Действительно, социологами можно было назвать тех, кто занимался социологией. Это были историки, экономисты, философы, логики, филологи, математики, физики, партийные работники, журналисты, театральные критики. Их объединяли круг чтения, интерес к научному исследованию социальных проблем и главное – определенная позиция в системе воспроизводства и реформирования власти. Они стремились найти себя в новой области творчества, свободной от дисциплинарной рутины, и привнесли в социологическую работу увлеченность и веру в чудесные открытия, которые обещала наука о человеке. Деятельность этих советских социологов не ограничивалась дисциплинарными рамками. Это было «движение интеллектуалов, которые находили смысл своей деятельности в искусстве, науке, философии, реинтерпретируя общество, они реформировали не только содержание социальной доктрины марксизма, но, прежде всего, стиль и язык науки, создавали новые социальные символы и стандарты»[22 - Батыгин Г.С. Предисловие // Российская социология шестидесятых годов в воспоминаниях и документах. СПб., 1999. С. 13–14.].
Советская социология возродилась на волне хрущевских реформ и имела своей официально провозглашенной функцией их информационное обеспечение. Но даже в таком узком, подчас технократическом понимании социология несла в себе мощное социально-критическое начало. Именно по этой причине, после многочисленных дебатов и споров социологию стали воспринимать как прикладную дисциплину, не имеющую права претендовать на собственную теорию.
В то же время, кульминацией периода возрождения советской социологии следует считать 1968 год, когда были созданы Институт конкретных социальных исследований АН СССР (ИКСИ РАН) и кафедра методики конкретных социальных исследований на философском факультете МГУ им. М.В. Ломоносова. Директором Института стал вице-президент Академии наук СССР, академик А.М. Румянцев, а заведующим кафедрой – профессор Г.М. Андреева.
Все, что было создано академическими социологическими учреждениями в этот период, бесспорно, вошло в сокровищницу не только российской, но и мировой науки. Советские социологи пользовались большим авторитетом за рубежом, а их научные доклады на международных конференциях и совещаниях нередко вызывали восхищение мировой общественности. В Институте работали талантливые ученые-социологи: В.А. Ядов, А.Г. Харчев, А.Г. Здравомыслов, Б.А. Грушин, Ю.А. Левада, И.С. Кон, Н.И. Лапин, Г.М. Андреева, Ю.Н. Давыдов и другие.
Важно отметить, что научная деятельность концентрировалась не только на решении прикладных проблем. Несмотря на известные ограничения на осмысление и развитие социологической теории, ученые института внесли огромный вклад в изучение истории зарубежной социологии, что в тот период было возможно лишь за счет критики буржуазного знания. Как вспоминает известный специалист в данном направлении профессор И.С. Кон, «…критика» заменяла советской интеллигенции недоступные первоисточники, с нее начинали свою научную деятельность многие наиболее образованные и талантливые философы и социологи»[23 - Кон И.С. Эпоху не выбирают // Российская социология шестидесятых годов в воспоминаниях и документах. СПб., 1999. С. 116.]. В их числе – Галина Андреева, Пиама Гайденко, Олег Дробницкий, Юрий Замошкин, Нелли Мотрошилова, Елена Осипова, Эрих Соловьев и другие. В дальнейшем, «по мере ослабления цензурных запретов, «критическая критика» превращалась либо в положительную разработку соответствующей проблематики, либо в нормальную историю философии и науки»[24 - Кон И.С. Эпоху не выбирают // Российская социология шестидесятых годов в воспоминаниях и документах. СПб., 1999. С. 116.], а отечественные социологи продолжали проводить плодотворные эмпирические исследования по многим проблемам развития социалистического общества[25 - Осипов Г.В. Теория и практика социологических исследований в СССР. М., 1979; Советская социология: в 2 т. М., 1982.].
Следует отметить, что на первых этапах восстановления социологии в СССР, вузовская социология обладала меньшей дисциплинарной самостоятельностью, чем академическая и «заводская». Вместе с тем, практически все отечественные социологи преподавали социологию в высших учебных заведениях. Так, в 1977 г. на философском факультете Московского государственного университета им. М.В. Ломоносова (на отделении научного коммунизма) была введена специальность «прикладная социология».
