Вознесенские казармы. Выпуск 2

Политическая риторика эпохи Л.И. Брежнева отличалась величавым спокойствием. Это выражалось в четком позиционировании иерархии общества: народ – партия – Центральный комитет – Политбюро – Генеральный секретарь – Ленин как символ государства. Слово «лично» выступает как индикатор сакральной позиции высшего руководителя страны. Нельзя не заметить регулярных уточняющих повторов в приведенном тексте: «настоящая, позитивная», «недостатков и упущений», «трезвый и обстоятельный», «способствовал и способствует», «всегда и во всем». Нарастающая сила музыкального звучания – крещендо – отчетливо прослеживается в перечислении властных структур страны. Отметим, что в риторическом плане перед нами красиво построенный сбалансированный текст, архитектоника которого ассоциируется с канонами религиозного дискурса. Вырождение такого текста приводило к появлению штампов.

Деформация языка в духовном общении проявляется как замещение этого общения его низкопробными копиями. Если ключевой функцией духовного общения является самовыражение, то видимость самовыражения – это заимствование, чужая речь вместо собственной. Это серьезная проблема всего мирового сообщества, а не только нашей страны. В академической, научной и художественной сферах общения такое коммуникативное поведение квалифицируется как плагиат. Распространение электронной формы передачи информации резко облегчает копирование чужих текстов. Размещение авторских текстов в открытом доступе провоцирует недобросовестных людей брать фрагменты этих текстов и выдавать их за свои. Защита таких текстов с помощью паролей и ограничения доступа к информации лишь частично спасает положение.

В сфере художественного творчества плагиат менее распространен, чем в других типах дискурса – отчасти потому, что научные и академические тексты в наше время стали массовым продуктом, а художественные в определенной мере сохранили свою уникальность или видимость уникальности. Существуют особые художественные жанры, состоящие в комбинировании существующих текстов – пастиш и римейк. Кроме того, авторское самовыражение может осуществляться в пародировании существующих текстов либо их переводе на другой язык.

Определить долю творческого содержания в том или ином художественном тексте весьма сложно. Так, например, автор может воспользоваться существующим сюжетом, не скрывая исходного текста, как это сделал Т. Манн в романе «Иосиф и его братья», или предложить свое развитие исходного сюжета, комментируя его, как это сделал М.А. Булгаков в романе «Мастер и Маргарита». В таких случаях нет оснований для того, чтобы говорить о профанизации исходного текста и деформации коммуникации. Спорным моментом для квалификации того или иного произведения как эрзаца является и ремесленный текст, например, в жанре дидактической мнемонической рифмовки или скороговорки. Граница между креативным и рутинным текстом весьма подвижна, и критерии для отнесения того или иного коммуникативного произведения к художественному либо какому-то другому дискурсу субъективны.

В эпоху А.С. Пушкина альбомные стихи рассматривались как поэтические тексты, а в наше время любой пользователь интернета может разместить в сети свои тексты под настоящим или придуманным именем. Читатель и критик могут определять художественный (или научный) уровень текста, степень его оригинальности и, если речь идет о произведении прошлого, степень влияния этого текста на творчество последующих авторов.

Анализ психологически релевантных признаков близких категорий креативности и эвристичности показывает, что к таким признакам относятся оригинальность замысла и богатство символических ассоциаций, которыми оперирует индивид, а также скорость порождения новых идей и способность быстро переключаться с одной идеи на другую. По-видимому, первые два признака, результативные по своей сути, относятся к креативности как способности человека, воплощенной в том или ином произведении, а вторые два признака характеризуют эвристичность как интуитивный поиск нестандартного решения. Соответственно, показателем отсутствия творческого содержания в тексте может служить предсказуемость и ассоциативная бедность произведения. Примером такого произведения может быть процитированный или придуманный авторами романа «Двенадцать стульев» стишок некоего цензора Плаксина: «Скажи, дорогая мамаша, какой нынче праздник у нас? В парадном мундире папаша, не ходит брат Митенька в класс» (Ильф и Петров). Массовая культура в своих худших образцах производит огромное количество подобных вульгарных текстов.

Если одной из функций духовного общения является самопонимание, то замещением этого трудно достижимого состояния выступает имитация самопонимания, состоящая в демонстрации внутреннего единства воли, чувства и разума человека, якобы открытого для общения с другим. Общение ради самопонимания осуществляется в специально созданном для этой цели речевом жанре – в дневнике. Показателем деформации такого общения является дневник, предназначенный для прочтения посторонними. Характерной особенностью современной массовой культуры, многократно усиленной благодаря новейшим технологическим достижениям, стало тиражирование того, что должно быть предназначено только самому себе. Разумеется, и раньше появлялись публикации дневников и личных писем, и возникли художественные и документальные тексты исповедального характера, но с возникновением жанра «блог» в интернете имитация самопонимания приобрела новое качество.

