Этносы и «нации» в Западной Европе в Средние века и раннее Новое время

. Общее постигается умом, и именно оно является предметом науки. Частное многообразие объектов, объединяемых по общности их свойств и признаков, редуцируется к условным, «общим» родовым категориям. По определению Аристотеля, «род есть то, что сказывается в сути о многих и различных по виду [вещах]»

. Еще более ясно формулирует Порфирий: «… род есть то, что сказывается о многих и различных по виду вещах, при указании существа этих вещей, а вместе с тем мы обозначаем вид как то, что подчинено разъясненному выше роду…»

.

Другими словами, родовые категории представляют собой универсальные модели и идеальные типы, которые в классификации объединяют реальные единичности («многие и различные по виду вещи»), обладающие известными общими чертами.

Согласно описательным моделям Аристотелевой топики, «то, что род не содержит, не содержит и вид. Однако не необходимо, чтобы то, что вид не содержит, не содержал род. Но так как о том, о чем сказывается род, необходимо сказывается и какой-нибудь из его видов и так как все то, что обладает родом, или обозначено [словом], производным от этого рода, необходимо обладает одним из его видов или обозначено [словом], производным от одного из его видов»

. Виды объединяются в роды лишь по части собственных свойств, и роды, таким образом, могут объединять весьма непохожие видовые единицы, имеющие, однако, некие общие существенные черты.

В идеале родовые категории призваны охватить собой не только известные «единичные» объекты, но и вновь открываемые. В этом смысле, метод византийцев идентичен современному; оба они обращены в будущее – в освоение непознанного через подобие и аналогию. Византийская таксономическая иерархия была содержательно и методологически унаследована от античности, классифицируя и систематизируя не только известные, но и новые, открываемые объекты.

Приведем несколько примеров из историографии. Зосим в V в., определяя гуннов, подводит их под классификационную (родовую) модель скифов, отчетливо при этом осознавая, что народ этот новый и не тождественный древним скифам: «некое варварское племя поднялось на скифские народы, жившие по ту сторону Истра, которое прежде не было известным и тогда неожиданно появилось – звали их гуннами, их же следует именовать либо царскими скифами, курносым и слабым народом, как о них говорил Геродот, живущим на Истре, или же теми [скифами], которые переселились из Азии в Европу….»

. Другими словами, автор отнюдь не думает, что гунны во всем тождественны скифам Геродота; в его классификации гунны – это одна из разновидностей идеального родового понятия «скифы», аналогичная некоторым видам древних скифов.

Этот метод византийских интеллектуалов, искавших ключ к объяснению современного мира через установление подобий и аналогий (ср. с ????????? «сопоставление», «сравнение» в риторике

), способствовал сохранению целостности и внутренней непротиворечивости византийской системы знаний и обеспечивал ее способность к распознаванию и систематизации новых объектов.

Проблема заключается в том, что византийская таксономическая сетка тождеств и различий, на основе которой и проводилось приведение новой информации к уже известным моделям, значительно отличалась от современной. Византийские схемы в части классификации народов существенно отличались от современных вследствие применения иных, нежели в современной науке, классификационных критериев. В отличие от современных этнических классификаций, византийцы практически не применяли языковый критерий.

Именно эта последняя особенность византийской классификационной модели, отодвигавшей языковый критерий на второй план, и делает ее столь непохожей на современную. Если современная наука выставляет главным критерием в систематизации народов их языковую принадлежность, то византийское знание классифицировало народы посредством их локативных параметров. В качестве вторичного, дополнительного критерия учитывались социо-культурные характеристики народов. В зависимости от места обитания народа (Галлия, Дунай, Северное Причерноморье, Кавказ, Анатолия, Ближний Восток, Северная Африка и т. д.) и его образа жизни (кочевой/оседлый) на него переносилась та или иная традиционная модель, а вместе с ней и маркирующий этникон.

Начнем с того, что критерий географического локуса (??????, отчизна, родина) являлся базовым в персональной идентификации византийцев. Византиец ассоциировал себя и других своих соотечественников в первую очередь с местом рождения и, соответственно, с людьми, живущими там. ?????? может обозначать деревню, город, провинцию, историческую область (Исаврия, Фракия, Вифиния, Пафлагония, Каппадокия, Понт и т. д.), государство (например, Романия) в их географическом аспекте. Важная роль narpig, как одного из распространенных способов идентификации человека, удостоверяется моделями византийской антропонимики, и особенно прозвищами, которые указывают на географическое происхождение их носителей. Идентификация человека по локативному прозвищу, происходящему от места его рождения или жительства (Кесарийский, Газский, Каппадокийский, Трапезундский, Пафлагонец, Исавриец и т. д.), была довольно обычной для Византии, которая унаследовала этот способ маркировки от прежних времен. Локативное прозвище считалось, по-видимому, наиболее простым и удобным способом обозначить индивидуальность человека.

Любовь византийцев к родине удостоверяется многими текстами, представляющими собой особый жанр patria, который служил манифестацией этой ностальгии по родине. Одной из наиболее разработанных ветвей византийского жанра patria была Patria Constantinopolitana, «Константинопольская отчизна», скрупулезно описывающая топографию Константинополя, его памятники, церкви, святые места, административные здания, дворцы, рынки и т. д.

Хорошо известны многочисленные аналогичные описания больших и малых городов помимо Константинополя, особенно для раннего византийского периода. Мы знаем о раннем византийском описании Антиохии, Фессалоники, Тарса, Бейрута, Милета и других городов империи

. От последующих периодов до нас дошло несколько экфрасисов, восхвалявших многие большие и малые центры византийского мира: Антиохии, Никеи, Трапезунда, Ираклии Понтийской, Амасьи т. д.

Любовь к родине проявляется не только в patria и экфрасисах, она обнаруживается как структурно выделенный элемент в других жанрах византийской литературы. Жанрово это могла быть история родного города или области, как, например, «Взятие Фессалоники» X в., написанная Иоанном Каминиатом. Он описал арабскую осаду и захват Фессалоники в 904 г. «Наша отчизна, мой друг, Фессалоника» (????? ?????? ????????????? ????????????) – начинает Иоанн Каминиата свое описание красот Фессалоники, таким образом предваряя скорбный рассказ о том, как нападение арабов разрушило эти красоты города и почти сравняло Фессалонику с землей

. Значимость пространственного измерения в идентичности человека особенно ярко видна в византийской агиографии. Одним из обязательных элементов агиографического повествования было указание на точный географический локус, из которого происходит святой (как один из византийских агиографов в конце IX в. сформулировал это: «Но поскольку это является обычным при написании истории рассказать кем являлся [человек] и откуда [он происходит]…»)

. Обычно агиографы давали краткие хвалебные характеристики месту рождения описываемого ими святого («выдающийся», «славный» город», «блаженный остров» и т. д.), будучи особенно внимательными к тому, было ли это место колыбелью других святых людей в прошлом. Агиограф будто пытается найти основания для выдающихся достоинств святого, в частности, и в характеристиках его отчизны, влияющих на нрав обитателей.

Необходимо подчеркнуть, что био-географические особенности происхождения связаны не столько с этническими, племенными или религиозными компонентами идентификации, сколько с «культурной» и «психической». Византийские авторы, описывая свою собственную или чью-то отчизну, не уделяют никакого внимания этнической или конфессиональной принадлежности ее населения, однако в то же время часто подчеркивают «культурные» преимущества или недостатки (добродетели, воспитание, образование), связанные с той или иной местностью. Географический локус сам по себе, особенности его пространственности предопределяют качества и характер его жителей. Бессознательный и подсознательный географический детерминизм, коренящийся в античной традиции, оказался весьма функциональным в мировидении византийцев. Таким образом, отчизна была не более чем локусом, географическим местом происхождения и обычно не имела ничего общего с конфессиональной или этнической (в нашем смысле) характеристикой его жителей.

