Персона

Игорь Вайсман

Соприкосновение миров

Красота является отпечатком

Космической Правды.

Истина – это свет красоты. Она

принадлежит миру бессмертия.

    Петр Донов

Серега Бурцев едва успел заскочить в отъезжающую маршрутку. Так, что ему чуть не прищемило ногу закрывающейся дверью. И тут же женщина, занимавшая одно из мест для детей и инвалидов, встала и подошла к водителю рассчитываться за проезд.

«Повезло», – подумал Серега, бухнувшись на освободившееся место, посмотрел на часы и достал смартфон.

– Никитос, ты как? – громко, с пылу с жару, гаркнул он в трубку. – Уже подъезжаешь? Молодец, брат! А я пробегал, дел навалилось, сам знаешь, только что сел в автобус. Если чуть опоздаю, ты займи этих парней разговорами. Их нельзя упускать, когда такой шанс еще будет? Усек? Ну давай, держи хвост пистолетом!

Сунув мобильник в карман, Серега наконец расслабился, блаженно закрыл глаза и разлегся на сиденье так, что своими ногами уперся в чьи-то ноги напротив.

«Все будет в шоколаде! – сказал он самому себе. – Будет и у нас небо в алмазах!»

Сидевшая напротив девушка не стала делать замечание шумному парню, чувствующему себя хозяином в общественном транспорте, а лишь безропотно подобрала свои ноги. Это была на удивление редкостная красавица, но ее красоту не то чтобы портил, а как-то с ней не сочетался усталый, разочарованный взгляд, от которого невольно вспоминались слова известной песни группы «Наутилус Помпилиус»: «Здесь женщины ищут, но находят лишь старость».

Бурцев тем временем решил еще кому-то позвонить, сунул руку в карман, открыл глаза и тут увидел ту, кого заставил потесниться. В тот же миг он словно провалился в иное измерение. Напротив сидело существо из другого мира – девушка невообразимой красоты – и смотрело прямо ему в глаза.

Она так не подходила этому фыркающему, дребезжащему, разбитому пазику, этому грязному полу, этим людям, что со скучающими, пресными лицами ехали по своим будничным делам, радиоприемнику, орущему какую-то чушь, и ему самому, Сереге Бурцеву, со всеми его мыслями и занятиями. Как она вообще оказалась в этой колымаге, катящейся по асфальту на одном лишь честном слове?

Вспоминая потом об этом, Серега не смог представить черты ее лица, видно не до того было. Не смог припомнить и как она была одета. Казалось – в каком-то неземном облачении.

Бурцев застыл в одной позе, словно его целиком сковали гипсом: с вытянутыми ногами, с рукой, полезшей за смартфоном во внутренний карман куртки да так там и оставшейся, с приоткрытым от изумления ртом. Со стороны это, должно быть, выглядело нелепо. Тем не менее его мысли неслись своим чередом, подчиняясь только им известным правилам. Серега вдруг ощутил себя каким-то маленьким. Почему-то все, чем он жил до сих пор, чем ежедневно занимался, чему посвящал отпущенное Небесами время, к чему стремился, показалось ему пошлой суетой, мелкой, бездарной, бессмысленной. А Истина – вот она, перед ним, во всем блеске абсолютного совершенства.

Наверное, некрасиво и неудобно вот так ехать с незнакомой девушкой, сидящей напротив, в метре от тебя, вылупившись на нее, и молчать. Но чтобы это осознать, следовало прийти в себя. А у Сереги не получилось.

Кажется, он проехал свою остановку, куда так стремился. Но до этого ли ему сейчас было?

А девушка приехала. Она встала, молча протянула водителю мелочь и вышла.

Водитель же оказался не слишком галантен. Он открыл дверь прямо перед грязной лужей, отчего красавице пришлось напрячься, чтобы не запачкать ног.

Преодолев препятствие, девушка оказалась в грубоватых объятиях поджидавшего ее небритого и несвежего кавалера в сильно истертых джинсах. Тот громко рыгнул и, запинаясь, произнес:

– Маришка, это ты правильно сделала, что приехала.

Кавалер подхватил ее под руку, скорее не затем, чтобы помочь, а чтоб самому не упасть. Странная пара направилась к ближайшему подъезду обшарпанной девятиэтажки.

Пазик поехал дальше, а над городом стали сгущаться сумерки. Их прочертила и сразу погасла падающая звездочка. Ее слишком яркий свет оказался непонятен и чужд этому тусклому миру. Оттого он и проглотил ее.

Ее глаза. Попытка описать неописуемое

Сознаюсь: грешен! Вовсе не глаза возбудили поначалу мой пристальный к ней интерес. Мужчин в женщинах привлекают… ну, известно что. А ее глаза я первое время вообще представлял довольно туманно. Даже не знал, какого они цвета. Позор, да и только! Если бы я знал тогда, во что выльется этот мой обычный мужской интерес…

Мое любопытство стремительно росло, и вот однажды я задался целью выяснить, какого же все-таки цвета у нее глаза. И для этого подстроил «случайную» встречу.

«Ага, карие! – Мой любимый цвет!..»

…Вот только вместе с цветом я увидел в них и нечто другое. Очень много всего. И оттого, наверное, мой банальный интерес быстро и незаметно, даже не спросив, а нужно ли мне это, перерос во что-то качественно иное.

