Нас тревожат другие дали. Выпуск 3

Много горя видеть довелось людям за последние годы. И переживать. Но когда Мария думает о войне, то почему-то сразу вспоминает растерзанное собачье тельце, на цепи, с неснятым ошейником, разбросанное по кровавому снегу. Да видит одинокого, неприкаянного щеночка на холме, выглядывающего человека… И этот проклятый деревянный туалет, кривой, шаткий, как вся наша прифронтовая жизнь, не нужный никому, кроме одинокой, брошенной людьми собаки…

Расстрелянная Терема

Рассказ

В среду на первом уроке школу облетела шокирующая новость: в шесть часов утра к дому учительницы химии подкатили «опель» и микроавтобус. Из автобуса выскочили несколько военных, в балаклавах, с автоматами, и побежали во двор, следом направились трое в штатском из автомобиля. Учительницу с какой-то тряпкой на голове вывели на улицу, затолкали в автомобиль и увезли. Ошеломлённый муж арестованной остался стоять у раскрытых настежь ворот.

«За что?» – этот вопрос витал в стенах школы целый день. Задавать его громко никто не решался, произносилось всё шёпотом и в небольших группках, где доверяли друг другу.

В девятый класс новость принёс Евсеев Никита.

– Слышал? – толкнул локтем Сергея и шлёпнулся на свободное рядом с ним место. – Химичку нашу замели. Сепаратистка.

Сергей, ещё не совсем проснувшийся, только хмыкнул: мол, шутку оценил. Учительница химии хоть и вредная, чересчур строгая, но ему ставила десять баллов и на то, что он учительский сын, плевать хотела. Учишь – получай!

– Так ей и надо, гадине, – продолжал гнуть своё Никита. – Всё ко мне цеплялась, двойки ставила, ещё и зудит: «Ты можешь учиться лучше, у тебя память прекрасная». Если она такая прекрасная, то какого ж ты хрена мне двойки ставишь?

Сообразив наконец, что Никита не шутит, Сергей спросил:

– А ты откуда это знаешь?

Никита неопределённо повёл плечами, ничего не ответив и не объяснив, всё продолжал смаковать новость:

– Говорят, она корректировщица, сведения передавала.

Тут уж Сергей откровенно заржал, чем разбудил сидевшего за столом историка.

– Что там у вас такое? – Очки Дмитрия Петровича грозно скользнули до самого кончика носа. – Евсеев, сядь на своё место!

Никита нехотя поднялся и пошагал к своему стулу, как раз за спиной Сергея, уже оттуда продолжал комментировать:

– Я знаю, раз говорю. Дочка у неё живёт в этой Дэнэре, через неё она и сообщала. И вообще, разве ты не помнишь, что она на русском уроки вела? А должна была – на украинском…

– Ты тоже по-русски говоришь, так что, и ты сепаратист?

Никита тут же ткнул товарища кулаком в спину. И, словно в подтверждение того, что это для него оскорбление, водрузил поверх рубашки вытянутый из-за пазухи кулончик в форме трезубца. «Ещё один ярый патриёт», – подумал Сергей.

К разговору мальчишек какое-то время прислушивалась Ирка Турянская, сидящая в соседнем ряду. Воспользовавшись тем, что историк повернулся спиной и искал на карте только ему интересную реку, Ирина подскочила к мальчишкам и добавила свою порцию слухов:

– Она пенсионерка, на её место давно уже молодые метят. Вот кто-то и постарался, написали или позвонили – и всё, место свободно.

* * *

Уже второй день об учительнице ничего не слышно, домой она не возвращалась, телефон её отключён. Всполошившиеся коллеги даже пытались связаться с её мужем, расспросить его, где же Ирина Романовна. Он-то должен знать! Но оказалось, что он тоже ничего не знает, увезли – и с концами. Пропал человек. Враги откровенно радовались, а считавшиеся друзьями старались остаться в стороне, словно ничего и не случилось.

Радовался почему-то и Никита, сказал Ирке со злостью:

– Пугала нас экзаменами, говорила: «Плохо будете учиться – не сдадите». А вот теперь тебе! – И, растянув в ухмылке тонкогубый рот, он победно, почти под нос девчонке выставил пятерню с поднятым средним пальцем.