Внимание к географическому происхождению того или иного лица, по-видимому, имело связь с более общими «био-географическими» идеями древнегреческой астрономии/астрологии, физиологии и географии, которые сочетались в теории климатов. Климатическая теория была продуктом развития эллинистической астрономии и географии. В астрономии-астрологии изначально под климатом (????? «наклон», «склонение» от греч. ?????) понимался угол наклона полярной оси небесной сферы по отношению к горизонту, увеличивающийся по мере удаления от экватора. Причем именно для астрологии широтные изменения были наиболее существенны – для составления гороскопа угол склонения небесной сферы в определенной точке земли имел принципиальное значение. В географии под климатом понимался угол наклона падающих солнечных лучей к земной поверхности, от которого зависела долгота дня – на юге, соответственно, дни были короче, а на севере длиннее. Климатами обозначали зоны на земной поверхности, средняя долгота дня в которых разнилась примерно на У часа, что напоминало современные временные зоны

. Позже с развитием теории климатов античная наука пришла к идее широтных зон на поверхности земли, протянувшихся с востока на запад и располагающихся с юга на север параллельно экватору. В населенной части земли выделялось 7 климатических (т. е. широтных) зон от Мероэ на юге до Борисфена (устье Днепра) на севере. Окончательное оформление идея широтных параллелей нашла у Клавдия Птолемея

.

Соединение географической, физиологической и астрологической концепций привело к представлению о влиянии широтных различий на людские нравы. Еще Гиппократ сформулировал зависимость природных качеств людей от влияния окружающей их природной среды

. Посидоний связывал интенсивность солнечного света и влияние других небесных светил с географическими характеристиками земной поверхности, а их, в свою очередь, – с нравом живущих там народов. Крайние южный и северный климаты он определял через этниконы – «эфиопский» и «скифский и кельтский» соответственно. Хотя Посидоний, по всей видимости, продолжал рассматривать климат не как широтную ленту, но как регион

. Вероятно, первым артикулировано формулировал этнографический аспект климатической теории Плиний Старший, постулировавший зависимость флоры, фауны и человеческих нравов от широтной локализации

.

Идея связи между географическим локусом и нравами как индивидов, так и народов отчетливо прослеживается в корпусе астрологических текстов. Особенности географического происхождения, влияющие на «культурные» особенности народов, в немалой степени обусловлены небесными светилами, в первую очередь, Солнцем и Луной, которые воздействуют на различные точки на земной поверхности по-разному. Астрологические описания климатов, начиная с А. Буше-Леклерка, выделяют в особый жанр астрологической хорографии: это, как правило, краткие трактаты, содержащие соответствие различных регионов ойкумены с управляющими ими знаками зодиака и светилами

. Наиболее теоретически насыщенная и стройная астро-хорографическая концепция содержится в «Тетра-библосе» Клавдия Птолемея

. Именно описание народов Птолемей считает важнейшей астрологической задачей: «… предсказание посредством астрономии обнимает два самых больших и важных раздела… первый и в большей степени родовой охватывает относящееся к целым народам, странам и городам и называющийся всеобщим, а второй и по большей части видовой – это раздел, относящийся к отдельным людям, именуемый генефлиалогиальным…»

. (Отрывок, помимо прочего, ярко демонстрирует использование родовой-видовой систематизации в научном дискурсе.) Далее, чуть ниже Птолемей говорит: «Итак, разграничение своеобразия народов осуществляется по целым параллелям и углам, через их положение относительно проходящего через середину зодиака круга и Солнца…» и затем подробно развивает эту идею на многочисленных частных примерах

. Астрономическая этнография Птолемея детально исследовалась А. Буше-Леклерком, Э. Хонигманном и Марком Рили, и мы к ней еще будем возвращаться.

Согласно общепринятым идеям, выводимым из астрологических и географических представлений, превосходство римлян и греков состоит в том, что они живут в серединной части ойкумены, находясь в наиболее благоприятном климате, который сочетает идеальный баланс между горячей и холодной натурой. Другие народы находятся в регионах, располагающихся слишком далеко от климатического равновесия, что приводит к определенному дисбалансу в их натурах. Только римляне и греки, проживающие в серединной части цивилизованной ойкумены, обладают гармоничным национальным характером

.