В 1980-е гг. в ряде регионов Советского Союза сложились научные школы, которые наряду с проведением социологических исследований, осуществляли подготовку социологических кадров. Например, в Новосибирске ими руководили профессора Т.И. Заславская, Р.В. Рывкина, В.Н. Шубкин; на Урале – в Екатеринбурге, Перми, Уфе – профессора Л.Н. Коган, Н.А. Аитов, З.И. Файнбург, Г.Е. Зборовский, Л.Я. Рубина; на Алтае – профессор С.И. Григорьев; в Ростове-на-Дону – профессор Ю.Г. Волков; в Нижнем Новгороде – профессора З.Х. Саралиева, А.А. Иудин, С.С. Балабанов; в Самаре – профессор Е.Ф. Молевич; в Саратове – профессор В.Н. Ярская-Смирнова.
Определенный перелом в институционализации социологического образования, в подготовке профессиональных социологов произошел в 1984 г., когда были открыты отделения прикладной социологии на философском факультете Московского государственного университета и на экономическом факультете Ленинградского государственного университета. В 1986 г. было открыто отделение социологии на философском факультете Киевского университета. Развернулась специализация по социологии в Московском институте управления, Ленинградском финансово-экономическом институте, Уральском, Новосибирском, Харьковском университетах, университетах Риги, Таллинна, Иванове, Уфимском авиационном институте и ряде других вузов страны[26 - Добреньков В.И., Зборовский Г.Е., Нечаев В.Я. Социологическое образование в России. М., 2003. С. 49.].
В целом, к концу рассматриваемого периода уместно говорить об одновременном сосуществовании двух «социологий». Одна наследовала доктринальное величие сталинского марксизма и опиралась, в основном на достижения советской философии, а вторая – активно занималась проведением конкретных социологических исследований.
При этом, когда идет речь о развитии философии в СССР, то вряд ли уместно считать, что существовала какая-то единая «философская школа», объединявшая всех советских философов. Их объединяла общая методология научного познания, которой выступал марксизм-ленинизм. Тем не менее, целесообразно выделить ряд направлений, в русле которых плодотворно работали советские философы в 60-е, 70-е и 80-е гг. ХХ века.
Так, начиная с 60-х гг. прошлого столетия формировалась генерация философов, которые серьезно занимались научным и гуманистическим анализом творчества К. Маркса и Ф. Энгельса, а разное истолкование философско-методологических идей этих мыслителей, сразу же предопределило возникновение различных научных школ, вступивших в творческое соревнование друг с другом.
Вектор исследования проблем теории познания и методологии науки в 60–70-е гг. в советской философии был задан пионерскими трудами молодых тогда ученых – Э.В. Ильенкова, А.А. Зиновьева и их последователей. Этой же проблематикой начинают заниматься философы старшего поколения – М.М. Розенталь, Л.А. Маньковский и др. Работы Э.В. Ильенкова оказали существенное влияние на исследования в области философии сознания и философской психологии Ф.Т. Михайлова, на работы М.Б. Туровского в области теории мышления.
Особое место в советской философии занимают труды М.К. Мамардашвили, который хотя и не создал самостоятельной школы, но оказал влияние на многих отечественных философов не только этого времени, но и последующего поколения. В 70-е гг. этот философ перешел от исследования проблем логики, методологии и теории познания к изучению проблем сознания и создал оригинальную философско-антропологическую концепцию, используя при этом идеи не только К. Маркса, но и феноменологов и экзистенциалистов.
В 70–80-е гг. школа В.С. Библера интенсивно разрабатывает оригинальную концепцию мышления как диалога разных логик и переходит к изучению проблем познания в рамках философской теории культуры. Оригинальная школа логики и методологии науки возникает в 60-е гг. в Киеве. Лидером этой школы стал П.В. Копнин, разработавший принципы соединения содержательного и формально-логического анализа научного знания. В Минске возникла школа методологии науки, основанная на идеях В.С. Степина.
С 60-х гг. ХХ в. с большим успехом шло изучение проблем современной формальной логики (в виде символической логики), а в 70–80-е гг. В.А. Смирнов создал и возглавил оригинальную логическую школу. В работу по изучению современных проблем логики интенсивно включились Е.К. Войшвилло, Д.П. Горский и В.К. Финн. Логиков-философов активно поддержали логики-математики: С.А. Яновская, А.А. Марков, А.В. Кузнецов и др.
Весьма интенсивно в советские годы разрабатывались философские проблемы естествознания под руководством Б.М. Кедрова, И.В. Кузнецова, М.Э. Омельяновского, и И.Т. Фролова. В 70–80-е гг. впервые в СССР В.В. Чешевым, В.Г. Гороховым, В.М. Розиным и другими философами начинает разрабатываться проблематика философии техники и технических наук
К разработке тематики логики и методологии науки и философских проблем естествознания непосредственно примыкали философско-методологические проблемы истории естествознания.
В 60–70-е гг. появляются работы, которые можно с полным основанием отнести к зарождающейся философской антропологии. Так, в конце 60-х гг. (посмертно) была опубликована работа C.Л. Рубинштейна «Человек и мир», в которой разработана оригинальная концепция онтологии человеческого сознания. Этой тематике посвящены работы М.К. Мамардашвили, а в 80-х гг. И.Т. Фролов исследовал феномен человека, в частности, проблемы смысла жизни и смерти в единстве биологических и аксиологических аспектов.
В советское время М.Ф. Овсянников, М.А. Лифшиц и А.В. Гулыга широко развернули исследования по теории и истории эстетики, структуре категорий эстетики «возвышенное», «прекрасное», «трагическое», «комическое» и др. Исключительное значение имел выход многотомной «Истории античной эстетики» А.Ф. Лосева. Затем начинает складываться философия культуры как исследовательская область.
С начала 60-х гг. начинается подъем в изучении истории западной философии. Методологические проблемы историко-философских исследований разрабатывались Т.И. Ойзерманом, А.С. Богомоловым, З.А. Каменским. Т.И. Ойзерман и Н.И. Лапин провели серьезные исследования формирования и развития взглядов К. Маркса. В самостоятельное направление вылилось изучение истории философии в странах Востока – Китае, Индии, Японии, Иране, арабских странах С.Н. Григоряном, М.Т. Степанянцем, А.В. Сагадеевым и др.).
К началу 70-х гг. в СССР сложились национальные и региональные философские сообщества со своей проблематикой и исследовательскими программами. В то же время между этими сообществами шло интенсивное взаимодействие, поэтому интересные исследовательские результаты становились достоянием всех советских философов.
Советские социологи всегда стремились развивать новые темы и исследовательские методы, о чем свидетельствуют фундаментальные научные труды, составившие творческое наследие советской социологической науки. Так, Рабочая книга социолога – первое в СССР практическое пособие по проведению конкретных социальных исследований, впервые изданная в 1976 г. под редакцией Г.В. Осипова, стала всемирно известным бестселлером и выдержала множество изданий и сохранила свою ценность по настоящее время[27 - Рабочая книга социолога / Под ред. Академика РАН Г.В. Осипова. М.: Едиториал УРСС, 2020.].
Новый этап развития отечественной социологии начался в середине 80-х гг. ХХ века, когда XXVII съезд Коммунистической партии Советского Союза обратил внимание на исследование различных проблем развития и функционирования социальной сферы как пространства жизнедеятельности человека, поставил вопрос о социальной эффективности экономического развития советского государства. Вопрос о дальнейшем конституировании социологии как самостоятельной науки и использовании социологических исследований в решении задач социально-экономического развития страны был поднят до общегосударственного уровня, а окончательная институционализация этой дисциплины произошла после выхода Постановления Коммунистической партии Советского союза «О повышении роли марксистско-ленинской социологии в решении узловых проблем советского общества» в 1988 году.
В частности, в данном Постановлении отмечалось, что «Центральный Комитет КПСС считает, что современное положение дел в социологии не отвечает потребностям общества. Социология еще не заняла должного места в творческом развитии марксистско-ленинского обществоведения, формировании научного мировоззрения трудящихся, осуществлении социальной политики КПСС.