Перед нами новый комбинированный тип общения – достаточно заглянуть в «Живой журнал». Блоггер пишет одновременно самому себе, своим близким друзьям и неопределенно широкому кругу незнакомых людей. Происходит расщепление сознания, поскольку каждый из этих адресатов обладает спецификой. Автор настоящего дневника не озабочен построением своего имиджа, хотя может это делать подсознательно. Письмо к другу предполагает контролируемое самораскрытие. Письмо к незнакомым людям приобретает особое качество – автор как будто повествует о себе, но в действительности рассказывает другим о роде человеческом. Приведу несколько взятых наугад фрагментов из блогов (ники не называю намеренно).

В детстве я мечтала быть палеонтологом (это была примерно шестая позиция в списке из нескольких десятков профессий, выше нее были только учительница, десантник, продавщица пирожков, милиционер и, кажется, еще что-то). Палеонтологи, как я считала, только и делают, что копаются в песке маленькими кисточками и ищут кости динозавров – вполне привлекательное занятие для ребенка, особенно в свободное от десантирования на голову врагу время, правда?

Мы видим доброго чуть ироничного наблюдателя, живущего в гармонии с собой и миром.

Человек так устроен, что ему регулярно надо кого-нибудь благодарить. Не ритуально, а по-настоящему. Даже самый отъявленный негодяй испытывает потребность не только слышать слова благодарности, но и произносить. Без ежедневного «спасибо» мы как без витаминов – маемся, страдаем и можем даже умереть. К счастью, меня вовремя научили говорить «спасибо» родным, близким и просто хорошим людям. Но как и любой нормальный человек, я часто забывал это делать в тех нередких случаях, когда причиненное мне добро было не столь очевидно. Возможно, кто-то из этих людей даже читает эту колонку. Пользуясь случаем, я попробую наверстать упущенное.

Этот текст представляет собой сплав исповеди и проповеди. Обратим внимание на благородный замысел автора и нескрываемую боязнь впасть в патетику.

С фэйсбучега:

Молодой отец в панике звонит педиатру:

– Доктор, что делать? Трёхлетняя дочка напилась зелёнки!

– Так, а как ребёнок сейчас выглядит, что делает?

– Что делает… Улыбается зелёными губами, высовывает зелёный язык сквозь зелёные зубы… Доктор, что мне делать?!

В трубке смех врача:

– Фотографируйте!

Блоггер приводит жизненный случай, о котором было рассказано в социальной сети «Facebook». Этот анекдот в жанре черного юмора показывает конструируемый имидж автора дневника – насмешливый скептик. В соответствии с принятой традицией «по-албански» передана уменьшительно-ласкательная форма наименования сети.

Подведем основные итоги.

Лингвоэкологический подход к трем модусам языка – бытовому, институциональному и духовному – дает возможность установить угрозы языку в виде факторов, затрудняющих нормальное функционирование общения. Применительно к основным функциям бытовой коммуникации – оказанию воздействия, поддержанию эмоционального контакта и обеспечению симпрактического поведения – основными угрозами выступают инволюция языковых средств и неконтролируемая агрессивность. Основные функции институциональной коммуникации – ритуальное взаимодействие, организационная презентация и информирование – нарушаются при формализации общения, увеличении речевых штампов и форсированной демонстрации поддержки руководства со стороны подчиненных. Деформация духовного общения, основными функциями которого являются самовыражение, креативность и самопонимание, возникает в результате замещения этих функций их имитацией в виде плагиата и низкопробных копий, отличающихся предсказуемостью и отсутствием символических ассоциаций, а также путем замены самораскрытия конструированием имиджей. Если такая диагностика верна, то в качестве лечения должны выступить продуманная культурная политика, в том числе и языковая политика, препятствующая девербализации и языковой инволюции, а также планомерное увеличение доли рационального компонента в массовой коммуникативной практике.

Литература

Гудков Д.Б., Скороходова Е.Ю. О русском языке и не только о нем. – М.: Гнозис, 2010. – 206 с.

Жельвис В.И. Поле брани: Сквернословие как социальная проблема в языках и культурах мира. – М.: Ладомир, 2001. – 349 с.

Карасик В.И. Языковая кристаллизация смысла. – М.: Гнозис, 2010. – 351 с.

Клемперер В. LTI. Язык Третьего рейха. Записная книжка филолога / Пер. с нем. А.Б.

Григорьева. – М.: Прогресс-Традиция, 1998. – 384 с.

Колесов В.В. Русская речь. Вчера. Сегодня. Завтра. – СПб.: Юна, 1998. – 248 с.

Костомаров В.Г. Языковой вкус эпохи. Из наблюдений над речевой практикой масс-медиа. – М.: Педагогика-Пресс, 1994. – 248 с.

Кронгауз М.А. Русский язык на грани нервного срыва. – 2-е изд. – М.: Знак, 2009. – 232 с.

Лебон Г. Психология народов и масс. – СПб.: Макет, 1995. – 316 с.

Лотман Ю.М. О двух моделях коммуникации в системе культуры // Труды по знаковым системам. – Вып. 6. – Тарту, 1973. – С. 227-243.