Теория климатов была хорошо известна в поздневизантийское время. Георгий Пахимер в XIV в. повторяет традиционную античную схему, утверждая, что природные способности людей, их характер и темперамент зависят от силы солнечного света и теплоты климата. Южане, которые получают больше солнечного света, – умны, способны в области искусств и наук, но слишком изнежены и неумелы в бою; северяне же, живущие в условиях холодного климата, – бледны, недалеки, жестоки, грубы, но и более воинственны. Географическое положение, как объясняет Пахимер, прямо влияет на характер, предрасположенность и природные способности человека

. Подобные рассуждения (хоть и не столь подробные и концептуальные) встречаются и у других авторов

.

В византийское время климатическая теория продолжала находиться в тесной связи с астрологией. Получил распространение жанр особых списков ?????? ????????, «знаменитых городов», представлявших собой перечисление главных городов ойкумены (преимущественно греко-римской) с указанием их координат, которые группировались по широтным климатам

. В XIV в. астролог Иоанн Катрарий вполне закономерно в контексте греческой астрологии связывал судьбы народов с их с локализацией. Он выделял семь широтных климатов и устанавливал зависимость их от конкретных планет и знаков зодиака. В его описании занимаемое место в климате и соответствующая зона небесной сферы влияют на судьбы городов, а, следовательно, и людей, живущих там

.

Как мы видим, астро-географический детерминизм, коренящийся в античной традиции, оставался функциональным и в мировидении византийцев. Пространственные обстоятельства рождения (небесные и земные) как отдельного человека, так и сообщества людей находились в прямой зависимости от локуса.

Существенное значение локативного аспекта для формирования персональных характеров и коллективных черт людских сообществ выдвигало на первый план географическое знание. В географии византийцы вплоть до XV в. придерживались выработанной в античности карты мира, опираясь, преимущественно, на Страбона. «География» Птолемея была известна византийцам, но использовалась мало. После введения «Географии» Птолемея в научный оборот Максимом Планудом в 1295 г., ее влияние усилилось – византийские географы, корректировали Старабонову и Птолемееву системы через их сравнение и добавление новых сведений

. Пространства на север от Дуная и далее на восток до края обитаемой части земли географы продолжали классифицировать как Скифию, которая на юг простиралась до реки Инд. Каспийское море по-прежнему рассматривалось заливом Океана или озером, отделенным от Океана узкой полосой земли. В Скифии у Каспийского моря упоминались земли гуннов, гирканцев, массагетов, тохаров, саков и т. д. На Ближнем Востоке они выделяли Месопотамию, Персию, Аравию, Мидию, Армению и т. д. При этом вся поверхность обитаемой части земли делилась на семь климатов

. Народы, соответственно, именовались в строгом соответствии с этими географическими названиями.

В конечном счете, византийский метод приводил к парадоксальному, на современный взгляд, переносу древней терминологии на новые средневековые реалии, что современного исследователя нередко вводит в замешательство. Однако тут парадоксального мало, ибо современная научная таксономия работает принципиально так же, используя родовые и видовые категории, возникшие в разное время и часто весьма условные. И мы, например, употребляем именования «Америка», «Австралия» и многие другие лишь в силу научной традиции, но не от того, что они адекватно отражают какие-либо специфические географические, культурные или этнические характеристики. Отличие византийской научной классификации от современной заключается лишь в использовании разных квалификационных критериев.

Примечания

Постановку вопроса с характерными примерами см.: Бибиков М.В. К изучению византийской этнонимии // ВО. М., 1982. С. 148–150.

Dieterich K. Byzantinische Quellen zur L?nder- und V?lkerkunde, 5.-15. Jahrhundert. Leipzig 1912 (repr. Hildesheim, New York, 1973). S. XV–XVII; Dit-ten H. Der Russland-Exkurs des Laonikos Chalkokondyles, interpretiert und mit Erl?uterungen versehen. Berlin, 1968. S. 3-11.

Hunger H. Die hochsprachliche profane Literatur der Byzantiner. Bd. I–II. M?nchen, 1978. Bd. I. S. 71, 407–408 и др., и особенно S. 509; см. там же Ibid. Register (рубрика Archaisieren); Hunger H. On the Imitation (МШНХ1Х) of Antiquity in Byzantine Literature // DOP. 1969–1970. Vol. 23. P. 15–38.