Следовательно, <…> необходимо поднять на качественно новую ступень развитие марксистско-ленинской социологии, существенно повысить теоретический, методологический и методический уровни научных разработок и коренным образом улучшить их использование в управлении и прогнозировании общественных процессов, углублении демократизации и гласности. <…> Для этого требуется осуществить систему мер, направленных на обеспечение комплексности и результативности социологических исследований, развитие сети социологических институтов и центров, повышение роли служб социального развития на предприятиях и в организациях, коренное улучшение социологического образования и подготовки кадров социологов, создание научно обоснованной системы изучения общественного мнения <…>»[28 - Смотри подробнее: О повышении роли марксистско-ленинской социологии в решении узловых проблем советского общества // Социологические исследования. 1988. № 5.].
В Постановлении были предусмотрены меры по реформированию академических институтов, улучшению социологического образования, подготовки, переподготовки и повышению квалификации кадров социологов. Намечалось открыть в текущей пятилетке социологические факультеты или отделения в крупнейших вузах страны, организовать социологическую специализацию и профилирование других специальностей высших учебных заведений[29 - О повышении роли марксистско-ленинской социологии в решении узловых проблем советского общества // Социологические исследования. 1988. № 5.].
Последний этап развития советской социологии был отмечен рядом знаменательных событий, в том числе, связанных с формированием системы социологического образования. Так, в 1988 г. Высшая аттестационная комиссия СССР включила социологию в номенклатуру специальностей научных работников, таким образом, в перечне научных специальностей социология впервые была отделена от философии.
В августе 1988 г. был издан приказ Государственного комитета СССР по народному образованию «О формировании системы подготовки социологических кадров в стране». Согласно этому приказу, специальность «прикладная социология» преобразовывалась в специальность «социология», принимались предложения вузов об открытии социологических факультетов и отделений. Наконец, 6 июня 1989 г. ректор Московского государственного университета им. М.В. Ломоносова, академик А.А. Логунов подписал приказ № 500 «Об организации социологического факультета в Московском государственном университете». Так был основан первый в России социологический факультет. Организатором и деканом факультета стал виднейший отечественный социолог, внесший существенный вклад в становление советского социологического знания – профессор В.И. Добреньков. В это же время был открыт факультет социологии в Ленинградском государственном университете.
Таким образом теоретическая и прикладная социология – новый импульс для своего развития.
Необходимо подчеркнуть, что именно социологи всегда говорили о необходимости реформирования, перехода к новым, научным методам управления, а также приводили факты…[30 - Осипов Г.В. Мы жили наукой // Российская социология шестидесятых годов в воспоминаниях и документах. СПб., 1999. С. 109.] И именно они констатировали факт перехода советского общества на новый качественный уровень, которое к началу 80-х гг. ХХ века представляло собой сложнейший организм, требующий, в первую очередь социально-экономических и социально-политических преобразований.
Во многом за счет невнимания и нежелания учитывать мнение компетентных ученых можно объяснить ту теоретическую, методологическую путаницу, которая имела место в начале коренных социальных преобразований в СССР, получивших название «перестройка». А также уже непосредственно практические просчеты и управленческие ошибки, которые привели страну на грань социально-политического и социально-экономического развала. Так, не считаясь с мнением компетентных ученых – обществоведов, не изучив достижения современной зарубежной науки и практики, М.С. Горбачев попытался самостоятельно осмыслить социальные процессы, происходившие в стране и единолично, волюнтаристски инициировать общественные преобразования. Для М.С. Горбачева было «очень важно не «засидеться» на старте, преодолеть отставание, вырваться из трясины консерватизма, сломать инерцию застоя. Это невозможно сделать эволюционно, с помощью робкой, ползучей реформы».[31 - Горбачев М.С. Перестройка и новое мышление для нашей страны и всего мира. М.: 1988. С. 48.]
Действительно, реформа в тот период предполагала бы последовательность определенных, заранее спланированных шагов. А «революцию» достаточно было инициировать, не заботясь о продуманности принимаемых мер и их последствиях. Кроме того, если применить взгляды К. Маркса к реалиям Советского Союза периода правления М.С. Горбачева, то необходима была именно социальная революция – длительный период постепенных, планомерных изменений общественной жизни, что по существу, является эволюцией.
Тем не менее, М.С. Горбачеву пришлось сталкиваться с вопросом: чего следует достигнуть в результате перестройки, к чему прийти? По его мнению, «на этот вопрос вряд ли можно дать детальный, педантичный ответ. Не в наших традициях заниматься пророчествами и пытаться предопределить все архитектурные элементы того общественного здания, которое мы возведем в процессе перестройки».[32 - Горбачев М.С. Перестройка и новое мышление для нашей страны и всего мира. М.: 1988. С. 31.] То есть, перестройка стала осуществляться без какого-либо предварительного социального планирования и прогноза.
Следует отметить, что М.С. Горбачев противоречил, утверждая, что «перестройка – это решительный поворот к науке, умение поставить любое начинание на солидную научную основу. Это соединение достижений научно-технической революции с плановой экономикой». Однако в то же время, «новые задачи приходится решать без «готовых рецептов», поскольку, обществоведы не предложили пока ничего цельного. Политэкономия социализма застряла на привычных понятиях, оказалась не в ладах с диалектикой жизни. Отстают от потребностей общественной практики философия и социология. Основательная перестройка предстоит исторической науке»[33 - Горбачев М.С. Перестройка и новое мышление для нашей страны и всего мира. М.: 1988. С. 46.].
Российскими социологами была убедительно доказана неправомерность данного утверждения. С 1989 года Институтом социально-политических исследований РАН два раза в год, на основе детального анализа социально-экономических и политических показателей, давалась оценка социально-политическому развитию страны, а властным структурам предоставлялись убедительные социальные прогнозы, которые ими же игнорировались. Кроме того, в проблематику исследований известных отечественных социологов входило: изучение состояния массового сознания, ценностных ориентаций, установок и настроений разных социальных и национальных групп, поиски путей осуществления их интересов, а также выявление причин социальной и межнациональной напряженности и конфликтов, определение механизмов их предупреждения и преодоления[34 - Смотри данные по итогам Всесоюзных социологических исследований «Показатели и индикаторы развития советского общества», проведенные отделом методологии и истории социологии ИС АН СССР (1979–1985 гг.) под руководством Г.В. Осипова; Социальная и социально-политическая ситуация в СССР: анализ и прогноз. М., 1989.].
По мнению советских социологов, в послевоенные годы в СССР буквально в десятки раз увеличилось число предприятий, учреждений, организаций, произошло усложнение общества в таких масштабах и с такой скоростью, какой никогда до этого не было в истории человечества для объединения таких огромных размеров, каким был Советский Союз. Усложнились все аспекты жизни общества, образование, культура, коммуникации, международные отношения и т. д. Естественно, назрели проблемы и возникли трудности, с которыми уже нельзя было должным образом справляться прежними средствами. В стране стала назревать кризисная ситуация.
Сущность надвигавшегося кризиса заключалась в том, что сложившаяся и нормально функционировавшая до этого система власти и управления советского общества стала неадекватной новым условиям. И по мере прогресса общества степень неадекватности все более возрастала. Этот процесс можно было остановить, то есть предотвратить кризисный взрыв или смягчить его. Его можно было преодолеть теми средствами, какими советское общество располагало, то есть, средствами коммунистическими. При этом вряд ли требовалась коренная перестройка социальной системы. Наоборот, необходимо и достаточно было усовершенствование именно коммунистической социальной организации.
Следовало увеличить аппарат власти и управления, особенно партийный аппарат. Он был уже мал для возросшего числа объектов, подлежащих управлению, и не соответствовал усложнившейся структуре общества, а также усложнившимся условиям управления. Важно было повысить квалификацию работников системы власти и управления именно как работников коммунистической системы, разработать экономическую теорию именно для этой системы, усилить централизацию экономики и управление ей. Короче говоря, надо было идти по пути усиления и усовершенствования всего того, что в западной идеологии и пропаганде подвергалось критике и осмеянию именно потому, что это фактически работало и могло позволить Советскому Союзу преодолеть трудности[35 - Что, на наш взгляд, означало бы прогрессивную эволюцию советского общества.].
Но советские руководители, как бы ринулись в «перестройку», гибельность которой была очевидна заранее. «Перестройка» развязала кризис, который стал всеобъемлющим, охватив и сферу экономики[36 - См.: Зиновьев А. На пути к сверхобществу. М., 2000. С. 457–465.]. Такой результат перестройки означал, что при ее проведении были неправильно сформулированы причины и сама природа всеобщего прогрессирующего паралича 70-х годов, неверно определены цели, которые надо было достичь, и средства, пригодные и уместные для их достижения.[37 - Перестройка провалилась, что дальше? Из писем в редакцию журнала Социологические исследования. // Социологические исследования, 1991, № 5.]
К концу 80-х гг. проблемы, стоящие перед советской экономикой, обострились: политика перестройки не смогла остановить общего ухудшения экономических показателей. В 1991 году продолжался рост как открытой, так и подавляемой инфляции. По официальным оценкам, розничные цены возросли за год на 5 %, а общий уровень инфляции составил около 12 %. В результате быстрого увеличения денежной наличности при неизменных государственных ценах у населения и предприятий накопилось избыточное количество денег, которое оценивалось в 250 млрд. руб.[38 - Ведута Е.Н. Государственные экономические стратегии. М., 1998. С. 241.] Экономическая система централизованного планирования постепенно теряла свою эффективность, но, поскольку она не была заменена эффективной экономической стратегией, продолжался прогрессирующий рост ее дезорганизации.
В 1990 г. укрепилось общее понимание необходимости более смелой, всеобъемлющей и четко ориентированной на рынок программы экономической реформы. Так, в течение первых трех кварталов данного года Верховному Совету СССР учеными – обществоведами был представлен ряд авторских программ или «проектов» перехода к рынку. Они отличались детальностью проработки, временными ограничениями и последовательностью предлагаемых мер.
Одной из них была программ, получившая название «Программы 500 дней». В рамках этой программы предлагалось организовать широкую продажу населению недвижимости (квартир, мелких предприятий, незавершенных строек и др.), а также акций и облигаций; затем отменить государственные субсидии убыточным предприятиям, ускорить их банкротство и переход в руки новых собственников. Этим, по замыслу авторов, достигались бы две цели: 1) изъятие у населения излишков денег и, тем самым, оздоровление бюджета; 2) создание широкого слоя мелких и средних собственников и арендаторов как базы рыночной экономики. Однако, хотя предложенные в рамках данной программы меры способствовали бы определенной финансовой стабилизации, в ней не были обозначены механизмы функционирования эффективной экономики.
Исходная посылка другого проекта – проекта «денежной реформы» состояла в том, что «лишние» деньги сосредоточены в руках узкой прослойки богатых людей и изъятие накоплений «сверх» 5 или 10 тыс. руб. восстановит не только финансовую стабильность, но и социальную справедливость. При этом в тени осталось главное: денежная реформа в лучшем случае «срезала» бы «верхушку» инфляции, оставив в неприкосновенности ее «корни», поэтому потребность в денежных реформах стала бы перманентной. При этом задача перехода к рынку в данном проекте даже не ставилась.
Сторонники проекта «иностранные займы», сопоставляя соотношение между мировыми ценами (в долларах) и свободными ценами (в рублях) на дефицитные в СССР товары (электроника, автомобили и т. п.), сделали вывод о том, что иностранный кредит в размере 10–15 млрд. долл. был бы вполне достаточен для стабилизации отечественного потребительского рынка. Существовали также проекты «обмена рублей на валюту» (проекты Г. Фильшина – обмен 140 млрд. руб. на 7,7 млрд. долл. и «Российского дома» – обмен 300 млрд. руб. на 50 млрд. долл.).
