Ковчег Лит. Том 1

Все-таки правду говорят: смех – идеальное начало для дружбы. Эти двое прям слиплись, как две макаронины в кастрюльке.

IV

В следующий раз, задумав вечеринку, Сэм позвал всех: и нас, и этого, странного. И некоторых девчонок тоже.

Все было как в рассказе его подружки: музыка – на полную, алкоголь – рекой.

Странный припер туда в дурацком свитере блевотного цвета. Мы не особо ему обрадовались. Не то чтобы мы плохо к нему относились, просто нам всем зубы сводило, когда мы видели, как они с Сэмом светятся и лыбятся всякий раз, пожимая руки. У них уже и свое рукопожатие было, и какие-то локальные мемчики выработались – ну и прочая задротская фигня.

Ну так вот, пришел Странный – причем позже всех: домашку делал.

Что было дальше – помним смутно. Мы не привыкли так пить.

V

Девчонка Сэма оказалась сукой.

Они расстались, и он теперь отменно про нее злословил, так, что мы по полу от смеха катались. Единственным, кто пытался как-то за нее заступаться, был Странный. Как нас это бесило! Ну нравится тебе эта сука – так и встречайся с ней, кто тебе мешает? Но нет – ты стоишь тут, между Сэмом и нами, и втираешь нам какую-то ересь. Пошел ты!

Так вот. Несмотря на то, что один, видимо, жестко сох по бывшей другого, они почему-то очень дружили.

Это не нравилось не только нам – учителя тоже стали недовольны. Только мы-то хотели получить обратно Сэма, а они – Странного.

Странный просто всегда был отличник, на золотую медаль шел, а тут вдруг совсем перестал учиться. И наезжали за это почему-то на Сэма. Их стали рассаживать. Как долбаные цветы.

VI

– …Важнейшая идея квантовой теории – наблюдатель необходим не только для того, чтобы наблюдать свойства субатомного феномена, но и для того, чтобы заставить эти свойства проявиться, – читал Странный с листка. Его скучный доклад слушала только учительница. Мы немного оживились, когда он стал говорить про какую-то мышь и какого-то кота, но это оказалось еще скучнее и непонятнее.

Мы спросили у Сэма, пойдет ли он курить на перемене, но он не ответил. Не услышал. Хотя был без наушников. Сидел, откинувшись на спинку скрипучего стула, и пялился на свои лежащие на парте руки, как какой-то обдолбыш.

Мы позвали его чуть громче. Он удивленно посмотрел на нас, как будто только что проснулся, и сказал, что курить не пойдет.

Доклад Странного подходил к концу:

– …Первопроходцам квантовой теории казалось, что «эффект наблюдателя» подрывает предположение, лежащее в основе всей науки: что где-то существует объективный мир, независимый от нас. Если мир действительно ведет себя зависимо от того, как – или если – мы смотрим на него, что будет означать «реальность» на самом деле?..

Он дочитал и вернулся за парту.

VII

Наступил декабрь.

Сэм сказал нам, что возвращается в Москву. Объявил, что устроит последнюю пати – мы все приглашены.

Было, конечно, грустно, но, с другой стороны, Сэм уже был не тот, что прежде. Какой-то он стал более задумчивый, шутил меньше и вообще говорил как-то мало и иногда – невпопад.

Но пропустить вечеринку никто не захотел.

Мы набились к нему на хату чуть не всей параллелью – он охренел с этого, сказал, что тронут, дал кому-то денег и послал купить еще бухла.

Было весело, и чем веселее – тем грустнее, что Сэм все-таки сваливает. Пьяные, все причитали: «Ну ты не забывай нас», «Давай мы к тебе на каникулы приедем?», «Обязательно навещай нас!»

А Странный снова пришел позже всех, хотя теперь все понимали, что ничего он дома не учил и никакой домашки не делал. Но мы были в таком расстроганно-пьяном состоянии, что даже Странный нас в ту ночь не бесил. Он сел где-то в углу и просто стал смотреть.

И мы тут же про него забыли.

VIII

Сэм уехал. Как будто мы не сэйвились с самого сентября, а теперь умерли и реснулись там. Только снег и горечь во рту выдавали реальное положение вещей.

Пора контрольных была в разгаре. Все были на нервах, особенно девчонки. Хотя, если задуматься, это глупо, что они всегда так пекутся об учебе – не их же в армию заберут.

А Странный вдруг стал еще более странным. С ним прям что-то непонятное творилось: ходил вечно на постных щах и как-то весь посерел. И не то чтобы нам было до него дело, но мы все-таки очень удивились.

И однажды на уроке черчения мы все поняли.

Училка по черчению работала в нашем лицее только полгода и ни фига о нас не знала, и вообще ей было на нас трижды посрать. И вот она однажды открывает журнал, а оттуда, видимо, забыли Сэма убрать. И когда она дошла до его фамилии, Странный вдруг заплакал. Заплакал! И тут же вышел из класса.

Мы сначала ничего не поняли, а потом поняли все.

И как заржем!

IX

Итак, он, значит, к Сэму больше всех неравнодушен был. Нас тянуло блевать, и одновременно нам всем стало так весело, что мы сорвали не один урок.

Мы сделали его жизнь по-настоящему невыносимой. Даже как-то стыдно перечислять все, что мы делали.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

…И мы, конечно, написали Сэму в Москву – хотели, чтобы он понял, как был неправ, променяв нас на Странного. Но Сэм читал наши сообщения и не отвечал.

В какой-то момент даже дубиноголовые учителя доперли, что к чему, и однажды психологиня взяла и забрала Странного с урока. Лол.

А потом и родители прочухали мазу.

X

Когда на следующий день Странный не пришел в школу, девчонка из тех, которые всегда откуда-то все знают, сказала, что отец его сильно побил.

Когда она это сказала, весь класс взорвался смехом.

Потом были выходные. Мы все забыли про Странного.

А в понедельник одна из тех девчонок говорит: