, позор считался во все века страшнее самой смерти.

Вот, пожалуй, и все о межнациональных отношениях. Да, напоследок об одном универсальном принципе. Когда два мальчика подерутся, а тут окажется кто-то из старших, он обычно заступался не за своего, а, напротив, своего суровее наказывал. Это очень здоровый народный принцип, особенно в межнациональных отношениях: если вдруг возник конфликт на национальной почве, ни в коем случае не следует заступаться и выгораживать своего только потому, что он с тобой одной крови; надо от него требовать большей мудрости, большей терпимости и дальновидности, чем от чужого. Пусть все претензии направляются прежде всего в свою сторону, а доброжелательность – в сторону другую, – и тогда в межнациональных отношениях (да и вообще во взаимоотношениях между людьми) будет место только добру. Ну а если мы, не заботясь о том, кто насколько повинен в конфликте, станем выгораживать своего только потому, что он свой, то и другая сторона может образовать такую же группу. И получится, как в одной армянской сказке: человек ударил собаку, хозяин – того человека, за того заступились одни, за этого – другие, потом деревня пошла на деревню, а поскольку эти две деревни разделяла государственная граница, кончилось все большой войной. Этого никак допускать нельзя. Один мудрец изрек: «Из двух ссорящихся больше виноват тот, кто умнее». Это особенно важно учитывать, когда эти двое принадлежат к разным национальностям и, значит, невольно ответственны не только за себя, а за свои народы.

Как нам строить отношения со старшими?

На одном из древнеегипетских папирусов ученые прочитали сетование некоего пожилого египтянина о том, что молодежь стала непослушной и не желает жить по законам старших, и если так будет и дальше, то старые добрые традиции будут утрачены. Аналогичные жалобы донесли до нас письмена времен Древней Греции и Римской империи. Бывало такое и в более поздние времена. А упомянутый уже мною сэр Честерфилд, который жил в XVIII веке, заявил следующее: «Поглядишь на теперешних отцов, и кажется, что не так уж плохо быть сиротой, а поглядишь на сыновей, так кажется, что не так уж плохо остаться бездетным» (Письма к сыну. С. 194).

Из сказанного можно предположить, что проблема взаимоотношений между людьми разных поколений (или по названию романа И.С. Тургенева – проблема «отцов и детей») необычайно стара. Да, это так, но во все времена она была достаточно актуальна, чтобы общество обращало на нее внимание. А если сказать по правде, то есть основание полагать, что проблема эта – ровесница самого человеческого общества. Очень часто случается, что люди разного возраста по-разному видят мир со всем многообразием вещей и явлений в нем. А поскольку изменения во взглядах происходят довольно медленно, человек может их не замечать; и когда со временем он сталкивается с тем, что кто-то, гораздо младше его, воспринимает явления совсем не так, как он сам, происходит взаимное недопонимание. На стороне старшего – жизненный опыт, ставший мудростью, а также трезвое видение мира, но у него меньше энергии и потенциальных возможностей; в активе младшего – жажда познания и энергия растущего организма, но у него отсутствует достаточный опыт. Последнее обстоятельство очень важно: как правило, чужой опыт, то есть опыт старшего, усваивается только на какую-то часть, а многое может стать достоянием личности только в результате собственных проб, ошибок и находок. Отсюда желание младших быть самостоятельными и недоумение старших, которые видят, как их подопечные набивают себе шишки, доставляя этим неприятности и себе, и родителям, и многим другим. Вот так возникают противоречия со времен первых людей и до наших дней…

А теперь представьте себе, дорогой читатель, такую картину: на опушке дремучего леса расположилось поселение людей первобытного общества. Вечер, стало холодать, и все устроились вокруг большого костра, на котором поджаривается мясо животного, убитого смелыми охотниками из этой общины. На самом удобном месте устроился шустрый мальчуган, который к тому же успевает ухватить лучшие куски мяса. Как должен на это смотреть взрослый член этого сообщества, в течение нескольких дней гонявшийся в лесу за этим самым животным? Он готов свалиться от усталости, но его поддерживает желание утолить вначале голод добытым такими трудами мясом. А тут еще этот мальчишка путается и из-под носа тащит лучшее мясо! Что должен сделать этот человек, еще не знающий тонкостей этикета? Скорее всего, он пнет ногой маленького нахала и займет его место. В следующий раз, возможно, мальчик, наученный опытом, сам, без пинка, уступит это место старшему.

Вполне возможно, что так или как-нибудь в этом роде начинали складываться первые правила взаимоотношений между старшими и младшими еще на заре человеческой цивилизации. Модель этих взаимоотношений проста, если не сказать – примитивна: сильный повелевает, слабый ему угождает. Но, кроме силы, в те ранние годы обнаруживалось еще одно преимущество старших – опыт. Человек бывалый и опытный лучше молодых мог выбирать удобное место расположения общины, предсказать погоду или иные природные явления, предостеречь от возможных неприятностей, указать время и место наиболее удачной охоты, рыбалки, а также выпаса скота или возделывания каких-нибудь растений. Он также мог лучше других оказать помощь больному или раненому. Наконец, он, имея многолетний навык, мог лучше выполнять многие работы по хозяйству. Мало того, он еще и обучал молодежь выполнению этих работ.