Пинкер С. Язык как инстинкт. / Пер. с англ. – М.: Едиториал УРСС, 2004. – 456 с.

Шаховский В.И. Лингвистическая теория эмоций: Монография. – М.: Гнозис, 2008. – 416 с.

Эпштейн М.Н. Русский язык в свете творческой филологии разыскания // Знамя. – 2006. – № 1.

Habermas J. The Theory of Communicative Action. Vol.1. Reason and the Rationalization of Society. – L.: Heinemann, 1984. – 465 p.

    © В. И. Карасик, 2013

Языковая политика Французской Республики

    А. В. Кирюшина, Ю. Г. Карабардина
    Ярославский государственный университет им П. Г. Демидова

Языковое регулирование во Франции осуществляется государством на протяжении более 500 лет, и его роль в формировании языкового, а следовательно, национального единства французов огромна.

Франция одной из первых придала доминирующий статус латинскому языку. Первые акты по языковому вопросу – Муленcкий указ 1490 г. и Лионский указ 1510 г. – касались в основном судебных дел. Но уже указ Вилле-Котрэ 1539 г., утвержденный королем Франциском I, определил превосходство и исключительное положение французского языка во всех областях жизни. В одной из статей этого указа сказано следующее: «…nous voulons d’oresnavant que tous arrests, ensemble toutes autres procеdures, … enquestes, contrats, commissions, sentences, testaments, et autres quelconques, actes et exploicts de justice, ou qui en dеpendent, soient prononcеs, enregistrеs et dеlivrеs aux parties en langage maternel fran?ois et non autrement» («Мы (король) хотим, чтобы отныне все решения, приговоры, а также другие процедуры, … расследования, контракты, завещания и другие юридические и судебные акты провозглашались, составлялись и издавались сторонами на родном французском языке, и не иначе») [Ordonnance de Villers-Cotter?ts 1539].

В 1635 г. была основана Французская академия, главной целью которой была фиксация и регулирование состояния французского языка. Тогда же началась и работа над словарем французского языка, первое издание которого вышло только в 1694 году.

Закон Второго термидора Второго года Французской революции, принятый в 1794 г., проводил политику языковой централизации и был направлен против региональных языков, диалектов и говоров. Этот закон состоял всего из 4 статей и предусматривал шестимесячное тюремное заключение за употребление другого языка.

В 1882 г. было введено обязательное школьное обучение. В его основе лежал запрет на использование учениками родных языков или диалектов. До середины ХХ века французские учителя применяли наказания, вплоть до телесных, к ученикам, переходившим на другой язык. До этого же времени существовали специальные должности учителей-наблюдателей, которые следили за языком общения учеников на переменах. Принятый в 1951 году закон об обучении местным языкам и диалектам предусматривал только факультативное изучение в школе баскского, бретонского, каталонского и окситанского языков, а несколько позже к ним добавились корсиканский, гаитянский и меланезийский языки.

Со второй половины XX века с массовым проникновением во Францию американской культуры и засильем английских заимствований первостепенной задачей языковой политики становится контроль над качеством языковой нормы, в частности, защита литературного языка от англицизмов. Декретом 1972 года «Об обогащении французского языка» создаются министерские терминологические комиссии, призванные разрабатывать французскую терминологию для новых научных реалий взамен англоязычных терминов. В «Официальной газете» («Journal officiel») регулярно публикуются списки утвержденных (обязательных для употребления) и рекомендуемых слов: вместо software предлагается термин logiciel («программное обеспечение»), вместо hit-parade – palmar?s («хит-парад»), вместо doping – dopage («допинг») [FranceTerme].

31 декабря 1975 года, президент Франции Валери Жискар д’Эстэн подписал закон о защите французского языка от вторжения английского и любого другого языка, а значит, и чужой культуры [Gordon 1978: 458]. Закон также касался гарантий языкового статуса в определенных коммерческих и некоторых других сферах в самой Франции. Один из политиков, выступавших от Французской Коммунистической партии с посланием Сенату накануне принятия закона, выразил то, с чем согласились представители практически всех партий: «Язык – мощный определяющий фактор национального самосознания, посредник национального наследия, истинный проводник этого наследия… Мы не согласны с теми, кто смиряется с вырождением языка, с тем, что грамматика, лексика и стилистика становятся поверхностными, бедными и ненасыщенными, и что меньше и меньше людей изучают национальную литературу, которая является наследием и национальным сознанием» [Harold F. Schiffman 1996: 113].

В 1992 г. в Конституцию Франции добавили статью, определяющую, что единственным государственным языком во Франции является французский. Еще одна поправка, согласно которой региональные языки являются частью достояния Франции, была внесена в 2008 году [Loi constitutionnelle 2008].

Конституционный совет Франции в 1999 г. категорически запретил ратификацию Европейской хартии региональных языков, сочтя, что присоединение к ней нарушило бы конституционные положения о статусе французского языка [Dеcision n 99-412 DC du 15 juin 1999].