Оценить:
 Рейтинг: 0

Самому себе не лгите. Том 1

Автор
Год написания книги
2021
Теги
<< 1 ... 24 25 26 27 28 29 >>
На страницу:
28 из 29
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
И окровавленных волос
Не загорится снова прядь.

И этих стройных белых ног,
Которых легче в мире нет,
На суете земных дорог
Не отпечатается след.

И только свет прошедших дней
Мерцать, как дальняя звезда,
Останется в душе моей
И не померкнет никогда.

Дыхание жизни

(Отрывок из романа)

Михаэль лежал на снегу, подстелив под себя несколько хвойных веток. Исходные позиции батальон занял ночью, но уже рассветало, и начала атаки можно было ждать с минуты на минуту.

Четыре месяца прошло с последнего боя, в котором он участвовал и был ранен. Тогда, в августе, война шла в эстонских лесах и на улицах Таллина – мощеных камнем, пропахших дымом и порохом, – а сейчас стоял декабрь, и впереди простиралось, насколько хватало глаз, заснеженное подмосковное поле.

Но изменился не только пейзаж. В судьбе Михаэля тоже произошли изменения.

Переправившись под бомбами на старом буксире через Ладогу, Михаэль еще десять дней добирался до Горького. Несмотря на то, что у него имелось предписание, очумевшие и измотанные железнодорожники не обращали на бумажку никакого внимания, солдатские эшелоны шли в противоположном направлении, и оставались только обычные поезда, набитые эвакуированными и просто бегущими подальше от приближающейся линии фронта гражданскими людьми. Попасть в такой поезд было почти невозможно, а если все-таки удавалось, приходилось стоять.

А кроме того, надо было не перепутать направление. Карты у Михаэля не было, он плохо представлял себе, где находится пункт назначения, и всё же ему повезло. В Вологде, куда Михаэля привез товарный состав, ему удалось забраться в тамбур и каким-то чудом попасть в вагон идущего до Костромы, переполненного до отказа поезда. И стоять бы Михаэлю всю оставшуюся дорогу, если бы какая-то круглолицая девушка в платке, из-под которого выбивалась светлая прядь, не притянула его к себе и не усадила, вынудив слегка потесниться своего пожилого соседа, хотя двигаться было некуда.

Так он оказался на нижней полке, вплотную ощущая молодое женское тело и сгорая от смущения. В Риге у него не было подруг, даже с одноклассницами по гимназии общение было мимолетным, хотя Михаэль не раз ловил заинтересованные девичьи взгляды. Не зная, с чего начать разговор, он молчал, и где-то через полчаса, видимо, потеряв надежду, что парень откроет рот, девушка заговорила сама:

– Меня Клавдией зовут. Клава, значит. А тебя как?

Михаэль успел убедиться, что странное для русских произношение его имени вызывает вопросы, и постарался их избежать.

– Михаил.

– Михаил… – повторила Клава. – Стало быть, Миша. Ты откуда, солдатик? Вроде как в другую сторону от войны едешь?

У нее было непривычное «окающее» произношение.

– Я уже воевал, – не вдаваясь в подробности, ответил Михаэль. – Под Таллином. Был ранен, получил отпуск. Сейчас еду в Горький, потом – снова на фронт.

Он понимал, что в неимоверной тесноте вагона нужно говорить о себе как можно меньше.

– Ну а сам-то? Сам откуда будешь?

– Из Латвии… Из Риги.

Михаэль отвечал односложно. К ним уже прислушивались. Какой-то мужик, примостившийся на верхней полке, даже свесил голову вниз.

– Из Латвии? – переспросила Клава. – Тогда понятно. По разговору твоему. Говоришь вроде правильно, да как-то не по-нашему. Значит, латыш?

Михаэль сделал неопределенный жест. В такой обстановке, среди случайных людей, он не мог и не хотел откровенничать.