Все это заставляло еще людей первобытного общества относиться к старшим с должным почтением. Конечно же, среди пожилых людей далеко не все были одинаково опытны, ловки и мудры, как и среди младших не все были неумехами: у людей от природы способности разные, поэтому всегда были какие-то исключения из правила. Но общая закономерность все же была наверняка такова, как мы обрисовали.

Здесь меня могут спросить: а если человек достиг очень преклонного возраста и уже не способен ни что-то хорошо делать, ни даже подать разумный совет? Вопрос резонный и непростой. Видимо, он был непростым и для самого человеческого общества. Не случайно у многих народов мира существуют предания о временах, когда немощных старцев убивали сами соплеменники. Я не верю, что такое явление было когда-то распространенным, хотя оно и могло иметь место там, где природные условия не позволяли обществу прокормить своих немощных стариков. Возможно, что здесь народ просто в преувеличенной опоэтизированной форме отразил свое отношение к проблеме уходящего поколения.

У адыгов тоже есть одно такое предание. Рассказывают, что когда-то в обществе богатырей-нартов старых людей, которые не могли самостоятельно сесть на коня, усаживали в специальную корзину и сбрасывали с горы. Подошел черед и нарту Бадиноко таким вот образом расправиться с собственным отцом. Он смастерил корзину, посадил в нее одряхлевшего родителя и поднялся на гору, с которой, по обычаю, совершалось это жестокое действие. Когда наш герой пустил корзину с кручи, она вдруг зацепилась за какое-то деревце, росшее на склоне, и застряла. Бадиноко хотел было столкнуть ее вниз, но опешил при виде того, как его отец рассмеялся.

– Чему ты смеешься? – спросил он в недоумении.

– Я вспомнил, – отвечал ему отец, – как много лет назад и я был таким же молодым, как ты. Я тоже принес своего отца на эту гору, и его корзина тоже тогда зацепилась за такое же деревце. Пройдет время, и твой сын проделает то же самое с тобой, и, быть может, тогда и твоя корзина вот так же зацепится и зависнет над бездной, чтобы ты еще раз посмотрел на белый свет.

Подумал Бадиноко над словами отца и решил нарушить старый обычай. Он поднял корзину, спрятал отца в надежном месте и стал время от времени тайно приносить ему еду. Во время его посещений старик расспрашивал о жизни и делах нартского общества. Узнав о том, что на землю нартов пришли засуха и голод, старик дал сыну умный совет, благодаря которому люди были спасены. Так он помогал мудрыми советами несколько раз. Бадиноко, следуя его словам, спасал общество от грозящей беды. Люди засомневались, что юноша Бадиноко может обладать столь редкостными познаниями, каковых нет ни у кого из них. Когда его стали донимать расспросами, он вынужден был признаться в том, что нарушил старый обычай и что всеми умными советами общество обязано не ему, а его престарелому отцу. С тех пор, гласит предание, перестали сбрасывать стариков с горы.

Так рассказывают, и здесь в художественной форме запечатлено то, что в обществе произошло естественным путем в результате развития. А произошло очень важное: люди не просто вдруг обнаружили полезность стариков. Несомненно, об этом знали и ранее. Дело в том, что с развитием общества нравы стали более человечными, гуманными. Люди в своих поступках стали исходить не только из очевидной практической пользы. Если раньше старшего уважали из страха перед ним, как более сильным, или же из признания других его преимуществ, то со временем правила, связанные с отношением к старшему, стали стимулироваться еще одним важным обстоятельством: соблюдение этих правил являлось признаком хорошего воспитания и благородства. И если даже старший настолько слаб, что обществу от него нет никакой пользы, забота о нем являлась священной обязанностью всякого человека, который хотел бы считать себя достойным и благовоспитанным.

Нельзя также забывать еще об одной стороне дела. Помните, что ответил старик нарту Бадиноко: он сказал, что и его отец когда-то зацепился за это дерево и что, может быть, когда-то корзина и с самим Бадиноко вот так же здесь зацепится, ибо и его не минует судьба предшественников. Это есть признак так называемого временного мышления. Только низшие животные позволяют себе жить одними заботами о сиюминутных делах (да и то не всегда: многие звери запасают продукты впрок, на зиму или на случай голода). Человек же научился не просто мыслить, а и мыслить во времени. Он понимает, что младшие в будущем поступят с ним так же, как он ныне поступает со своим старшим. Поэтому, воздавая должное своим родителям и всем старшим, он как бы обеспечивает себе благополучное будущее. Видите: в общественном сознании уже появилось то, что обиходно мы называем практической мудростью.