В анализируемый период выдвигалось также предложение «отпустить цены». При этом его авторы, считавшие себя «рыночными экстремистами» и в то же время сторонниками «нормальной» экономики, не приводили никаких расчетов относительно того, какими могли бы быть свободные цены в условиях монополизированной экономики СССР. По мнению компетентных специалистов, монополии поступили бы просто: цены на энергию, уголь, нефть, газ, металл и т. д. подняли бы в 5–6 раз, а объем производства сократили бы. И в итоге экономика снова оказалась бы в состоянии жесточайшего кризиса[39 - См. об этом: Шеншин А.Е. Российская Федерация на рубеже столетий: макроэкономика. М., 2003. С. 17–19.].
В целом, если не принимать во внимание авантюрную сторону этих проектов, главный их недостаток, на наш взгляд, состоял в том, что они не решали центральной задачи перехода к рынку – создания основ рыночной инфраструктуры.
В свою очередь, Президент СССР предложил программу «Основные направления стабилизации народного хозяйства и перехода к рыночной экономике», которая была одобрена Верховным Советом СССР 19 октября 1990 г. Необходимо отметить, что в данном документе имела место адекватная оценка состояния экономики страны и было показано, что «альтернативы переходу к рынку нет». Однако, несмотря на ясность этой конечной цели, «Основные направления…» не содержали четкого плана или графика такого перехода. Вместе с тем, в них был намечен общий порядок действий по проведению рыночной реформы[40 - Шеншин А.Е. Российская Федерация на рубеже столетий: макроэкономика. М., 2003. С. 19.], а перечень различных экономических мероприятий свидетельствовал о том, что выбор был сделан в пользу постепенности решения проблемы перехода к рынку.
К сожалению, отечественная экономика являлась объектом заботы не только Коммунистической партии СССР и Советского правительства. Она находилась в поле пристального внимания международных финансовых организаций. Так, в 1990 г. представители Всемирного банка, ОЭСР и ЕБРР, совместно с Комиссией Европейских сообществ, провели «детальное» исследование советской экономики. Результатом встреч в 1990 г. сотрудников этих четырех организаций с представителями союзных министерств и ведомств стал доклад[41 - Доклад группы экспертов Международного валютного фонда, Международного банка реконструкции и развития, Организации экономического сотрудничества и развития и Европейского банка реконструкции и развития, подготовленный по рекомендации совещания на высшем уровне семи ведущих промышленно развитых стран. Экономика СССР: выводы и рекомендации // Вопросы экономики. 1991. № 3. С. 6 – 69.], содержащий выводы о неблагоприятном состоянии отечественной экономики и перечень тех мер, которые следовало предпринять для улучшения ситуации.
Согласно авторам доклада, их мнение учитывало характерные особенности СССР, его основные отличия от других стран с централизовано планируемой экономикой, переживающих переходный период. В их числе: «весьма закрытый характер советской экономики при особенно искаженных ценовых пропорциях, отсутствии опыта частной собственности, слабой связи с рыночной системой и глубоко укоренившимися проблемами основополагающего характера»[42 - Экономика СССР: выводы и рекомендации // Вопросы экономики. 1991. № 3. С. 23.]. Базовыми и тесно взаимосвязанными элементами предстоящих преобразований были названы: 1) общая стабилизация экономики; 2) реформа цен в условиях конкуренции; 3) реформа собственности. В каждой из указанных областей предлагалось принять и осуществить трудные и сложные политические решения, связанные с радикальной ломкой сложившихся в СССР общественно-экономических отношений[43 - Экономика СССР: выводы и рекомендации // Вопросы экономики. 1991. № 3. С. 22.].
Необходимо отметить, что авторы доклада вовсе не исключали возможность того, что в целом реализация предложенных преобразований займет длительное время, поскольку экономика развивается медленно, «процесс реформ никогда не завершается ни в экономике, претерпевающей коренные изменения, как, например, в СССР, ни в странах со сложившейся рыночной инфраструктурой»[44 - Экономика СССР: выводы и рекомендации // Вопросы экономики. 1991. № 3. С. 24.]. Однако, поскольку «разработчики» проекта экономической реформы для Советского Союза предполагали, что нельзя предписать какой-нибудь один-единственный график выполнения указанных мероприятий, то их основное внимание было сосредоточено на обсуждении двух альтернативных подходов к общей последовательности и темпам реформаторских усилий – консервативного и радикального.