Клава поняла это по-своему. Она перестала донимать Михаэля расспросами и стала рассказывать о себе. Сама она из Вологды. Отец и брат воюют, а до войны оба на одном заводе работали. Матери нет, а с мачехой она не ладит, потому и едет к сестре. Тоже в Горький – стало быть, им по пути. Сестра ее, Лиза, на «Красном Сормове» работает, в сборочном цеху. И Клава там работать собирается.

Сормово! Михаэль уже слышал это название…

– Друг у меня, моряк. Вместе воевали под Таллином. Так он тоже на этом заводе работал.

– А где он сейчас?

– В Кронштадте.

– Правда? И мой жених где-то там. На фронте, под Ленинградом.

Михаэль не знал, почему его кольнуло упоминание о женихе. Неужели эта разговорчивая девица ему нравится?..

А Клавдия тем временем спохватилась.

– Господи! Ты же голодный! Сейчас покормлю.

Это было как нельзя более кстати. Михаэль умирал от голода. Последнюю банку полученных в Кронштадте консервов он съел еще утром, и у него оставался только хлеб – меньше полбуханки. Его надо было растянуть до конца пути… И тут появляется Клава с корзинкой. А в ней – домашняя снедь. Не захочешь – поверишь в чудеса.

Нужно было есть неторопливо, зная себе цену, как подобает бывалому бойцу, но от голода сводило челюсти. Неторопливо не получалось. Содержимое корзинки таяло, и Михаэль спохватился лишь тогда, когда понял: еще немного, и у Клавдии не останется ничего. Виновато посмотрев на девушку, он протянул ей корзинку.

– Извини! Совсем о тебе забыл.

Но Клава не расстроилась.

– Ты пока ешь. В Кострому приедем – раздобудем чего-нибудь. Есть у меня еще еда, да не могу ее трогать. Сестричке везу. Она, бедная, с ребеночком мыкается. Муж-то ее без вести пропал. А ей говорят: пропал – значит, в плен сдался. По этой причине и помощь ей, как жене фронтовика, не положена, – серьезно и с горечью заключила Клава.

Она хотела еще что-то сказать, но относительная тишина, установившаяся в ночном вагоне, была нарушена какой-то возней. В проходе появился мужской силуэт. Не обращая внимания на узлы, чемоданы и ноги пассажиров, мужчина пробрался внутрь. Прижав к стенке сидевшую у окна на противоположной полке женщину, он втиснулся рядом с ней. Женщина пыталась протестовать, но наглый тип ткнул ее в плечо.

– Заткнись, толстуха!

И принялся бесцеремонно разглядывать Михаэля и Клаву. Увидев в руках парня корзинку с едой, новоявленный сосед осклабился:

– Эй, рыжий! А много не будет? Поделился бы по-христиански.

– Это с тобой-то делиться? – ответила за Михаэля Клава. – Ты и так с центнер весом. Обойдешься, не похудеешь…

Нахал и в самом деле был таких габаритов, что не мог вместиться полностью и сидел полубоком.

– Да уж покрепче твоего шпингалета! А с этим делом у него как?.. Помощь не нужна? А то я завсегда готовый!

– Ты бы лучше на фронте себя показал! – вспыхнула Клава. – Там люди головы кладут, а такой матёрый детина в тылу ошивается!

– А у меня от войны освобождение. Я по здоровью к армии непригодный, – ухмыльнулся непрошеный собеседник. – Ну так как? Хочешь фартового мужика? У тебя таких точно не было, – и перегнувшись, положил ладонь на колено Клавы. Михаэля он игнорировал, как видно, сразу решив, что тот не опасен.

Дело принимало плохой оборот. Нужно было что-то предпринимать, но Михаэль не решался. Ему легче было вместе со всеми идти в бой, чем оказаться со злом один на один. Он и боксом стал заниматься из-за того, что не хватало ему уверенности в себе.
<< 1 ... 24 25 26 27 28 29 >>
На страницу:
28 из 29