Да только не ко двору пришлись все мои интересы. Явно не в таком спутнике жизни она нуждалась. И больше я ее не вижу. Но эти глаза… Они являются ко мне во сне и наяву. Они терзают мою душу. Они сломали мне жизнь. Мыслимо ли их забыть!

Ее глаза – это целая жизнь в рамках нашей общей жизни. Они – часть ее и в то же время – сами по себе. Они – нечто цельное, наполненное, законченное, но при этом бесконечное. Это – отдельная Вселенная в общей Вселенной. Можно не изучать Вселенную, чтобы постичь ее безбрежность, – достаточно заглянуть в ее глаза.

Я неоднократно пытался их описать. Но всякий раз сдавался, понимая, что подходящих слов мне не отыскать. То, что сейчас пишу, – жалкая попытка, отдаленное приближение… Но я не в силах не делать эту бессмысленную работу. Наверное, если б я был художником, то намалевал бы массу картин с изображением этих глаз. А будучи композитором, насочинял бы не меньше мелодий. Увы, такими талантами я обделен, вот и перевожу бумагу. Сколько еще будет таких попыток…

Ее глаза такие живые, они как будто живут своей самостоятельной жизнью. И такие выразительные, что по ним можно сразу, без слов, понять ее настроение. Она может ничего не говорить – все скажут глаза.

А какие они внимательные, от них не ускользнет ни одна мелочь. Глядя в них, сознаешь: перед тобой нечто высшее, неисчерпаемое, непознаваемое…

Эти глаза добрые, хотя сама она не всегда бывает доброй. В них столько понимания и прощения! В жизни она не всегда такая, но раз в ее глазах все это есть, значит, такова ее суть. Она такая, как говорят ее глаза. Просто, видимо, иногда вынуждена надевать маску. Но никакой маской не спрятать этих глаз!

В ее глазах столько ума и спокойной мудрости. Они излучают умиротворенность и какую-то неподдельную истину. При этом они скромны, не кричат о себе, не выставляются напоказ… Но, разглядев их, ты станешь пленником этих глаз. И больше не захочешь свободы.

А как они прелестны, ее глаза! Ими просто невозможно налюбоваться! Какое это счастье – смотреть в них!

Но что больше всего рвет мне душу – в этих самых прекрасных глазах часто, слишком часто, можно видеть боль, тревогу, озабоченность и разочарование. Они, похоже, там основательно прописались. И как же ужасно, что именно разочарования было больше всего в ее глазах, когда она смотрела на меня!

Эти глаза только излучают и ничего не поглощают. Но я мечтаю как о пределе желаний, чтобы они поглотили меня всего, растворили в себе, как в Нирване. Может быть, тогда я и смогу их описать.

Алла Валько

Несколько мужских портретов

(реальные истории, рассказывая которые, я изменила имена действующих лиц)

Неординарный ухажер

Однажды я беспечно шла по дорожке возле парка «Фили» и не слышала предупреждающего сигнала машины. Я только почувствовала, как кто-то сильно дернул меня за руку, оттаскивая в сторону от надвигавшейся на меня опасности. Так я познакомилась с Виктором, который в то время работал охранником в этом парке. Несколько лет назад его боевой пост находился в ресторане в центре столицы.

Вот какую историю, связанную с прежней работой, он мне рассказал. В помещениях, где работал Виктор, всегда было много крыс. Охранник умело боролся с ними. Он наливал в миску водку «Путинка», которая в то время была самой дешевой, и рядом клал кусочек сыра. Крысы оказались настоящими алкоголиками. Они напивались до бесчувствия и отползали, падая вокруг миски. Тогда Виктор убивал их ударами палки.

Как-то накануне Нового года в ресторан приехала комиссия с проверкой санитарного состояния помещений. Виктор только что закончил очередной бой с крысами и победно шел по коридору с целлофановым пакетом в руках, в котором находилось несколько дохлых грызунов.

Увидев шедшую навстречу ему процессию, Виктор решил избавиться от пакета, чтобы его вид не испортил настроения членам комиссии, особенно ее женской части. Он слегка взмахнул рукой, чтобы отбросить пакет подальше к стене, но явно не рассчитал, и пакет упал не на пол, а ударился о стену коридора и рикошетом от нее упал под ноги одной из дам, которая начала отчаянно визжать. Скандал удалось замять, но Виктор тем не менее был переведен на другой объект.

«Влюбленный» Виктор добивался моей благосклонности, но все его усилия привлечь к своей персоне мое внимание были напрасными, о чем я и сообщила ему. Виктор горячо возражал против такой несправедливости. Он подготовил серьезный аргумент, которым хотел сразить меня наповал. Он заявил, что как мужчине ему нет равных. И в доказательство рассказал, что если в родной Инзе в необеспеченные девяностые годы женщины платили ему за удовольствие по сто – сто пятьдесят рублей, то сейчас в Москве дают по три-четыре тысячи. У меня глаза на лоб полезли, однако Виктор не понял почему и спросил: «Разве это много?» Он искренне недоумевал, так как от всей своей широкой души предлагал мне себя совершенно бесплатно, а я от его услуг отказывалась!

Такой вот мне попался неординарный ухажер!