Друг на «Фейсбук»

Мы отправились в кафе напротив молла, по дороге рассуждая о том, какие идиоты проектировщики модных бутиков: понаставили зеркал, которые намеренно полнят, и свет яркий в примерочные провели, чтобы пугать покупательниц – все ж изъяны фигуры видны.

– Я бы, – горячилась Марина, – ввинтила приглушенные споты, направленные исключительно в пол, а не в зеркало. А зеркала бы заказывала специально только дымчатые и которые фигуру вытягивают, а не укорачивают и приплющивают. Как они вообще что-то продают?

В «Мими-кафе» в послеланчевое время было немноголюдно. Кафе было симпатично декорировано под джаз-клуб времен сухого закона: фигурки трубачей и кларнетистов, напоминающие Дюка Эллингтона и Луи Армстронга, на ложных балкончиках – барабанные установки и контрабасы.

– Как мило, – сказала Марина, устраиваясь на высоком стуле перед барной стойкой.

– Вина? – спросила я.

– Да, и никакой закуски.

– Какая может быть закуска после тех бежевых брюк?

Очень симпатичный бармен, похожий на молодого Дэвида Бекхэма, блестя белоснежными зубами, прокричал:

– Велком ту «Мими-кафе»! У нас акция – три бокала вина по цене одного, если закажете два маленьких эпитайзера на выбор из семи.

– Не много будет по три бокала на человека? – спросила у меня Марина. – Но предложение такое выгодное, что грех отказаться.

– Посмотри, какие эпитайзеры они предлагают, гады. И крабовый дип, и шпинатный киш с пармезаном, и роллы с тигровыми креветками. Сволочи!

Мы заказали все.

После первого бокала вина Марина сказала:

– Кстати, тот белый пиджак из BCBG не так уж и плохо сидел.

Я поддакнула подруге:

– И не такой уж и дорогой.

– И брюки бежевые на тебе прекрасно смотрелись, – продолжила Марина, запивая креветки вторым бокалом вина, – хотя бежевые брюки не в теме, я бы взяла розовые.

– И правда, – откликнулась я, жуя третий ролл, – розовый мне идет.

– А тот шарфик от «Шанель» в глазах остался, как говорит твоя мама, – добавила Марина.

Выпив по три бокала на душу населения и проглотив все семь эпитайзеров в «мимишном» кафе, мы двинули через дорогу. Все ранее примеренное сидело идеально, как на манекенах, зеркала отражали подтянутых, очаровательных худышек, цены больше не кусались.

Мы с Мариной – гулять, так гулять – купили по пиджаку из тонкой лайки, не скажу, за сколько, шарфики от «Шанель», желтые одинаковые сумки, розовые брюки и много еще чего.

На следующий день, еле упаковав чемоданы, Марина отбыла домой в Нью-Йорк.

Проводив подругу на вокзале, не заезжая домой, я помчалась в молл и сдала обратно лайковый пиджак, розовые брюки и шарфик от «Шанель», стоивший как пиджак и брюки вместе.

Марина, выйдя из поезда на Манхэттене, взяла такси и поехала в магазин BCBG, где сдала пиджак, сумку и брюки. Потом пешком прошлась в «Шанель» и сдала шарфик.

Желтая сумка осталась у меня, уж больно она была жизнерадостной. Сумка полнит меня до сих пор.

Наира Григори

Родилась в Ереване. Окончила Ереванский медицинский институт. Работала в Институте хирургии им. Микаэляна. В 1994 г. переехала в Москву, где продолжала работать врачом. Публиковать рассказы начала на «Фейсбуке».

Песня сентября

Автобус был переполнен. Люди сидели, стояли и висели в вынужденных позах, стараясь не касаться друг друга. Жара вырисовывала влажные узоры на их одежде, тела щедро отдавали излишнее тепло и запахи пота.

Перегруженный автобус лениво полз по загородной трассе, не защищенный ни тенями деревьев, ни облаками от палящего сентябрьского солнца. Обстановка в салоне была угнетающей. Казалось, достаточно искры, чтобы вспыхнул настоящий пожар. Люди, что стояли, уже усталые от дороги и жары, ревниво озирались на занявших сидячие места. Хотя и те, услужливо взяв на колени тяжелые сумки стоящих и накрепко приклеившись к дерматиновому сиденью жарой и тяжестью, чувствовали себя не слишком уютно…

Казалось, дороге не будет конца.

На сиденье, стоявшем против движения автобуса, сидела юная девушка в легком сарафане до пят. Казалось, она окружена сферой, куда не проникали ни звуки, ни настроение окружающих, ни даже жара. Ей было лет пятнадцать-шестнадцать. Рядом, взяв ее за руку, сидела пожилая женщина – очевидно, бабушка.

Грузная женщина, обливающаяся потом, не сдержалась.

– Деточка, ты бы уступила место пожилым! – сказала она, скорее чтобы выплеснуть раздражение, потому что стоящих стариков в окружении и не наблюдалось.

Девушка повернула к ней улыбающееся лицо: крупный нос, большие глаза, обрамленные густыми ресницами и трогательными завитушками от собранных в косу волос.

Вместо нее ответила бабушка:

– Она не может. Если вам трудно, то садитесь на мое место, – и привстала.

Тут толстушке стало неудобно:

– Нет, нет, майрик[3 - Майрик – матушка, вежливое обращение к пожилой женщине.], что вы, я постою! Просто думаю: что же это за непорядок: молодежь расселась! Я же не знала!

Девушка как будто и не заметила перепалки – ее глаза были полны мечтательного ожидания, на губах трепетала тень улыбки.

– На конкурс едем… конкурс вокалистов. Впервые. Не думала, что так жарко будет. Весь сарафан измяли, – с сожалением сказала бабушка.

– А, так вы в нашу новую музыкальную школу? – подхватила соседка напротив. – Какую школу построили – даже орган есть! Учителя из Еревана аж едут!

Жители провинциального города одобрительно закивали головами.

– А что ты будешь петь, дочка?

– «Сарери овин», – улыбнулась девушка.

– Любимая песня моей мамы! – всплеснула руками женщина. – Охорми[4 - Охорми – помилуй, Господь.] ее душу! – и вытерла слезу.

Девушка запела. Голос ее, высокий и свежий, словно дуновение ветерка, поднялся под крышей и разлился по всему автобусу.

Пассажиры повернулись к источнику чуда, не осознавая, что же произошло в мгновение ока. Перед ними были не пустынные пейзажи пригородного шоссе, а древние горы, чьи вершины трепал прохладный ветер. Он подхватил слова тоски по утерянной любви и погнал дальше и дальше, унося с собой запахи цветов и полей, городов и морей – к тому, кому предназначались эти слова, оставляя после себя покой и слезы освобождения. Не было больше жары, раздражения, усталости. Только сладкая грусть и мысли о своем, глубоком…

Автобус остановился. Девушка привстала, и тут стало заметно, что она хромает. Старушка в полной тишине пыталась пробиться к выходу. Но тут ее внучку подхватили на руки и бережно, словно фарфоровую вазу, передавая из рук в руки, спустили из автобуса и поставили напротив перехода.

– Майрик, может, мы проводим вас? – молодые люди окружили их.