Покрутив пальцем у виска, Ирка убралась восвояси, а мальчишки продолжили играть в карты.

Сергей, как обычно, слушал друга молча, хотя в нём уже начинал закипать протест. Мысли Сергея неожиданно выразил Данил Коваленко:

– А мне её жалко. Сколько ей лет? Шестьдесят?

– Больше, – ответил Радик. – Шестьдесят три, как моей бабушке.

– Какая же она преступница? И что такого могла сделать? Я понимаю ещё, если парень, если молодой, а то – шестьдесят три! Бандюков не ловят, у нас вон на плотине два дома отдыха раскурочили, всё выдрали да вывезли. Даже катамаран на прицеп погрузили и спёрли. И ничего! Потому что там Правый сектор орудовал, их они не тронут. А тут учительница, пенсионерка, взвод с автоматчиками прислали. Дурдом! Смешно просто…

Сергей возмутился:

– Ничего себе смешно! Человека забрали, и никто не знает, где она. Мама говорит…

– Хватит ныть! – перебил Никита. – Нашли кого жалеть. Пошли уже на урок, пока классная не припёрлась…

Карты спрятали под подоконником в подвале, где обычно играли на переменах, и поплелись на последний, седьмой, урок. Сергей ничего не сказал ребятам, но в голове его уже зрел план…

* * *

На следующий день директор школы, сидя в кабинете, занимался годовым отчётом, то и дело вызывая к себе то секретаря, то завуча, то учителей, когда дверь кабинета отворилась и без всякого стука вошёл девятиклассник Сергей Хоченков.

– Чего тебе? – не глядя, бросил в его сторону директор.

Парень достал из-за спины какую-то бумажку и положил перед директором на стол.

– Вот, возьмите, почитайте. Мы хотим передать это куда надо…

– Куда надо? – повторил машинально директор за ним, не отрываясь от своих документов.

– Я не знаю куда… В службу безопасности, наверное, или в эту… как её… администрацию военную…

– Ку-да? – Директор, забыв про отчёт, уставился на мальчишку, потом перевёл взгляд на листок и начал читать: «Мы, ученики… м-м-м… школы просим отпустить нашу учительницу Ирину Романовну Чалую, так как она ни в чём не виновата. Можем поручиться за неё». – Та-а-ак, – протянул директор, думая о чём-то, отложил листок, внимательно, пристально взглянул на Сергея поверх очков в дорогой оправе. – И кто всё это придумал?

– Я, – твёрдо ответил Сергей, глядя не на директора, а куда-то в сторону.

– А кто подсказал?

– Никто. Я сам. Ребята подписали. Там восемнадцать человек, можем ещё больше, надо только поговорить…

– А ты вообще соображаешь, куда сунулся? – Забыв о том, что кричать ни в коем случае нельзя, не дай бог кто подслушает под дверью, он всё же сорвался на крик. – И чем это всё может грозить тебе, мне? Ты… ты понимаешь, в какое время мы живём? Да если это всё пойдёт, – директор потряс в воздухе листком с подписями, – от тебя мокрого места не останется! У тебя мать – учительница! Ты о ней подумал? Хочешь и её работы лишить? Или чтобы и за ней вот так приехали?!

– Но ведь это же ошибка! – не сдавался Сергей. – Вы же не думаете, что там что-то серьёзное. Она ведь нас учила! И маму мою она тоже учила. Вы всегда хвалили её, говорили, что она хороший учитель. А теперь что? Вы учите нас одному, а сами поступаете наоборот?! Ведь так нельзя, кто-то же должен за неё заступиться!

Ничего не добившись от Сергея, директор вызвал в кабинет его мать, Наталью Николаевну, учительницу английского.

– Вы вообще в курсе, чем занимается ваш сын?

Наталья Николаевна оказалась не в курсе, сын с нею не советовался. И вообще последние два года его не узнать: стал вдруг слишком самостоятельным, несговорчивым, на всё у него своё мнение. Узнав от директора подробности, Наталья Николаевна и растерялась, и испугалась, чего-чего, но такого от сына она не ожидала. Директор, конечно, в её неведение не поверил и попробовал припугнуть: