Жизнь языка: Памяти М. В. Панова

З.: Там нету авторов…

Т.: Да, конечно, да.

З.:…Там нет понятия фольклор, просто вот это санскрит. И, значит, вот так он учил языку. Между прочим, точно так же учил он и литовскому. Не то что, вот, знаете, там, какой-нибудь букварь или отдельные слова, или всё, а там мы брали сказку, которая называлась «Kаtinas ir zvirblis», значит, «Кот и воробей», и тоже вот так слово за слово, слово за слово мы вот учили эту сказку. В общем, я, пожалуй, ни у одного человека такой методики не встречала, причем такой последовательной… Он никогда не отступал от этой методики, вот так он занимался, и это давало свои плоды.

Я.: А какие-то еще учебники вы читали?

З.: Что?

Я.: Какие-то учебники, там, по грамматике читали или нет?

З.: По санскриту никаких учебников мы не читали. Литовский – я, честно говоря, тоже не помню, просто там был, наверно, словарь, было проще с литовским, а с санскритом это было иногда как головоломка, потому что слово очень сильно меняет свой состав в потоке речи в санскрите, и, чтобы понять, какая это исходная форма, мне приходилось, я не знаю, сколько лазить по словарю по этому вот (это был словарь такой Бётлинга в нескольких выпусках, значит, санскритско-немецкий и немецко-санскритский), чтобы найти эту исходную форму. Мне было очень интересно. Во всяком случае, мы так занимались.

Т.: А группа была небольшая, да?

З.: Я говорю, всего четыре человека было. Причем один был уже кончающий аспирант Серебренников (будущий академик), один был историк, ему было это нужно как историку, видно, и кроме того Кочергина и я…

П. (входя): Я вашу Наталью Алексеевну Кожевникову зауважал еще больше из-за ее словаря.[3 - Имеет в виду книгу: Кожевникова Н. А., Петрова 3. Ю. Материалы к словарю метафор и сравнений русской литературы XIX–XX вв. Вып. 1: Птицы. М.: ЯРК, 2000. С. 476.]

(Перерыв в записи.)

П.: Компаративист, вообще немаррист – это уже было обвинением. И один какой-то, ну, лжелингвист на обсуждении, желая потрафить гонителям Виноградова, сказал: «Виноградову надо дать по кумполу». Знаете?

З.: Да.

П.: Вот пример научной дискуссии.

Т.: У него были друзья?

З.: У Виктора Владимировича?

Т.: Да.

З.: Были. Но все-таки, наверно, не очень, да.

Т.: Мне кажется, он был не из тех людей, да? Он очень… Или это судьба просто такая?

З.: Ну, отчасти судьба, но отчасти…

Т.: Характер все-таки, да? (Пауза.) Из близких ему людей вот вы знаете кого-нибудь?

З.: Вот я как раз думаю. Ну, я знаю, что были близкие, но это не были ни филологи, ни лингвисты, а какие-то другие люди, по другим линиям. (Пауза.)

Т.: Бархударов какой был человек?

З.: Остроумный, умный, ленивый (Г. смеется), добрый. Ох, как я на него сердилась, когда я была секретарем этой юбилейной комиссии, а он ну ничего не делал, то есть ну просто ничегошеньки буквально, и на все так говорил (размеренно): «Ну, дорогая, не надо беспокоиться», – я даже не могу передать его…

Т.: Интонацию.

З.:…восточную интонацию, да.

Я.: А может, у него вообще такой стиль был, нет?

З.: Нет, у него был и вообще такой стиль, но я думаю, что он не любил Виктора Владимировича; так это, не для записи, – думаю, что вряд ли он его любил.

П.: Вообще, да?

З.: Да. А Виктор Владимирович про Бархударова говорил… что он говорил?…

П.: Виноградов был строгий. Только что я вошел в этот коллектив Института русского языка, а Виктор Владимирович меня еще ввел в редколлегию «Вопросов языкознания», и должны мы все, редколлеговцы, выступать, пропагандируя наш журнал. Вот была такая, что ли, перемолвка: в Библиотеке Ленина, в одном из таких каких-то зальцев там, собрались члены редколлегии и посетители, слушатели (это учителя, сотрудники институтов, просто любознательные люди), и все должны были говорить о нашем журнале, чтобы увеличить число подписчиков. Я тоже выступал, но, скажу, выступал очень плохо, потому что совершенно забыл о цели и на какую-то фонетическую тему размазню развел. Виктор Владимирович меня встречает после этого и говорит: «Вы нам принесли вред», – вы представляете?

З.: Да. Представляю.

П.: «После вашего выступления ни одного подписчика у нас не может прибавиться. Вы забыли цель выступления. Вы говорили про всякие свои фонетические дела, а ведь речь идет не о том, а о журнале шла речь». Вот он очень так строго сказал: «Вы нам принесли вред», – на меня это подействовало как огонь.

З.: Я вспомнила, как он говорил про Бархударова. Ну, Бархударов же довольно мало сделал в жизни… почти ничего, надо сказать.

П.: Что Бархударов?

З.: Ну, довольно мало сделал в жизни, в смысле написал, почти ничего. Ну, вот хрестоматия есть, учебник есть – Бархударов и Крючков, там, ну, я не знаю, сколько статей… и он обычно начинал работу и никогда не кончал. И Виктор Владимирович про него так говорил: «партработник от языкознания», что он всегда был комиссаром при ком-то, при каком-то большом ученом. Вот. Но человек он был в каких-то смыслах очень хороший.

П.: Кто – Виноградов или?…

З.: Бархударов, Бархударов. Могу сказать совершенно вот такую личную вещь. Я здесь не рассказывала, как я занимала деньги, нет? Значит, был тяжелый период в моей жизни, когда мне надо было переезжать из коммунальной квартиры срочно и покупать кооперативную квартиру. Денег у меня, конечно, не было, и мне приходилось занимать, ну, может быть, у десятка или больше людей. Приходилось занимать понемногу у очень многих, и все люди вели себя по-разному. Вот я очень хорошо помню нескольких. Вот как себя вела Шведова. Она была моим непосредственным начальником. Я, значит, молодая женщина, работаю у нее в отделе, в секторе это тогда называлось. Я сказала: «Наталья Юльевна, не могли бы вы мне дать взаймы», там, «на такой-то срок», ну, не помню, там, сколько, предположим, «триста рублей». Она так на меня посмотрела и сказала: «Елена Андреевна, надо уметь жить по средствам». А у меня была ситуация критическая, но я ей не объясняла, какая. Я сказала: «Хорошо, Наталья Юльевна». После этого я стала думать, у кого бы мне еще занять. Все-таки занимать надо у людей, у которых есть деньги, понимаете? Обычные мои сверстники – у них не было денег. А были деньги у людей в основном старше меня. Я, значит, решила попробовать у Бархударова. Я подошла к нему и говорю: «Степан Григорьевич, не могли бы вы мне дать взаймы», ну, предположим, «четыреста рублей». (Громко) Я говорю: «Степан Григорьевич, не могли бы вы мне дать взаймы четыреста рублей?» Он сказал: «Хорошо, дорогая, в четверг принесу». (Г. усмехается.)

П.: И принес?

З.: Ну, конечно, принес, всё, да.

Т.: Ни зачем, ни когда вернете…

З.: Ни зачем, ни почему, ни на какой срок…

Т.: Да.

З.: Да. Вот.

Т.: «Хорошо, дорогая…»

З.: Да. Вот это вот характер, понимаете?

П.: Всем приказано было громить этих самых – тех, кто поддерживал Синявского и Даниэля… как они назывались?., (пауза) диссидентов.

З.: Да.

П.: Ну, Бархударов не мог не выступать, директором был уже Филин, он должен был, иначе он не мог бы дальше работать. И Бархударов сделал такое длинное выступление. Он минут двадцать говорил: «Нам нужен дом. Это здание не годится, оно мало. В этом доме должно быть то-то, то-то», он перечислял, там, какое-нибудь машинописное бюро, ксерокопирующий кабинет. Последняя фраза: «Что касается всей этой истории, то я ее не одобряю». (Слушатели смеются.) Он не одобряет.

Т.: Ушел.